— Так я вас слушаю, Дитрих.

— Я уже сказал, комиссар, — повторил Дитрих, — генерал…

— Он не мог прислать за мной хотя бы завтра днем?

— Вероятно, нет.

— Очень жаль, — сказал Гард. — Завтра днем я был бы отсюда очень далеко…

Дитрих не оценил шутки и серьезно сказал:

— Я думаю, Гард, мне пришлось бы ехать за вами даже на край света. Как я понял, вы так нужны Дорону, что мне ведено без вас не возвращаться.

Гард закурил предложенную Дитрихом сигарету и задумался. Было похоже на то, что отпуск повисает на волоске: от Дорона пока еще никто не получал пятиминутных заданий, если они не сводились к производству одиночного выстрела из-за угла.

— Хорошо, — сказал Гард. — Мне нужно переодеться. Мое управление не должно знать об этой встрече?

— Нет, — коротко ответил Дитрих.

— Отлично, — сказал Гард.

В спальне, где он переоделся, все осталось нетронутым — ни раскрытая постель, ни пижама, небрежно брошенная на спинку стула, ни теплые ночные тапочки, стоящие у кровати. Ко всему прочему Гард быстро написал на листке бумаги: «3:15 ночи. Дитрих от Дорона. Иду» — и сунул его под подушку. Когда имеешь дело с людьми типа Дорона, предосторожность необходима.

Еще через минуту они молча шагали по темному городу. За все время пути и даже тогда, когда Дитрих привел Гарда в парк, открыл колодец, а затем провожал до самого бункера, комиссар не задал ни одного вопроса, прекрасно понимая, что с ответами все равно придется подождать до встречи с Дороном.

Генерал ждал их в бункере, стоя на середине крохотного кабинета, скопированного с того большого, в котором Гарду уже приходилось бывать.

— Я рад, — сказал Дорон, движением руки приглашая Гарда сесть в кресло. — Я рад. — Он помолчал, затем кивком отпустил Дитриха и неожиданно для Гарда сказал: — Я буду играть с вами в открытую. Это тоже маневр, но я хочу одного: поймите, Гард, что откровенность с вами — моя единственно выигрышная тактика.

Затем он спокойно и неторопливо рассказал Гарду о всех событиях сегодняшнего дня, не утаив ни одной мелочи, даже того, что член Совета Саймак-младший кричал на него: «Не прикидывайтесь дурачком, генерал!» С невольным уважением Гард смотрел на Дорона, который ухитрился не терять достоинства и ума в такой опасный момент.

Когда генерал умолк, Гард сказал:

— Вам нужен Миллер?

— Да, — сказал Дорон.

— Его должен найти я?

— Да, — сказал Дорон.

— Вы понимаете, генерал, что это чрезвычайно трудно сделать?

— Я не беспокоил бы вас, комиссар, если бы думал, что это легко. Задача по плечу лишь талантливому человеку.

И Гард понял, что Дорон не льстит ему, что это не комплимент, а истинное убеждение генерала.

— Благодарю вас, — сказал Гард.

— Вы, конечно, понимаете, — продолжал Дорон, — что после вашего успеха я буду неоплатным должником…

— Задача не просто трудная, — как бы размышляя вслух, сказал Гард, — но и опасная.

— Знаю, — подтвердил Дорон. — И потому дело не в том миллионе кларков, которые вы получите. Они не окупят риска. Но согласитесь: более важной, интересной и ответственной операции у вас до сих пор не было.

— Что вы хотите сделать с Миллером? — спросил Гард.

— Надежно спрятать. Эти ученые не умеют скрываться. День, ну, два его, может, и не найдут, а потом…

— Но Чвиз, генерал…

— Случайность. И потом, Чвиза я искал в тысячу раз менее усердно, чем теперь ищу Миллера.

— Допустим, я найду Миллера и вы его перепрячете. А потом?

— Я уверен, он поймет, что нам нужно стать союзниками.

— Зачем?

— Затем, чтобы реальная власть в государстве оказалась в наших руках.

— Диктатура?

— Да. Но диктатура двоих.

— Вы уберете Миллера, когда достигнете цели, генерал?

— Нет. Без него я бессилен.

— А если он откажется?

— Разумный человек отказаться не должен.

— Вы уверены, генерал, что Миллер именно такой?

— Надеюсь.

— Значит, я должен помочь вам сесть в седло?

— Да.

— И спасти?

— Да.

— Разрешите подумать?

— Конечно.

…Это крупная игра, в которой ничего не стоило сломать себе шею. Дорон откровенен, он умный человек и прекрасно понимает, что сейчас иначе говорить нельзя. Миллион кларков получить, конечно, можно, но что будет со страной потом? Предусмотреть, как поведет себя Дорон, став диктатором, невозможно. Как поведет себя Миллер — тоже. Это зависело от того, какой Миллер из тех двух остался. Судя по всему. Двойник, но все может быть… С другой стороны, отказаться от его поисков сейчас уже невозможно: нет гарантии, что тогда удастся выбраться из этого убежища живым. Кроме того, судьба страны Гарду тоже не безразлична, а его вмешательство может привести к существенным коррективам плана Дорона.

— Генерал, — сказал Гард, — гарантировать успех, как вы понимаете, я не могу.

— Понимаю.

— Но Миллера я искать буду.

— Спасибо.

Дорон встал и пожал комиссару полиции руку. Потом вынул из кармана толстую пачку банкнотов:

— У вас будут расходы.

— Конечно.

Гард взял деньги:

— Сроки?

Дорон развел руками:

— В идеале — час назад. — Дорон нашел в себе силы улыбнуться.

И тут же бесшумно появился Дитрих.

— Фред, нам лучше выйти на улицу, — сказал Дэвид Гард. — У меня к тебе очень сложное дело, и чрезвычайной секретности.

— Если ты мне скажешь, что расследуешь преступление самого Господа Бога, я не удивлюсь, — сказал Честер. — Сегодня очень странный день…

— Чем же?

— Днем я удостоился чести разговаривать с нашим президентом в «Указующем персте», а ночью ко мне является сам комиссар полиции. Разве не странно?

— Ты прав, Фред. Выйдем.

Кромешная тьма окружила их, и только над ратушей, в восточной части города, чуть-чуть обозначился рассвет. Это было время самого крепкого сна и самых кровавых преступлений.

Они сделали несколько шагов по улице, и Честер сказал:

— Ты уверен, что мы не налетим на столб?

— Ты действительно видел президента? — спросил, останавливаясь, Гард.

— Как тебя сейчас, — ответил Фред, хотя лица Гарда он в действительности разглядеть не мог.

— Это был, Фред, один из пяти президентов, существующих сейчас в стране.

— Что-что? — сказал Честер. — Ты серьезно?

— Работа Миллера, — ответил Гард. — Слушай, старина, внимательно.

И Гард коротко изложил Фреду свой разговор с генералом Дороном.

— Дэвид, — выслушав, сказал Честер и коснулся рукой плеча Гарда, — я в полном твоем распоряжении. Что мне делать?

— Я думаю, — сказал Гард, — у Миллера могло быть лишь две цели: либо захват власти, либо желание наказать сильных мира сего…

— А может, он просто шутник? — сказал Честер.

— Так не шутят, Фред. Если бы Миллер хотел посмеяться, он сделал бы не пять президентов, а пять Линд.

— Убедил! — воскликнул Честер. — Но я потерял нить рассуждении.

— Сейчас восстановим. У Миллера могут быть две цели. Какую из них он преследует, зависит от того, каков сам Миллер. Мы пришли, Фред, к тому, что остается для нас извечной загадкой…

Они помолчали, сделав несколько шагов по тротуару. Затем Честер сказал:

— Предположим, действует настоящий Миллер. Если ты его найдешь, его нельзя передавать в руки Дорона. Тебе это ясно, Дэвид?

— Так же, как и то, что нельзя передавать Дорону Миллера-двойника.

— Объясни.

— Они же мгновенно сговорятся!

— Это не так просто, Дэвид, — сказал Честер. — Если они не договорились прежде, почему ты думаешь, что найдут общий язык теперь?

— Потому, что прежде они не были равными.

— Тогда Миллер сам найдет путь к Дорону, став ему равным. Без твоей помощи. О, это будет хорошая пара коней в одной упряжке!

— И тогда, Фред, моей задачей должна стать задача помешать их единению.

— Пожалуй, ты прав.

— Подводим итог: если я нахожу Миллера, я должен начинать собственную игру. Верно?