— Вы имеете в виду Риббэна — из Федерального бюро, он из Коннектикута? Хороший парень, и ему все известно.

— Я тоже так думаю, — кивает головой Клив, — и я решил, что вы захотите с ним повидаться до встречи с шефом. Для порядка, что ли.

— Мне кажется, что это очень благородно с вашей стороны, Джимми. Когда я должен отправиться к шефу?

— Вроде бы сегодня, — вставил Домби, — часов в 10 вечера. Он так раскипятился по этому поводу еще и потому, что тут есть и другие закавыки. Понимаешь, Лемми, уж слишком все много болтают. Секретные данные известны повсюду: в Париже, Лондоне и так далее, будь все неладно. Уверяют, что все знали, где и когда будут сброшены британские парашютисты.

— Может быть, шеф думает, что и это я разболтал?

— Ерунда, — фыркнул Домби. — Это с твоим-то послужным списком! Не переживай, Лемми. Думаю, он всего лишь считает, что ты чуточку излишне откровенничаешь с дамочками. А почему бы и нет? Если ты находишь, что они преданы тебе телом и душой? Откуда ты должен был знать, что эта Марселина работает и на других?

— Я тут ни при чем. Я никогда не говорю о служебных делах со своими любовницами.

— Хотел бы и я сказать то же самое про себя, — вздохнул Домби. — Конечно, ни о чем серьезном я с ними не беседую, но все же когда-нибудь это, похоже, доставит мне массу неприятностей.

Я еще раз отхлебнул из бутылки и сказал Кливу:

— О'кей, значит, в 10 я буду у босса. Но, пожалуй, и правда стоит сначала переговорить с этим Риббэном. Вы сказали, что вы о чем-то договорились с ним?

— Да, — ответил Клив. — Он бывает здесь в одной забегаловке, что-то вроде бара возле Плас Пигаль, его держит Леон. Он сказал мне, что будет там сегодня около 9 часов. Сейчас без четверти. Думаю, что еще есть время заскочить туда и узнать, что он скажет, прежде чем ехать к старику.

— О'кей, я пошел. Ладно, потом увидимся.

— Надеюсь, что скоро, Лемми, — пожелал Домби.

— Увидимся сегодня же вечером, — добавил Клив. — Мне кажется, старик нам собирается преподнести какой-то сюрприз.

Спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу Роз. Быстро шагая по направлению к Плас Пигаль, я подумал со злостью: «Какого черта!»

Я решил немного прогуляться. А почему бы и нет? Я вовсе не спешу увидеться с этим Риббэном, а еще меньше горю желанием предстать перед очами своего начальства. Представляю, насколько интересной может быть наша встреча, так что заранее всего и не предугадаешь. Чем дольше я проболтаюсь на улице, тем позже наступит для меня срок неприятных разговоров. Во всяком случае, этот Риббэн может и подождать моего прихода!

Я медленно шагал, внимательно рассматривая парижские улицы, сравнивая их с Парижем 1926-го и 1939 годов. Оба раза я приезжал тогда расследовать кое-какие дела здесь, и тогда все шло превосходно. Возможно, в 1939 году мне город нравился больше.

Из головы у меня не выходила эта крошка Марселина. Умная девчонка, ничего не скажешь! Маленькое хитрое создание, которое умеет с нежной улыбкой подмешивать яд. Я бы отдал двухмесячную зарплату, чтобы узнать, что эта лиса наговорила на меня шефу и сколько в этом было правды. Возможно, я и на самом деле о чем-то с ней болтал, хотя мне следовало помалкивать в тряпочку. Интереснее другое: мне не хотелось ломать себе голову в данный момент над тем, было ли действительно важным то, о чем я с ней говорил.

Нет, сэр, сейчас я не буду рассуждать на эту тему…

Вы должны понимать, что в армейской разведке в Париже работают не ангелы. Уж поверьте мне. В доброе старое время, когда я был в числе первых среди ребят из ФБР в Нью-Йорке и ждал повышения, дела шли отменно. Может быть, я сам не понимал, как здорово мне жилось. Теперь же, когда небольшая горсточка нас, несчастных, работает здесь при армейской разведке и Секретной службе, все носятся с занятым видом, секретничают и говорят шепотом с таким видом, как будто от них зависит благополучие всего мира.

Но все же мне хотелось разузнать, что же натрепала про меня эта малютка Марселина…

Моя старушка мать, которая великолепно разбиралась в дамочках, может быть, поэтому говаривала когда-то, что человек, который вечно возится с представительницами слабого пола, не должен даже приближаться к нашей службе. Ну, возможно, она была права, а может быть, и нет, но сейчас я явно сидел на мели. Невольно начинаешь думать, не переоценил ли ты свои силы с этой вот Марселиной. Похоже, что девчонка была сообразительней, чем я себе представлял!

В дальнем конце улицы, по которой я проходил, виднелся свет. Я двинулся туда. Это была забегаловка под названием «Уилкиз», одно из многих злачных местечек. Бар, несколько бабенок, бутылки, расставленные по всему помещению. Спиртное чертовски дорого, так что завсегдатаю приходится выкладывать чуть ли не по 4 миллиона франков, чтобы хоть немного быть навеселе. А коли пьешь какую-то дешевую дрянь, то перед тем, как опустишь стакан на стол, ты даже замираешь и пытаешься сообразить, не огрел ли тебя кто-нибудь по башке или не обрушил ли Гитлер на твою голову один из своих фаустпатронов.

Я нагнулся над стойкой и знаками показал Уилки, что я хочу бренди из соответствующей бутылки. Выпив пару рюмок, я огляделся. Мистер Лемюэль X. Кошен, специальный агент ФБР, прикомандированный сейчас к Генеральному штабу разведки при Секретной службе армии Соединенных Штатов в Париже, к вашим услугам, и, если можно будет кое-что выведать у вас, сидя за столиком, уставленным батареей бутылок, он с удовольствием станет вашим собеседником.

Но в тот же самый миг по моей нервной системе был нанесен сильный удар: на противоположном конце стойки сидела, казалось, сошедшая только что с модной картинки моя старая приятельница Джуанелла Риллуотер. Сейчас она замужем за одним парнем, Ларви Риллуотером, которого считают чуть ли не величайшим взломщиком сейфов в Соединенных Штатах и которого вечно преследуют все полицейские Америки, причем они понапрасну тратят время, так как в этом отношении с мистером Риллуотером никто не может тягаться, его не возьмешь голыми руками.

Говорю вам, ребята, в данный момент вид этой крошки заставил мое сердце учащенно забиться по двум причинам: во-первых, из-за ее внешности, ну а о второй причине я вам расскажу через пару минут.

Она лакомый кусочек, эта Джуанелла. В ней всего в меру, все такое кругленькое и мягкое, никаких излишеств, но и сухой ее не назовешь. У нее зеленые глаза, рыжие волосы темного оттенка и такая прическа, что невольно начинаешь думать, будто ее создал самый лучший в мире парикмахер. Про ее фигуру можно сказать со всеми основаниями, что она гибкая и тонкая. Лучшего слова не подберешь. И в ней хоть отбавляй того, что знатные дамы ценят дороже жемчугов и платины, — я имею в виду очарование. Когда наши писаки изобрели термин «сексапильность», мне думается, они имели в виду Джуанеллу. Господь Бог наделил ее этим самым качеством вдвойне.

Она была одета в ярко-зеленый бархатный джемпер, пышную крепдешиновую блузку цвета чайной розы и юбочку, которые просто были созданы для нее. Нарядная шляпка, сделанная на заказ, была кокетливо надвинута на лоб, а ножки обуты в бронзового цвета туфельки на высоченных каблуках. Ручаюсь, что она с одного взгляда могла убить наповал любое существо в штанах. Любой пошел бы следом за ней как покорная овечка, куда бы она его ни повела. Готов заложить последнюю рубашку. Только ей не всякий пришелся бы по вкусу.

Вторая причина, почему меня несколько заинтриговало присутствие Джуанеллы в Париже, заключалась в том, что Джимми Клив, тот самый частный детектив, с которым я недавно разговаривал, наложил лапу на Ларви Риллуотера из-за дельца с банковским сейфом в Иллинойсе, которое было возбуждено против него за 18 месяцев до войны.

И в тот момент я сообразил, в чем заключается причина беспокойства маленького сыночка миссис Кошен, именуемого Лемми.

Поймите, ребята, что я один из тех поэтически настроенных парней, которые всегда ищут прекрасное. Уж у меня такая натура. Может быть, вы слышали, бродяги, про такого мудреца Конфуция, замечательного малого, у которого наготове умные советы на все случаи жизни, поскольку он не просидел всю свою жизнь на печи, а знал, почем фунт лиха. Так вот, он подытожил всю человеческую мудрость в одной простой фразе: «Женская красота подобна аллигатору, притаившемуся в кустах». Как раз в этот момент, когда венец творения воображает, что ему предстоит совершить великие дела, стоит какой-нибудь смазливой бабенке поласковей на него взглянуть, и все его благие помыслы полетели к дьяволу: через пару часов он плетется домой в предвкушении здоровенной головомойки от его дражайшей половины. И у него, ребята, коленки дрожат от страха. «Лучше, — продолжает тот же самый Конфуций, — лучше разозлить спящего тарантула, чем сделать ложный ход в присутствии какой-нибудь соблазнительной блондинки, которая получила медаль за образцовое поведение от Генриха VIII за то, что знала все правильные ответы, и которая сумела представить бесспорное доказательство своего добродетельного поведения, хотя монарх собственной персоной заставал ее в буфетной наедине с графом Джестером не менее четырех раз. Монарх все же был вынужден сменить гнев на милость в самый последний момент, когда палач уже точил топор».