Бригадир хмурится. И слушает и не слушает.

— А ну-ка, Бакалавр, пошли со мной.

Наклоняется и протягивает руку Гедговду. Тут уцепился, карабкается из траншеи. Выбрался, но из-под ног его обваливается косяк песчаной стенки. Гедговд оборачивается, качает головой.

И — вслед за бригадиром. Тот быстро шагает, широкая спина.

Мимо них опять — с носилками, с носилками…

И сидит на земле, как на восточном базаре, та бригада, что бьет камень на щебень.

удары молотков о камень.

И тачки катят вереницей, железные тачки. "Машина ОСО"! — две ручки, одно колесо…

грохот тачек, повизгивание колес.

Вот и подходят — близится дощаное временное здание, на фанерной двери кривая надпись углем: «Контора». Бригадир обернулся:

— Подожди меня здесь, Бакалавр. Если еще раз откажут, так мы… Обещающе кивнул, вошел в контору.

Мимо Гедговда Проходит автомобиль-самосвал и останавливается перед вахтой, тоже дощаной некрашеной будкой. Гедговду видно, как из вахты выходит ефрейтор, подходит к кабине шофера, проверяет его пропуск. На подножку вскочил, заглянул в кузов — не уцепился ли кто там? Потом прошел

к воротам — двойным, решетчатым из брусков. Внутренние развел внутрь, внешние — наружу.

А между конторой и вахтой — трое заключенных ошкуряют топорами долгие бревна.

стучали топорами — и перестали разом.

По всему низу экрана тянется их бревно. А они подняли глаза от топоров и покосились

туда, на открытые ворота. Самосвал, покачиваясь, прошел сквозь них.

а сзади нас — опять сигнал грузовика.

Ефрейтор от ворот оглянулся, но не оставил ворот открытыми, свел и внешние и внутренние.

Трое опять наклонились над бревном, работают.

стучат их топоры.

Опять самосвал, минуя нас и Гедговда, подошел к вахте. Ефрейтор повторяет все сначала: проверяет пропуск, осматривает кузов, заглядывает меж колес. И так же идет к воротам, открывает внутренние, разводит внешние.

топоры смолкли.

И все трое (лицо одного выделяется щедрой мужественностью) смотрят опять от своего бревна…

…на то, как выходит грузовик в свободные ворота. Как заводит ефрейтор наружные, закрывает внутренние.

А дальше от ворот — колючая проволока во много рядов. Столбы.

И вышка. На ней — часовой. Свесился через барьерчик, смотрит сюда, дуло карабина высовывается над барьерчиком. А с наружной стороны вышка обшита тесом, от ветра. Ведь ему туда не стрелять.

застучали топоры.

ШТОРКА. ПОСЛЕ НЕЁ ШИРОКИЙ ЭКРАН ПРЕВРАТИЛСЯ В ОБЫЧНЫЙ.

Комната конторы. За канцелярским столом — худой мужчина в форменной фуражке с молоточком и ключом — прораб. Рядом со столом прораба сидит майор МВД, очень жирный. Сбоку стоит С-213, он принес прорабу подписывать бумаги. Он сейчас — деловой, крепенький, и ломком бы мог ворочать.

голос от нас:

— Почва песчаная, осыпается чуть тронь. Глубина траншеи два метра двадцать!

Это — Т-5, бригадир. Он говорит со злостью:

…И вы обязаны делать крепление! Техника безопасности одинакова для всех! Заключенные тоже люди!

Лицо майора. Всем доволен. Его не проймешь! Даже нахмурился небрежно, не делает усилия как следует нахмуриться:

— Ах, тоже люди?! Ты демагогию бросай, Климов, а то я тебе место найду!

Прораб. Жестко, быстро, одновременно подписывая бумаги:

— Траншея — временная, и крепления не полагается. Сейчас уложите трубы — и завалите. Вам и дай крепление, так вы только доски изрубите да запишете в наряд! Знаю! А ставить не будете. Не первый год с заключенными работаю. Уходите!

Климов. Немного жил — и всю-то жизнь или солдат, или военнопленный, или заключенный. Да чем можно пронять этих людей? Слишком много пришлось бы сказать, если начинать говорить…

За спиной Климова распахивается дверь. В нее ныряет, не помещаясь, Гедговд. Он искажен, кричит:

— Бригадир! Засыпало наших!!

И убежал, ударившись о притолоку.

Лицо Климова!!

Спина!

И убежал. Только непритворенная дверь туда-сюда покачивается, покачивается…

ПО ШИРОКОМУ ЭКРАНУ

все это засыпает внезапным песком. Густой обвал желтого песка по всему экрану.

СВЕРХУ.

Мертвая неподвижность уже свершившегося обвала. Уже и потерялось, где были раньше стены траншеи. Нет, чуть сохранилась линяя с краю.

Там картузик лежит на бывшей твердой земле: Р-863.

А из песка высунулись

руки! — пять пальцев! и другие пять! Они пытаются очистить путь своей голове.

топот. Сюда бегут.

Выбарахтывается, выбарахтывается кто-то из траншеи.

Его тянут! Тянут и отгребают.

Это — Чеслав Гавронский…

Нет, не дай Бог видеть лицо человека, вернувшегося с того света!.. Губы искривлены, как у параличного. Рот набился песком. Кашляет судорожно.

Его вытащили уже всего. Он кашляет, кашляет — и пальцем показывает, где засыпало его товарищей.

Скорей! скорей! Кто-то с размаху вонзил лопату в песок и выгребает ею.

— Стой! Голову разрубите! Только руками!

В кадр вбегает Климов. Он бросается на колени. И роет быстробыстро, как лапами крот.

И с ним рядом — Гедговд. И другие. На коленях все. А с краев лопатами, лопатами. Осторожно.

Гавронский приподнялся на руках, кашляет, хрипит и показывает, где отгребать.

Кто-то сверху (только ноги его видны да спустившаяся рука) надевает на голову Гавронскому его картузик Р-863. Ног много кругом. Все собрались, да работать негде.

— Врача бы из лагеря…

— Звонили. Конвоя не дают врачу. Шторка. Вид сверху.

Со дна траншеи копающие поднимают над собой тело.

Это — мальчик почти. Мертвец. Его лоб надрублен наискосок неосторожной лопатой. Песком забиты ноздри и зев рта.

Положили его на землю. Лицом к небу.

А рядом взмахами рук-плетей делают искусственное дыхание мужичку, черной щетинке.

Климов делает. Но уже и он на исходе сил.

Слабеющими взмахами рук-плетей щетинка черная отбивается от жизни.

музыка похоронная.

Климов сидит около мертвеца. Схватился за голову.

Плачет солдат. Виноват — солдат…

Гедговд идет прочь. Он идет зоной, не видя ее. Он если и слышит что, так

эту музыку. Похоронную.

Мимо него — с носилками, с носилками.

И сидит бригада на земле, бьет камень на щебень.

Катят тачки железные вереницей.

Колючая проволока. Передвигается по экрану. Вот и ворота. Вахта. Грузовик ждет выпуска.

Ефрейтор проверил пропуск, с подножки осмотрел кузов. Заглянул под задние колеса.

Топоры тесали и остановились.

Трое смотрят от своего бревна.

Пошел ефрейтор к воротам, открыл внутренние, взялся за внешние.

голос сзади нас:

— Шофер! Шофер! Иди сюда! Прораб зовет.

Шофер — в старой солдатской пилотке, но в гражданском. Вылез из кабины, пошел на голос.

а мотор тихо работает.

Ефрейтор развел внешние ворота и оглядывается — почему шофер не едет.

Трое над бревном. Переглянулись молнией.

Машина ждет! И дверца открыта.

И бросились!

Двое — в кабину! один — в кузов!

И — тронули, на ходу прихлопывая дверцы!

Изумленное лицо Гедговда!!

в музыке — бетховенская рубка! ("гремят барабаны! литавры гремят!")

— И я! И я с вами!!

Долговязый! Догоняет машину! Вспрыгнул на задний борт. Висит!

Машина — на нас!! Раздавят!! *

вой мотора.

Не на нас! — на ефрейтора! Он метнулся прочь, давая дорогу.

И у столба ворот — за пистолетом лезет в кобуру. Лезет, никак не вытащит. Выхватил!

Вон — уходит грузовик по дороге! Гедговд ноги подбирает в кузов.

выстрел! Выстрел! — от нас, пистолетный. А сбоку сверху, с вышки, карабинный, раскатистый. И еще!

Уходит грузовик! уходит!

("гремят барабаны! литавры гремят!")

МЫ ВОЗНЕСЛИСЬ. СВЕРХУ.

Угол зоны, обращенный к бегущим. Вот с этой угловой вышки и стрелять! — но несподручно: она с двух внешних сторон обшита от ветра. Изгибаясь, бьет часовой.

А грузовик уходит! уходит!