превосходящий сияние солнечное (Д. А. 22, 6; 26, 13).
«Около полудня» услышала Голос и Жанна, в первый раз, а может быть, увидела и Свет.
Чаще всего слышались ей Голоса в звоне колоколов, вечерних и утренних. Очень она их за то полюбила и обещала собственного печения хлебцы пономарю, чтоб он звонил усерднее.[127]
Никому никогда не говорила о Голосах — ни отцу, ни матери, ни духовнику.[128]
«Видели ли вы во плоти сущих Ангелов?» — спросят Жанну судьи. «Видела, как вижу вас!» — ответит она.[129]
Видела «лики их, великолепно и драгоценно венчанные».[130] Часто обнимала и целовала их, чувствуя теплоту и обоняя благоухание прославленных тел, подобное благоуханию райских цветов.[131] А когда святые уходили — целовала землю там, где стояли их ноги.[132]
Страха теперь уже не было: знала, что Черная Мать-Земля и Черная Дева, Матерь Божия Пью-Велейская, — одно и то же; вот почему, услышав первый таинственный Зов, узнала в нем голос матери. Эти «Госпожи Небесные», Святые, и те «Госпожи Лесные», Феи, говорили ей об одном и том же, хотя и по-разному.
Видела нередко Ангелов и на людях: «Потому что часто бывают они среди людей, но люди их не видят, а я вижу».[133] Это сказано так просто, как, может быть, не говорилось никогда, с первых веков христианства, и потому именно, что это так просто и что душа человеческая это пьет невольно, как жаждущий воду, мы чувствуем, что это было — не могло не быть.
«Когда мне бывает тяжело, что люди с трудом верят тому, что я говорю им от лица Мессира (Господа), я ухожу от людей к Нему и молюсь, и жалуюсь Ему. И тотчас же после того слышу Голос: „Дочерь Божия, иди, иди! Я тебе помогу — иди!“ И, слыша то, я очень радуюсь, и мне хотелось бы всегда быть в этой радости».[134] — «А когда они (Ангелы или Святые) уходили от меня, я плакала и мне хотелось, чтоб они взяли меня с собой».[135]
«В первый же раз, как услышала я Голоса, я дала обет девства». Бедное латунное колечко с двумя именами в одном: Иисус-Мария — отдает Святым, а те, тронув его, возвращают ей, в знак того, что невеста обручилась Жениху, поселянка Жанна — Царю Небесному.[136]
Если все еще плачет иногда от страха, то теперь уже потому, что не Голосов страшится и не в них сомневается, а в себе самой: «Я — бедная девушка; ни ездить верхом, ни сражаться мечом не умею»… — «Знамя Царя Небесного возьми, дочерь Божия, и смело ступай! Бог тебе поможет», — утешают ее Голоса.[137]
С каждым днем все чаще говорят они с ней, все ближе, внятнее и неотступнее. «Дня не проходит, чтоб я их не слышала. И они мне нужны».[138] — «Дочерь Божия, ступай в город Вокулёр, к капитану Роберу Бодрикуру: он даст тебе ратных людей, чтоб отвести тебя к Дофину!»[139] — «Ступай во Францию!» — «Освободи Орлеан!» — «Венчай короля!»
Целых пять лет, от тринадцатого года до восемнадцатого, длится борьба ее с Голосами, такая же, как у св. Франциска Ассизского. «Чти отца и матерь твою…» — «Если кто не возненавидит отца и матери своей, тот не может быть Моим учеником». — «Самое тяжкое из всего, что пришлось мне вынести в жизни, — это уход от отца и матери», — могла бы сказать и Жанна, так же как Франциск.[140] «Но будь у меня сто отцов и сто матерей, я все равно от них убежала бы!»[141]
Жанна обратилась за помощью к троюродному дяде своему, Дюрану Лаксару, жившему в соседнем с Домреми селении Бюрей, ближайшем к городку Вокулёру, и сообщила ему пророчество о Деве: «Францию погубила Жена, а Дева спасет». — «Жена» — королева Изабелла Баварская, а «Дева» — Жанна.[142]
Дядя согласился отвести ее в Вокулёр, к тамошнему коменданту, сиру Роберу дё Бодрикуру. Это был человек не глупый и не злой, но грубый, пьяный и распутный, похожий на всех тогдашних ратных людей; пахло от него конюшней, кабаком и домом терпимости.[143]
Бедная крестьянская девушка, в красной заплатанной юбке, но с лицом, озаренным нездешним светом, смело вошла в находившийся высоко над городом замок, протеснилась сквозь толпу полуразбойничьей-полурыцарской челяди и, услышав Голос: «Вот он!» — прямо подошла к сиру Роберу и сказала:
— Я к вам от Мессира. Пошлите сказать Дофину, чтоб он крепко держался, но битвы врагам не давал… потому что до Преполовения (половина Пятидесятницы, празднуется от христианской Пасхи до праздника сошествия Святого Духа) Мессир поможет Дофину… Воля Мессира, чтобы Дофин был королем, и, вопреки всем врагам своим, он им будет: я это сделаю, отведу его на королевское венчание…
— Кто же такой этот Мессир? — спросил Бодрикур с удивлением.
— Царь Небесный, — ответила Жанна.
Молча посмотрел сир Робер сначала на нее, потом — на дядю Лаксара и, наконец, пожав плечами, сказал:
— Отведи ее назад, к отцу, надавав ей пощечин![144]
Жанна вернулась в Домреми. Люди смеялись над ней, указывая на нее пальцами:
— Вот кто восстановит королевский престол и спасет Францию![145]
Думали, что она «порченая»: «Видно, с Жаннетой что-то попритчилось у Фейного дерева!»[146]
Страшный сон приснился отцу Жанны: будто бы она убежала из дому с ратными людьми.
— Если бы это с нею и вправду случилось, я бы хотел, чтоб вы утопили ее своими руками, а если этого не сделаете вы, то я сделаю сам! — говорил он сыновьям своим, Жану и Пьеру, и по тому, как говорил, видно было, что сделает.[147]
Глаз с нее не спускали родители, чтоб не убежала, и, думая образумить ее, хотели выдать замуж за молодого поселянина, но она отказала ему, потому что была уже обручена иному Жениху — Царю Небесному.[148] И, обманутый будто бы ею, жених подал на нее жалобу в суд, где, робкая всегда и стыдливая, Жанна удивила всех такою смелостью, как будто суд был для нее привычным делом.[149]
Вскоре после того, в мае 1428 года, отпросилась она из дому к беременной тетке, дядиной жене, чтобы ухаживать за ней после родов.[150]
Знала, что уходит навсегда из родного селения. Весело как будто прощаясь со всеми, только с той из подруг, которую любила больше всех, Овиеттой, не имела духу проститься и прошла мимо дома ее потихоньку.[151]
Знала ли, что делает с отцом и с матерью? Знала. «Когда я убежала в Вокулёр, отец мой и мать едва не лишились рассудка».[152]
Снова идет в Вокулёр и здесь поселяется у дядиного друга, Леруайе, тележного мастера; помогает жене его по хозяйству: стряпает, шьет, вяжет, прядет; посещает больных и каждый день ходит в замковую церковь, где маленький певчий, видевший, как молится она, «в восхищении», навсегда запомнил ее озаренное нездешним светом лицо.[153]
127
Procès. I. 480; II. 413. — «Promiserat dare lanas… ut diligentiam haberet pulsando».
128
Procès. I. 218. — «Celavit visiones curato, patri et matri».
129
Procès. I. 73.
130
Amiet. 93. — «Leurs figures sont couronnées moult richement et préciesement».
131
Procès. I. 186.
132
Procès. I. 130.
133
Procès. I. 130.
134
Procès. III. 112.
135
Procès. I. 73.
136
Procès. I. 128. — Hanotaux. 9.
137
Procès. I. 52–53.
138
Procès. III. 57.
139
Procès. I. 53.
140
Gebhart. 90.
141
Michelet. 244.
142
Remi Boucher de Molandon. La famille de Jeanne d'Arc; son séjour dans l'Orléans d'après des titres authentiques récemment découverts, tableaux généalogique. Orleans: H. Herluison, 1878. P. 146. — Durand Laxart ou Lassois. — Burey. - Vaucouleurs. — Procès. II. 443.
143
Chronique de la Pucelle. 271. — Jean Chartier. Chronique de Charles VII, roi de France, publiée avec notes, notices et eclarcissemens par Vallet Viriville. Paris: P. Jaunet, 1858. Vol. I. P. 67. — Maurice de Pange. Le pays de Jeanne d'Arc, le fief et l'arriere fief. Les Baudricourt. Paris: (Nogent-le-Rotrou, impr. Daupeley-Gouverneur), 1903.
144
Procès. II. 436; I. 53; II. 456, 444. — Robert de Baudricourt: «reconduis-la à son père avec de bons soufflets». — Leon Mougenot. Jeanne d'Arc, le Duc de Lorraine et le Sire de Baudricourt; contribution à l'histoire de la Pucelle et de la region lotharingique. Nancy: Impr. Berger-Levrault et cie, 1895.
145
Procès. I. 131–132, 219. — «Voilà celle qui relevra la France et le sang royal!». — Procès. II. 421, 433. — «Juvenes de la deribant».
146
Procès. I. 68. — «Jeannette a pris son fait près de l'arbre des Fées!».
147
Amiet. 85 — «Me tenaient en grande sujestion». — Procès. I. 128, 215.
148
См. сноску выше.
149
Eugene Misset. Jeanne d'Arc. Champenoise. Paris: H. Champion, 1895. P. 28.
150
Procès. II. 228, 434.
151
Procès. II. 419. — Hauviette.
152
Amiet. 85. — «Peu s'en fallut que mes père et mère perdissent le sens».
153
Procès. I. 51, 214; II. 392, 395. — Leroyer. — Gasquet. 45.