Эссэра Фала нарушила тишину своим мягким голосом.

- Простите, Хавальд, что я попросила вас прийти сюда, но, похоже, мне нужна ваша помощь.

Я кивнул, сначала никак не мог обрести голос. Слишком явно чувствовался холод серебряной цепочки, лежащей на груди. Редко где ещё я ощущал могущество моего бога так сильно, как здесь. Он присутствовал при каждом вдохе и выдохе, словно ледяное лезвие впивалось в лёгкие. Даже моё дыхание стало здесь холодным паром.

- Если я как-то могу помочь, то помогу, - тихо промолвил я. Говорить громко здесь казалось неуместным.

- Вы освободили мою внучку Марину из рук работорговцев, верно? - спросила она, и, казалось, каждое её слово имело особый вес.

- Именно так, эссэра.

- Вы видели её голой?

Я колебался, пытаясь прочесть в её глазах, куда она клонит. В таких делах правда всегда была хорошим советником.

- Да, недолго. Я сразу же предложил ей одежду и еду.

- Вы бы узнали ее тело?

Я сглотнул. Я ещё был не настолько стар, чтобы игнорировать женские прелести.

- Возможно.

Она подала сигнал врачу, и тот подошёл к одной из лежанок и стянул простынь. К счастью, была вторая, которая покрывала мёртвую от груди до головы. Файлид отрубила голову своей сестре Ледяным Защитником, увидеть такую рану было бы для меня не впервой, но если возможно, я бы не хотел смотреть на это зрелище.

Я изучил тело. Оно принадлежало молодой женщине, всё ещё красавицы, даже после смерти, со стройными ногами и красивой грудью. Но смерти не хватает души, поэтому я быстро отвернулся. Мне казалось совершенно неприличным продолжать глазеть на эту наготу.

Учёный снова молча накинул простыню на мёртвое тело.

- Ну? - спросила эссэра Фала. - Вы узнаёте в ней мою внучку?

Я покачал головой.

- Это не она.

- Вы уверены? - спросила она со странным напряжением в голосе.

- Уверен. Ваша внучка была здесь, - я неуклюже показал на грудь, - не так... одарена.

На удивление, эссэра Фала улыбнулась.

- Боги одаривают женщин нашей семьи другими благами, - сказала она, и, благодаря своей улыбке, на мгновение показалась молодой.

- Марина была всего на четыре года старше моего другого цветка, Файлид, - она указала на лежанку. - Как думаете, сколько лет этой женщине, Хавальд?

Я прочистил горло.

- По-моему, она тоже ещё молода, но старше Марины. Ей добрых два десятка и шесть, возможно даже больше, - тихо ответил я.

Они с врачом переглянулись, а за спиной я услышал, как Серафина втянула в себя воздух. Эссэра Фала посмотрела на неё.

- Серафина, верно? Или... Хелис?

Услышав эти слова, священник перед алтарём насторожился и с любопытством посмотрел на Серафину.

Серафина склонилась перед эссэрой.

- А как видите её вы? - спросила эссэра мою сопровождающую.

- Она молодая и красивая, - раздался твёрдый ответ Серафины, - гораздо моложе, чем оценил Хавальд.

- Хм, - хмыкнула эссэра Фала с задумчивым взглядом в сторону священника Сольтара, который снова поднялся с колен и теперь подошёл к нам. Он разглядывал меня. - Вы не могли бы снять свой меч, сэр Хавальд? - попросила эссэра, и я отстегнул Искоренителя Душ от портупеи и молча протянул священнику. Тот одно мгновение колебался, затем благоговейно принял его. Я почувствовал протест Искоренителя Душ - его взяли не те руки - но он был посвящён Сольтару, поэтому у него не было причин жаловаться.

Не говоря ни слова, учёный снова поднял простынь. Я покачал головой, потому что всё ещё видел ту же женщину. Видимо, дело не в клинке, я подозревал, что виновником является скорее кое-что другое: например, кольцо, тяжело обхватывающее мой палец.

- Могу я спросить, в чём дело? - тихо спросил я, протягивая руку к священнику.

Искоренитель Душ почти с облегчением прилетел ко мне, и я снова подвесил его к поясу.

- Это, - медленно сказала эссэра Фала, с отвращением указывая на лежащее передо мной тело, - тело женщины, которая убила моего сына и была справедливо наказана рукой моей внучки. Следовательно, это должен быть труп Марины, моей старшей внучки и матери Фарайзы, наследницы Дерева, которую вы сами спасли из могилы в пустыне.

Я недоверчиво посмотрел на нее. Её личный врач прочистил горло.

- Я не вижу того, что видите вы, Хавальд бей, - в первый раз заговорил он. - Но я врач, и не все мои чувства обмануты этим колдовством. Ваше глаза подтверждают то, что я чувствую своими руками. И ещё кое-что... Я имел честь служить эссэре Фале в качестве личного врача много лет. И это мои руки извлекли на свет сначала Марину, а затем и Файлид. Я также был тем, кто вытирал слёзы эссэры Марины, когда она сломала левую ногу. Именно я был тем, кто видел её мужество, когда мне пришлось выполнить долгую и болезненную операцию, шрамы от которой должны были остаться до самой смерти. Посмотрите сюда, эссэри и скажите, видите ли вы такие шрамы на этой лодыжке, - он многозначительно посмотрел на меня. - Хоть я и вижу шрамы, но не чувствую их под своими пальцами.

Я содрогнулся. То, о чём он говорил, было магией, о которой я даже не хотел думать.

Я кивнул, и он снова поднял простынь. Достаточно было быстрого взгляда, и я покачал головой. Там не было никаких шрамов.

- Это не Марина, - заметил я.

Не спрашивая, я подошёл к изголовью лежанки и поднял простынь. Кто-то, вероятно врач, грубыми стежками пришил голову к шее, всё же зрелище было не из приятных. Лицо было мне совершенно незнакомо. Если бы мне показали только голову, я бы сразу мог им сказать.

Мне пришлось заставить себя провести кончиками пальцев по влажной коже этого мёртвого лица. То, что я чувствовал пальцами и то, что видел, совпадало.

- Это точно не она.

Я опустил простынь и почувствовал облегчение, когда да Халат протянул мне серебряную чашу с мыльной водой и маленькое чистое полотенце. Я вымыл руки.

- Тогда у нас есть подтверждение, - произнесла эссэра Фала, когда я с благодарным кивком вернул полотенце врачу. - Вопрос в том, освободили ли вы настоящую Марину из лагеря работорговцев или эту? - она посмотрела мне в глаза. - Я слышала от сына, что случилось. Никогда не стоит недооценивать своего противника, так же, как и переоценивать. Какой дьявольской дальновидностью должен обладать наш противник, если смог спланировать такие уловки... Вы помните, видели ли у Марины, которую освободили из лагеря работорговцев, шрамы на левой лодыжке?

Я попытался вспомнить, но затем покачал головой. Я вопросительно посмотрел на Серафину.

- Может ты что помнишь?

Она мимолётно улыбнулась.

- Не особо много. Я лишь смутно помню ужасную фурию, которая вырвала у меня из рук ребёнка, - ответила она. - Знаете, я была не в своём уме? - объяснила она эссэре Фале, смущённо улыбнувшись.

- Я рада, что сегодня вы в своём, - ответила эссэра. Она снова повернулась ко мне.

- Может вы сможете конфиденциально спросить это у других своих товарищей.

- В этом нет необходимости, - сознавая свою вину, ответил я. - Я сам не понимаю, как мог быть таким неосторожным! Видите ли, когда Марина вырвала у Хелис свою дочь, та тут же перестала плакать, - сказал я с улыбкой в сторону эссэры Фалы. - У вашей правнучки очень хорошие лёгкие, и она тренировала их при каждой возможности, пока мы не нашил вашу внучку. Стоило Марине взять Фарайзу на руки, та тут же замолчала, а немного погодя счастливо смеялась, потому что в первую очередь ваша внучка накормила её грудью, - я посмотрел на мёртвую под простынёй. - Так что сразу понятно, что это не эта женщина. Никакое колдовство на земном диске не может имитировать кормящую мать.

- И в чём же была ваша невнимательность, если она вас не обманула? - спросила эссэра Фала со странным блеском в глазах.

- На одну ночь мы отвезли Марину в безопасное место, потому что не хотели подвергать её опасности. Когда мы забирали её оттуда, Марина взяла Фарайзу из рук Хелис, но Фарайза тут же заплакала. Она сопротивлялась и пиналась, после чего Марина без комментариев вернула её Хелис.

- Я помню, как Хелис обрадовалась, что Фарайзе не понравилась плохая мама, - Серафина, нахмурившись, смотрела в пустоту.

- Плохая, потому что в самом вначале она вырвала ребёнка у Хелис? - тихо переспросил я, но Серафина покачала головой.

- Нет, когда Хелис поняла, что это мама, то всё встало на свои места. Она была не в состояние думать, только чувствовать, и это казалось правильным: мать хочет своего ребёнка, - она извиняющемся взглядом посмотрела на эссэру Фалу. - Она... я... просто так было. Мысли и чувства, которые я сегодня помню - размыты, и я не могу выразить их словами. Хелис... или я… не могла в то время выразить их словами, - глаза Серафины расширились. - В ту ночь пришли два мужчины и плохая мама и забрали с собой настоящую, а плохая осталась... Когда Фарайза плакала, злая мама била её... вот почему она была злая, - она немного печально улыбнулась. - Возможно, Армин обрадуется, когда услышит, что в ней ещё многое сохранилось от Хелис. Она почувствовала разницу между добром и злом, и для неё было достаточно важно подойти и самой отобрать Фарайзу у злой мамы.

Простые, странно звучащие слова из уст Серафины, но слишком сложные для той, что Ордун оставил от сестры Армина. И всё же... Теперь передо мной стояла Серафиана. Её опыт, её жизнь, её характер отразились на лице Хелис. Но я ещё помнил ту Хелис, которая всегда была рядом с Фарайзой, улыбалась ей. Она казалась счастливой, когда могла держать ребёнка на руках и забыв текст, напевать мелодии без слов, гладить и ласкать её по головке. Как бы мне хотелось познакомиться с ней.

- Думаю, - произнёс я вслух, - что душа - это больше, чем могут себе представить даже сами некроманты.

- Но никто, кто когда-либо становился их жертвой, смог вернуть свою душу, - заметил священник Сольтара и подошёл к Серафине, которая невольно отпрянула. - Вы Хелис, сестра Армина, у которой Ордун, некромант, на постоялом дворе Фарда отнял душу, верно? - мягко спросил он.