Грузовик вышел к планете Проект-18 с неосвещенной стороны, и минуло несколько минут, прежде чем Солнце, навстречу которому несся грузовик, осветило бесконечный ровный океан. Павлыш погасил перегрузки и перешел на стабильную орбиту. Затем, щелкнув тумблером, вышел на связь со Станцией.

Он знал, что Станция ведет грузовик, и ждал, когда раздастся знакомое шуршание, означающее, что полоса свободна для пилота.

Черные точки возникли на лице океана. Из сетки приемника донесся сухой шум.

— Станция, — сказал Павлыш. — Станция, иду на посадку.

— Что у тебя с голосом, Спиро? — спросили снизу.

— Это не Спиро, — ответил Павлыш. — Спиро ушел на Сентиперу.

— Ясно, — сказала Станция.

— Перехожу на ручное управление, — сказал Павлыш. — Машина перегружена. Как бы не прострелить мимо.

Справа над пультом на экране медленно поворачивался глобус планеты, и черная точка над глобусом — грузовик постепенно сближался с зеленым огоньком — Станцией.

— И не мечтай, — сказала Станция.

— Не беспокойтесь, — сказал Павлыш. — Я из Дальнего флота. На этих грузовиках налетал больше, чем Спиро.

Группа островов, рассеянных по плоскому лицу океана, прошла внизу. На горизонте в дымке лежала Станция. Грузовик слишком медленно терял высоту, и Павлыш на мгновение отключил автоматику, дал торможение. Его вдавило в кресло.

Павлыш снова щелкнул рубильником на пульте связи.

— Что надевать? — спросил он. — Какая у вас погода?

Он включил видеофон. На экране возникло широкое плоское лицо обритого наголо человека. Глаза его были узки, к тому же прищурены, тонкие брови стояли галочкой, и вообще он являл собой образ Чингис-хана, только что узнавшего о поражении его любимых тысяч у стен Самарканда.

— Кто таких присылает? — спросил Чингис-хан, очевидно, имея в виду Павлыша.

— Я сэкономил полтонны горючего, — скромно ответил Павлыш. — Я привел корабль на час раньше срока. Полагаю, что не заслужил ваших упреков. Так что же вы надеваете, когда выходите на свежий воздух?

— Там Спиро все свое оставил, — сказал Чингис-хан.

— Сомневаюсь, что влезу в его костюм.

— Хорошо, — сказал Чингис-хан, — через три минуты я буду у вас.

Павлыш отстегнулся, встал с кресла, достал из боковой ниши тюк с почтой, отряхнул пыль с костюма. Двигаться было легко, притяжение на планете не превышало 0,5. Люк в кабину управления отъехал в сторону, вошел Чингис-хан в утепленном комбинезоне, с кислородной маской, закрывавшей пол-лица. Вслед за ним в кабину втиснулся высокий поджарый человек с блеклыми глазами под густыми черными бровями.

— Здравствуйте, — сказал Павлыш. — Я случайно оказался на планетоиде, когда Спиро был вынужден отправиться на Сентиперу. И он попросил помочь ему. Я доктор Павлыш.

— Моя фамилия Димов, — представился худой человек. — Димитр Димов. Я руковожу здешним отделением нашего института. Мы, если позволите, коллеги?

Он указал тонким длинным пальцем пианиста на змею и чашу на груди Павлыша, как раз над планками с названиями кораблей, на которых Павлышу приходилось служить.

— Ванчидорж, — представил Димов Чингис-хана. И сразу продолжил. — Вы одевайтесь, одевайтесь. Мы вам очень благодарны. У нас всегда возникают некоторые трудности со Спиро. Он чудесный человек, добрейший, отмечен замечательными деловыми качествами. Его с громадным трудом отпустили к нам с Луны…

Чингис-хан, то есть Ванчидорж, хмыкнул, выражая таким образом несогласие со словами своего начальника.

Димов помог Павлышу закрепить кислородную маску.

— Надеюсь, вы у нас задержитесь на несколько дней?

— Спасибо, — сказал Павлыш.

Он включил обогрев в комбинезоне и поправил теплый шлем. Кислород поступал нормально. Костюм Димова был узковат, но в общем в нем было удобно. Павлышу хотелось спросить о Марине Ким, но он сдержался. Теперь Золушка никуда от него не денется.

Они вышли на гладкую, будто отшлифованную, поверхность острова. В ста метрах за долинкой поднимались обрывистые скалы. По другую сторону начинался океан, волны прибоя разбивались о черный берег, взметая столбы белой пены. Павлыш поправил шлемофон, чтобы услышать шум прибоя, но доносился он глухо, неадекватно мощи волн, звуки гасли в разряженном воздухе. Серое полупрозрачное облачко закрыло на минуту солнце, и тени, резкие и глубокие, стали мягче.

Ванчидорж ушел вперед, закинув на плечо тюк с почтой. Димов отстал. Он закрывал люк грузовика. Ванчидорж вошел в тень от скалы и растворился в ней. Павлыш последовал за ним и оказался перед медленно отползавшей в сторону металлической дверью, которая скрывала вход в пещеру.

— Заходите, — сказал Ванчидорж, — застудим камеру.

Павлыш оглянулся. Большая белая птица медленно спускалась к Димову, и Павлыш чуть было не крикнул ему: «Осторожно!» Димов видел птицу, но не собирался прятаться.

Птица сделала круг над головой Димова, и тот поднял руку, как бы приветствуя ее.

У птицы были громадные крылья и маленькое пушистое тел.

— Вы их подкармливаете? — спросил Павлыш.

— Разумеется.

У Ванчидоржа была неприятная манера саркастически хмыкать. И непонятно было, смеется он или сердится.

Вторая птица показалась чуть выше первой. Она сложила крылья и мягко спланировала, усевшись на скалу рядом с Димовым. Димов протянул руку и потрепал птицу по шее.

— Пошли, — повторил Ванчидорж.

Внутри Станция была устроена удобно. Залы просторной пещеры были превращены в жилые помещения, и Павлыш вспомнил старинные картинки к роману Жюля Верна «Таинственный остров», герои которого любили деловой комфорт. Павлыш подумал, что в его комнате должно быть вырублено в стене окно, в которое будет врываться океанский ветер.

Димов сказал:

— У нас с жильем здесь туго. В прошлом месяце приехала группа физиологов, шесть человек, заняли все свободные помещения. Вам придется пожить в комнате с Ваном. Вы не возражаете?

Павлыш поглядел на Ванчидоржа.

Тот отвернулся к стене.

— Я, разумеется, не возражаю. Но не стесню ли…

— Я редко бываю в комнате, — быстро ответил Ван.

Комната Ванчидоржа была просторна — не чета клетушкам на других станциях. В толще скалы было вырублено высокое узкое окно, сквозь которое врывался солнечный свет.

— Вот ваша кровать, — сказал Ван, указывая на самую настоящую, в меру широкую, удобную кровать, спинкой которой служила изрезанная сложным узором зеленоватая каменная плита.

— А вы? — спросил Павлыш. Второй кровати в комнате не было.

— Принесу. Не успел. Вас никто не ждал.

— Вот я и буду спать на той кровати, которую вы принесете. — сказал Павлыш. — Гостеприимство не должно сопровождаться жертвами.

Он отошел от окна. Вдоль стены комнаты тянулся рабочий стол. На столе лежали пластины розового и светло-зеленого полупрозрачного камня. Нефрит, догадался Павлыш. На одной из пластин был намечен рисунок — птица с широкими крыльями. Нефрит тепло светился в отраженном солнечном свете. Раковина, похожая на половинку гигантского грецкого ореха, бросала на потолок перламутровые радужные блики. Ван раскладывал почту на стопки. Второй стол был придвинут к боковой стене напротив кровати. Над столом было несколько полок. К стопке микрофильмов на второй полке была прислонена фотография Марины Ким в рамке из нефрита. Рамка была вырезана с большим искусством, взгляд запутывался в сложном узоре. Павлыш сразу узнал Марину, хотя в памяти она осталась в белом завитом парике, который придавал чертам лица нелогичность, подчеркивая несоответствие между разрезом глаз, линией скул и пышными белыми локонами. Настоящие волосы Марины были прямыми, черными, короткими.

Павлыш обернулся к Вану и увидел, что тот перестал раскладывать почту и наблюдает за ним.

Дверь отворилась, и вошел человек в голубом халате и хирургической голубой шапочке.

— Ван, — сказал он, — неужели почту привезли?

— Как у вас дела? — спросил Ван. — Лучше ему?

— Ласты есть ласты, — ответил человек в голубом халате. — За один день не вылечишь. Так что же с почтой?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: