— Ну и что? — спокойно сказал Чвиз. — Все давным-давно привыкли к тому, что сегодня говорится одно, завтра — другое, а делается совсем третье. И если уж стоит серьезно относиться к чему-то, так лишь к тому, что делается. Вы-то сами, коллега, каждый день читаете газеты?
— Как вам сказать… — замялся Миллер.
— А радио регулярно слушаете?
— Только музыку.
— Так что вы хотите от других?
Миллер в несколько раз сложил газету, аккуратно проглаживая каждый сгиб двумя пальцами.
— Вы знаете, в тот вечер, когда я разыскал вас в подвале вашего дома…
— Кстати, — перебил Чвиз, — только вам могла прийти шальная мысль, что я там.
— А вам — шальная мысль прятаться от Дорона на самом виду! Не в какой-нибудь гостинице, не на вокзалах, не в катакомбах, а в собственном доме!
— Я просто учитывал их психологию, коллега, — улыбнулся Чвиз. — Но не учел вашу.
— Жалеете?
— Откровенно? Да. Потому что вы опять втравили меня в авантюру.
В этот момент отворилась дверь, и в комнату бесшумно вошел Таратура. Он был спокоен, но выглядел несколько обескураженно. Миллер и Чвиз вопросительно посмотрели на него.
— Все тихо, — сообщил Таратура, подходя к столу и присаживаясь на край стула. — В городе и, судя по всему, по всей стране — все как обычно.
— Ну хорошо, — сказал Миллер. — Предположим, большинство действительно ничего не видит. Но есть же в стране умные люди!
— Не знаю, не знаю, — проворчал Чвиз.
— Вы с кем-нибудь говорили, Таратура? Кого-нибудь расспрашивали?
— Да, — сказал Таратура, — прощупывал. Разумеется, очень осторожно. Ведь теперь, после нашего звонка Дорону, и мне надо быть предельно внимательным. Уж Дорон, я это точно знаю, раскрутит всю свою машину!
— Так с кем же вы говорили?
— С буфетчиком, шеф, в баре. С шофером такси. Старался навести их на эту тему. Намекал. Результат — ноль.
— Буфетчик, шофер… — протянул Миллер. — А к кому-нибудь рангом повыше?
— Скажите, шеф, — неожиданно спросил Таратура, — Честер, по-вашему, умный человек?
— Да, — после некоторой паузы твердо сказал Миллер.
— Кто этот Честер? — живо поинтересовался Чвиз.
— Бывший журналист, — сказал Таратура. — Замечательный парень! Уж этот-то все знает и все понимает. Я могу позвонить ему, шеф.
— Ну что ж, это идея, — сказал Миллер. — Она мне нравится еще и потому, что нам сейчас важно столкнуть хотя бы один камень, чтоб начался обвал. И ваш Честер — вполне подходящая фигура. Звоните, Таратура!
— Отсюда?! — воскликнул Таратура.
— Ничего, звоните. При всем своем могуществе прослушивать сразу восемь миллионов телефонных аппаратов Дорон не может. А брать на особую заметку этот… С какой стати?
И он протянул телефонную трубку Таратуре. На том конце провода трубку подняла Линда. Таратура сразу узнал голос супруги Честера.
— Добрый день, Линда, — сказал он. — Мне нужен Фред.
— Мне он тоже нужен, — ответила Линда. — А с кем я говорю?
— Со старым его другом, поэтому я вас знаю, но мое имя вам ничего не скажет.
— Если вы действительно его старый друг, — сказала жена Честера, — вы можете найти Фреда по количеству денег, с которыми он вышел на улицу.
— Сколько же миллионов он взял с собой? — спросил Таратура.
— Все мое состояние, — ответила Линда. — Пять леммов. Будьте здоровы.
И в трубке раздался щелчок.
— Ну? — спросил Миллер.
— Будем искать, — ответил Таратура. — Однако где же его искать? Он вышел из дому, имея пять леммов в кармане, это значит, на одну кружку пива. Следовательно, ни в «Титанус», ни в «Скарабей-палас» он пойти не мог. Нужно звонить в «Золотой зуб».
Таратура извлек из кармана записную книжку, пролистал две-три странички и вновь поднял телефонную трубку. На этот раз ему пришлось изменить свой голос.
— «Золотой зуб»? У вас нет Фреда Честера? Не заходил? Благодарю вас. Не позвонить ли мне в «Указующий перст»? — сказал Таратура, безрезультатно набрав номера еще двух или трех заштатных кабачков. — Алло! «Перст»? Если вы хотите доставить мне крохотную радость, поищите под столиками Фреда Честера.
И ровно через три секунды Честер взял трубку:
— Слушаю.
— Здорово, Фред! — воскликнул Таратура. — Я очень рад тебя слышать, старина!
— Таратура? — удивился Честер. — Как тебе удалось меня разыскать?
— Я звонил сначала Линде.
— Что она тебе сказала?
— Она сказала, что у тебя пять леммов в кармане.
— Преувеличила ровно вдвое.
— А потом мне пришлось покрутить телефонный диск, — сказал Таратура.
— Что-нибудь случилось? — спросил Честер.
— Как тебе сказать? У меня — ничего, но я хотел спросить, не знаешь ли ты каких новостей.
— Ты что же, решил отбивать у меня хлеб и поступил в репортеры?
— Мне не до шуток, Фред. Я потом тебе все объясню.
— Ну что ж, если хочешь серьезно, так вот тебе потрясающая новость: за два лемма я наливаюсь пивом по самое горло.
— Ну, у тебя же в «Персте» кредит, Фред, я серьезно…
— Ах, как ты недогадлив, Таратура! При чем тут кредит! Знаешь, кто за меня платит?
— Знаю, — сострил Таратура. — Президент.
— Ты что, с ума сошел? — потрясенным голосом ответил Честер. — Ты тоже был в «Персте»?
— Почему — с ума? — возразил Таратура. — Сейчас президентов как нерезаных собак.
— А я-то обрадовался! — перебил Честер. — Понимаешь, увидел президента с его Кларой и думаю…
— Подожди, Фред, — ничего не понял Таратура, — какого президента? Где?
— Здравствуйте, — сказал Фред. — Начнем все сначала. Я сижу в «Указующем персте» и наливаюсь пивом за президентский счет. А президент со своей очаровательной супругой — рядом. Ты понял?
— Не может быть! — воскликнул Таратура и, зажав трубку рукой, быстро сообщил Миллеру и Чвизу невероятный факт. — Старина, ты не ошибаешься?
— Как и в том, что говорю именно с Таратурой, а не с Линдой.
— Спросите его, что сейчас делает президент! — возбужденно произнес Миллер. — И как выглядит!
— Кто это у тебя там путается в разговор? — сказал Честер.
— Я звоню от приятеля, — ответил Таратура, энергично показывая знаками Миллеру, чтобы тот говорил тише. — А что делает президент?
— Боюсь, пока мы тут болтаем, он смотает удочки, тем более что я уже успел сказать ему, что он кретин.
— Да ну?!
— Он выдает себя за какого-то коммерсанта Бума, и это дает мне некоторые возможности. Но его Клара, скажу тебе, — это женщина!
— Послушай, старина, я хотел бы взглянуть на них собственными глазами.
— Не успеешь. Они собираются уходить. Ты на машине?
— Задержи их, Фред, ровно на полторы минуты. Я в двух шагах от тебя, мне ходу секунд сто.
— Ну, если так, валяй, я что-нибудь изобрету.
Таратура бросил трубку на рычаг и стремительно поднялся. Но Чвиз сказал:
— Если вы собираетесь туда идти, я посоветовал бы вам обдумать это.
Таратура и сам понимал, что предприятие было рискованным. В охране президента могли быть люди Дорона, знающие Таратуру, и скрыться потом от них будет невероятно сложно. Открывать же место, где прячутся Миллер и Чвиз, равносильно самоубийству.
— Кроме того, какой вообще смысл туда идти? — сказал Чвиз. — Проверять вашего приятеля? Я не думаю, чтобы он обманывал… Но президент — и сидит в каком-то захудалом кабаке, да еще за одним столом с отставным репортером!..
— Да, да, господа, — торжествующе произнес Миллер, — в обычных нормальных условиях такое решительно невозможно. А если это все же произошло, значит, что-то уже нарушилось. Начинается, господа, начинается!