— Что тебя тревожит? — спросил Миротворец. Йокот еще поколебался немного, а потом слова сами слетели с его губ:
— Ты колдун, да?
Миротворец посмотрел на него, слабая улыбка шевельнула его усы, и он важно кивнул:
— Я умею пользоваться магией, да, хотя я скорее шаман, нежели колдун, или был им когда-то. Потом я научился многому, помимо шаманства, и теперь я скорее мудрец, чем маг.
Йокот насупился:
— Маг? Что это за слово?
— Выдуманное, — объяснил Миротворец. — Правильнее говорить «волхв».
— Что такое волхв?
— Это жрец в Междуречье. Волхвы предсказывают будущее и узнают волю богов по звездам.
— Волхвы пользуются магией?
— Да, но не такой, как я. Я начинал как шаман, и моя магия построена на этом.
Гном затрепетал и выпалил:
— А я смог бы тоже стать шаманом?
Миротворец какое-то время сидел и изучал глазами маленького человечка, а потом медленно произнес:
— Не могу сказать точно. Конечно, ты можешь научиться какой-нибудь магии, по крайней мере нескольким простым заклинаниям, а будучи гномом, ты скорее всего можешь постичь больше человека.
Йокот понурился:
— У меня мало способностей, хоть я и гном.
— Возможно, — согласился Миротворец, — а может быть, у тебя другой дар, не такой, как у других гномов.
В глазах Йокота блеснула надежда.
— Я сказал: «возможно», — предостерег его Миротворец. — Может быть, да, а может быть, и нет. Если в тебе есть задатки шамана, я их увижу.
— Как вы их увидите?
— По некоторым знакам. — Миротворец раздраженно нахмурился. — Первый из них — жуткое любопытство по отношению к миру вокруг нас, — можно даже сказать, докучливое любопытство, от которого тошно всем остальным окружающим.
Йокот понял намек и хотел уйти.
— А второй — чувство равновесия, основа понимания мира, — добавил Миротворец мягче. — Шаман от рождения наделен особым восприятием окружающего мира, предметов и стихий, он также по-особому чувствует свои собственные силы, но немногие смогли бы объяснить это словами, прежде чем не обучатся шаманскому искусству. Они просто знают это, вот и все.
Плечи Йокота поникли.
— У меня нет такого знания.
— Может быть, нет, а может быть, есть... Ты не можешь этого знать, даже если это знание было в тебе всю жизнь, потому что не можешь представить себе, что чувствуют те, у кого этого знания нет. — Он ткнул своим посохом в сторону догоравшего костра. — Почему он горит?
Йокот повернулся, удивленный таким очевидным вопросом.
— Ну... потому что дышит воздухом и ест дерево.
— Если ты способен говорить о костре «дышит» и «ест», то у тебя, возможно, есть то чувство, о котором я толкую, — сказал ему Миротворец. — Большинство на твоем месте ни словом не обмолвились бы о воздухе.
— Правда? — Йокот обернулся и посмотрел на старика с недоверием. — Всем известно, что костер душат, засыпая его землей, или топят его, заливая водой!
— Да, но они не задумываются, почему он гаснет, — они знают просто, что, если огонь засыплешь землей или зальешь водой, он погаснет, — улыбнулся Миротворец. — Надежда есть, Йокот. Я пока не могу судить, обладаешь ли ты даром шаманства, но я также не могу сказать, что это не так. А теперь ложись спать, или твои силы во время завтрашнего перехода лишь вспыхнут и погаснут, как огонь.
— Лягу. — Глаза гнома во мраке были раскрыты широко и видели больше, чем глаза Кьюлаэры, а возможно, столько же, сколько глаза Миротворца. — Спасибо тебе, мудрец, за надежду.
— Не за что. Но помни! — Миротворец поднял указательный палец. — Женщина не обязательно полюбит мужчину только потому, что он шаман!
Йокот пошел назад, глубоко задумавшись, улегся и снова укрылся листьями. Миротворец наблюдал за ним с легкой улыбкой и удивлялся тому, что нежданные слезы щиплют ему глаза. Он моргнул, чтобы прогнать слезы, и подумал: «Ах, Рахани! Есть еще люди с добрым сердцем на земле! Насколько проще мне было бы с этим зверюгой Кьюлаэрой, если бы в нем была хоть половина доброты этого гнома?»
И ему показалось, что в криках сов и шуршании листьев он услышал ответ.