Эта ночь была такой же сказочно-космической, как и предыдущая, если не считать того, что через несколько часов, я чуть не врезалась в остров. Поначалу я не поняла, что за темнота растёт впереди. Она была далеко, а потом всё ближе и ближе, больше и больше. И только услышав шум ветра в тростнике, я догадалась, что это. Остров... Просто остров, но было, конечно, жутковато. Я налегла на вёсла, обогнула препятствие, и река опять понесла меня в мерцающую даль.

К рассвету я продрогла и жутко проголодалась. И несколько раз пожалела, что не взяла остальные куски рыбы с собой. И плевать, что этот гад чешуйчатый её поймал для меня и помог огонь развести. Нечего так едой разбрасываться, в моей-то ситуации. Как бы эта рыбка сейчас пригодилась! От воспоминаний о горячей еде потекли слюни. То, что ящер чуть не задушил меня, почему-то особо не беспокоило. Я даже жалела немного, что он передумал. Возможно, это был бы лучший выход... Хотя, о чём я думаю... Жива и, слава богу... А ангалин, конечно, тварь неблагодарная, хоть и красивый, зараза...

Над рекой стелился утренний туман, и первые птицы звонко верещали в прибрежных зарослях. Рыба плескалась прямо возле лодки. Я опустила ловушку, так на всякий случай, и раскинула сеть недалеко от очередного островка. А вдруг поймаю завтрак! Но рыба тоже не дура, ловиться не хотела. Я догребла до ближайшего острова, осмотрелась и на дневной привал решила остановиться здесь. Посёлков по берегам видно не было, как и лодок рыбаков. «Ладно, будь что будет... Сутки без еды продержаться смогу, а потом придётся искать деревню...». Меня лихорадило, то ли от холода, то ли от усталости. Не хотелось ничего, просто лечь и лежать, а ещё лучше проспать до вечера. Когда спишь, голода не чувствуешь.

Протащив свой транспорт подальше в глубину островка, на небольшую полянку, я натянула на себя почти всю одежду, которая имелась, завернулась в одеяло и улеглась на дно. В голове шумели волны, и меня качало из стороны в сторону. Это, наверно, от долгого пребывания на воде, такая внутренняя качка. Я закрыла глаза. Шум прибоя в ушах усилился, но не раздражал, а, наоборот, успокаивал. Я представила, что я на берегу моря, иду по тёплому, почти горячему песку. Босые ноги слегка проваливаются и стопы чувствуют каждую песчинку. Кругом летают чайки, но почему-то не кричат, а шепчут: «Кари... Кари... Всё хорошо... Впереди вся жизнь... Нужно думать о будущем... Всё хорошо... Всё хорошо...». Я смотрю в небо на больших белых птиц, кружащих над головой. Вдруг одна из них вспыхивает ярким пламенем прямо на лету и падает камнем. Я подбегаю и вижу: на песке лежит курица, курица-гриль, с золотистой корочкой и большими пучками зелени вокруг. От потрясающего аромата начинает кружиться голова, и я протягиваю руки к заветной мечте, но не тут-то было. Копчёная тушка вскакивает на костяные ножки и удирает прочь.

― Стой! Ты куда! Ты моя, курица! Ты жареная! Как смеешь убегать?!― и несусь следом за драпающим ужином.― Стоять, я сказала! Куры-гриль не могут бегать!― я орала, что есть мочи, только голоса своего почти не слышала. Из горла вырывалось лишь какое-то карканье. Жареная птичка резко сменила направление и запрыгала прямо к морю ― я за ней. Расправив куцые крылышки, она подскочила и бухнулась в воду. Холодные капли брызнули на лицо, и я проснулась.

На меня смотрела тёмно-серая зеленоглазая морда.

― И снова, здравствуйте!― мой голос, действительно, был хриплым, и слова застревали на полпути.― Что? Соскучился?

Я привстала. Пахло жареным мясом.

― Есть будеш-ш-шь?― прошипел ангалин.

Второй раз повторять ему не пришлось. Я, мешком, вывалилась из лодки и на четвереньках быстренько поползла к небольшому костерку. На угольях запекалась рыба, а рядом на округлых листьях, дымился, нанизанный на палочки, шашлык! И хотя глотать было трудно, горло словно перетянули ремнями, с двумя порциями я разделалась за несколько минут. По вкусу это была какая-то птица, но точно не берусь утверждать. Горячее мясо! Вот что главное! И вкусное-е-е...

Ангалин пристроился рядом и, держа в хвосторуке мой кинжал, выковыривал что-то из угольков. Я оглядела полянку. Мои мешки валялись на земле, полностью распотрошённые. «Вот, наглец! Даже в моих пожитках успел покопаться. Как бы золотишко не спёр...». Про падкость ангалинов до золота, я была уже наслышана. К ноге подкатилось несколько крупных обугленных шариков. Я оторвалась от трапезы. Это были местные корнеплоды, по вкусу очень похожие на картошку, только цвет у них внутри был ярко-оранжевый, как у тыквы. Местные называли их «ваттаха», что значило питательный корень. Но про себя я именовала этот овощ «тыквокартошкой». Я глянула на ящера, он продолжал ковыряться в углях и на меня не смотрел.

Вскоре, сытым хомяком, я привалилась к ближайшему стволу. В желудке было тепло и уютно. Прикрыв глаза, я подставила лицо дневному свету. Я согрелась и блаженно расслабилась. Послышался шорох, и я приоткрыла один глаз. Ангалин сидел рядом.

― Спасибо... Было очень вкусно... Не думала, что ангалины умеют разводить огонь и готовить человеческую еду.

Он наклонил голову так, как это иногда делают собаки, слушая хозяина, и произнёс:

― Мы многое умеем... Только люди об этом не з-з-знают... Нам нуж-ж-жно поговорить...― мне показалось, что в его шипении промелькнули извиняющиеся нотки.

― Говори, я слушаю...― и судорожно сглотнула. В горле будто застряла куча камней…― А то мне пока трудновато...

Он глубоко вздохнул, светлая широкая грудь значительно расширилась, развернулся и пошёл к воде. Вскоре пришлёпал, держа в пасти яркие, красно-зелёные листья, которые принялся усиленно жевать. Потом он залез в мешок, достал старую потрёпанную рубаху, одну из тех, в которой я убегала из леса, и оторвал от неё длинный кусок. «Распоряжается, как будто это его... Хоть бы разрешения спросил, что ли?» Передними лапами и хвостом он расправил кусок ткани, выплюнул на неё пережёванную массу и сложил в две половинки, а потом протянул мне:

― Обмотай ш-ш-шею, это помож-ж-жет... С-с-синяки быстрее с-с-сойдут, будет легч-ч-че...

Не говоря ни слова, я сделала так, как он сказал. Сначала было неприятно, когда пропитанная слизью тряпка коснулась кожи, но вскоре я почувствовала прохладу, как от мази с ментолом. И правда, полегчало... Ящер подобрался поближе и сказал:

― Я хотел с-с-сказать с-с-спасибо, за то, что ты с-с-сделала для меня... там, в Маргос-с-се... Никто бы так не поступил... Тем более женщ-щ-щина... Ты из-з-збавила меня не просто от с-с-смерти, а от величайш-ш-шего поз-з-зора, от каз-з-зни... Для ангалина нет хуже учас-с-сти, чем умереть от руки палача...― и опустил голову в низком поклоне. Я ничего не успела сказать в ответ, как он продолжил:

― Когда ты с-с-сказала, что тебе надоела эта планета, то ч-ч-что имела в виду?

Его крупная продолговатая голова находилась напротив моего лица, изумительные зелёные глаза смотрели с любопытством и, как мне показалось, вся его поза выражала сильную заинтересованность.

― А то и имела... Я на Окатане уже больше шести месяцев... Хожу, брожу туда-сюда... Очень хочу вернуться домой, но не знаю, как это сделать и возможно ли, вообще...

Какой резон скрывать от ангалина правду? Он не человек и вряд ли кому-то из людей про меня расскажет. А поделиться с кем-то давно хотелось... Я всё надеялась, что расскажу всю правду о себе Дайку, но, похоже, мы ещё нескоро свидимся, так почему бы не поговорить с ангалином... Может, станет легче?

― А где твой дом?― последовал вопрос.

― Там где-то...― я показала пальцем в небо.

Ангалин задрал голову:

― Там небо.

― Ну да, небо. Только далеко-далеко, настолько, что и представить нельзя, есть звезда, которая называется Солнце и вокруг неё вращается планета, под названием Земля. Там и есть мой дом...

Ящер посмотрел на меня, потом вверх, потом опять на меня:

― Значит, ты с неба с-с-свалилас-с-сь?

― Можно, наверно, и так сказать.

Он хмыкнул, ну совсем как человек, и улыбнулся одной половиной клыкастой пасти: