- Однако если они вредительствуют... - начал было Кудахтин.

- Что? Жаловаться на них? Пробовали - бесполезно. Раз они из заповедника - значит, неприкосновенные личности.

Белогуров между тем неотрывно оглядывал леса и повторял:

- Вот как! Заповедник!.. И оленей уже несколько сот!.. А там ведь еще и дикие козы были?

- И диких коз сколько угодно... И диких баранов считают уж тысячи две...

- Баранов?

- Да, муфлонов... Ну, я извиняюсь, мне надо по делу, а вот наш агроном этого участка идет - она вас информирует по всем вопросам, - и он отошел, улыбаясь, и ловкими ногами гимнаста, едва прикасаясь к земле, зашагал к тому строящемуся дому, в котором начали стучать плотники, приколачивая, видимо, доски к балкам, потому что били сильно, сразу в несколько молотков и с оттолочкой.

- Вон как, брат, а? Может быть, уже штук четыреста теперь стало там оленей, а оставалось к концу двадцатого года так, самая малость, - может, десять голов... Вот что значит заповедник! - ликовал Белогуров.

- Однако огромный кусок лесов заняли! Надо как-нибудь нам и туда сходить.

- Хочешь? Сходим! Непременно сходим! - похлопал Кудахтина по плечу Белогуров.

Между тем подошла к ним с той стороны, куда двинулся беззаботный техник, женщина в белой кофточке и серой клетчатой юбке, приземистая, немолодая, уже с проседью в редких волосах, с морщинками около карих глаз, с рыхлой полнотою пожилых женщин. Она сказала с подходу, без интонации и ударений:

- Вы инженеры, товарищи? Из дома отдыха горняков? Любители путешествий? А я агроном Хромцова, агроном этого участка.

- Значит, кроме этого, есть еще плантации лаванды? - спросил Белогуров.

- Разумеется, не одна только эта. Всего три участка и все в разных местах. Здесь только сто тридцать га лаванды, а в других двух участках около четырехсот.

- Ого! Да вы, значит, тут море масла выжимаете?

- Все-таки не море. Вот мы закладываем в три наших куба тонну сырья, а через два с половиной часа получаем с тонны всего только восемь - десять кило масла. А с гектара добывается от двух до пяти тонн сырья.

- Почему же все-таки такая разница: то две тонны, то пять? - удивился Кудахтин. - От почвы это, что ли, зависит?

- Нет, от возраста этой самой лаванды. Молодая лаванда цветет не густо, дает мало сырья: чем старше - тем больше, но... до известного предела! Старше восьми лет она дает уже все меньше и меньше, а в двенадцать совсем перестает цвести, тогда ее надо выбрасывать и заменять новой. У нас это дело совсем молодое, старше пятилетних кустов нет, и пятилетние самые доходные.

- Черенками сажаете?

- И черенками и делением кустов, однако и семенами не брезгаем сажать, хотя семена эти совсем крошечные, меньше маковых зерен.

- Хорошо, но сюда-то именно, на эти горы, зачем вы забрались с лавандой? - спросил Белогуров.

- Да ведь наша лаванда - французская, lavandula vera, лаванда настоящая... Есть еще несколько видов лаванды, но те менее выгодны. А на опыте Франции - очень, между прочим, давнем, - дознано, что самые лучшие выходы масла дает лаванда, если разбивать плантации на такой вот высоте - на высоте трехсот - четырехсот метров над морем. И второй участок наш тоже на такой высоте и третий. Кроме трех наших, есть в Крыму еще плантации лаванды, всего до семисот пятидесяти гектаров, и в прошлом году выгнали всего до шести тонн масла, а это уж не шуточка, это - на два миллиона рублей.

- А куда же все-таки ваше масло идет? Мы, невежды, этого не знаем, сказал Кудахтин.

- Не вы одни не знаете: дело новое... Куда идет? На душистые туалетные мыла, на духи, на конфекты... Даже есть у нас требование на лавандовое масло от керамических и от фарфоровых заводов.

- Гм, очень трудно представить, зачем для посуды лавандовое масло! посмотрел на Белогурова Кудахтин.

- Какой-нибудь секрет производства, - выпятил недоуменно губы Белогуров.

- По-видимому, да, - продолжала Хромцова. - Но пока на все наши потребности, говорят, нам хватит восемь тонн масла. А вот во Франции, я слышала, добывают его ежегодно до ста тонн!

Кудахтин качнул головой и бормотнул:

- Ка-кие-е душистые!

- Погодите, и у нас дело восемью тоннами не кончится. Может, лет через двадцать и мы до ста тонн дойдем! Чем у нас хуже лаванде расти? Да у нас теперь даже и на Кубани начали разводить лаванду.

- Ну, хорошо, а как качество масла? Дело не в количестве, а в качестве, - сказал Белогуров. - Должно быть, похуже французского?

- Ничуть не хуже! Ведь мы посылаем свое масло в Москву на фабрику в таких красивых запаянных жестянках: по девять кило масла входит в жестянку, - соответственно тонне сырья. А в Москве на фабрике сидит дегустатор...

- Человек с носом? - проворно вставил Белогуров.

- Вот именно, человек-нос, единственный, незаменимый спец... У него на столе такие пробирки, он соединяет разные масла и нюхает, - вся его работа! Так получаются наши советские духи. Говорят, до семнадцати компонентов иногда входит в те или иные духи, а потребительницы их, конечно, не знают подобных обстоятельств...

- А если у этого незаменимого спеца будет насморк? - с усилием спросил Кудахтин.

- Тогда стоп машина! Тогда всей алхимии до его выздоровления отдых... Так вот этот спец признал наше масло вполне хорошим. Оно и не может быть, конечно, ни каким-нибудь посредственным, ни тем более плохим. Лаванда любит южные склоны, - пожалуйста, у нас здесь их сколько угодно! Любит шиферную почву, - здесь везде шиферная почва... Но она не любит дождливой весны, как в этом году, например, была, поэтому выход масла у нас теперь меньше, чем девять кило с тонны. Зато в прошлом году было почти десять! Это и во Франции считается рекордом. Так что большое значение в нашем деле имеет погода... А цвет масла меняется несколько в зависимости от чего бы вы думали? - от спелости сырья. Когда лаванда в полном цвету, масло бывает зеленое, а теперь, например, она уже частью отцвела, - теперь масло желтое.

- Хорошо, вот вы сейчас, конечно, заняты, - собираете свой урожай, - а что же вы делаете здесь зимой? - живо спросил Белогуров.

- Зимой? Делаем перекопку плантаций.

- Как перекопку? Вручную?.. А трактор?

- Что вы - трактор! Это вам не степь, товарищ! У нас, увы, копают по старинке лопатами. А копать зимой можно далеко не каждый день. Когда идут дожди, перекопку бросаем. А то еще того хуже: вздумает вдруг нас засыпать снегом, - тогда мы, конечно, только существуем и усиленно топим печки.

- Небо коптите?

- Небо коптим... Да, я еще не сказала вам, что у нас, кроме лаванды, есть розмарин и несколько гектаров казанлыкской розы. Но роза у нас - дело еще более молодое, чем лаванда, так что розовое масло мы хотя и гнали в этом году, но, так сказать, в порядке пробы.

Локомобиль между тем однообразно фукал, пар по замотанной в парусину трубе тек в перегонные кубы, а невдали от изнывающих от жажды инженеров падала струйкой из трубы водопровода чистейшая на вид вода, направляясь потом по узкой канавке к яме, в которой гасили известь.

- Ох, не могу терпеть! Очень здесь горит! - дернул ладонью по кадыку Кудахтин и пошел к этой заманчивой струйке.

- Напейся и мне скажи, какая вода! - крикнул ему вдогонку Белогуров, а Хромцова предложила участливо:

- Да вы бы, товарищи, зашли на пчельник, там наши пасечники Покоевы муж и жена - угостили бы вас лавандовым медом... А может быть, даже и чаю для вас согрели бы, - они люди добрые. Вот их детишки, кстати, Володя и Катя, они вас и доведут.

- Так это с пчельника, значит, ребятишки? Ва-во-дя! - крикнул Белогуров именно так, как называла мальчика его сестренка.

- Вы, стало быть, с ними уже познакомились? - слегка улыбнулась Хромцова.

- Ну, еще бы! Мы с ними - старые приятели! - игриво отозвался Белогуров.

IV

Ульи были расставлены очень аккуратно, такими же правильными, безупречно по веревочке протянутыми рядами, как росли на плантации кусты лаванды. Пчельник был устроен в яблоневом саду, разбитом еще тем самым адвокатом по бракоразводным делам, фамилию которого забыл Белогуров.