Первый из четырех цзюаней сутры так описывает эту концепцию: «Три мира – лишь наше сердце» (сань цзе вэй синь). Это значит, что весь видимый и невидимый мир сводим к нашему сердцу или душе. Позже она легла в основу школы Вэйчжи цзун («Школа Только сознания», VII в.), которая восходила к классической буддийской философии виджнянавады (V в.). Весь мир, который нас окружает, все явления, люди и другие существа, то есть «три мира», изначально заключены в нашем сердце. Даже сам Будда, точнее его природа, его внутренняя суть, также живет в нашем сердце, душе или сознании (синь). А отсюда же существует «только сердце» (вэй синь), учитывая, что под китайским понятием «сердце» подразумевается совокупность всей психической и духовной деятельности человека. Таким образом следует постигать «только сердце».
Концепция «только сердца» базируется на ряде четко сформулированных постулатов, в основном относящихся к гносеологии буддизма, к самой природе Знания: «пять способов [получения Знания], „три самоприроды“, „два типа наличия и отсутствия Я“. „Пять способов“ (у фа) подразумевают пять путей постижения нашего бытия и включают деяния и явления (ши у), понятия (гай нянь), размышления (сы вэй), истину (чжэнь ли), мудрость (чжи хуэй). „Три самоприроды“ (сань цзы син) предполагают три этапа, через которые проходит человек, очищая изначальную природу или свое изначальное сердце на пути к освобождению: самоприрода суетных (иллюзорных) мыслей (ван сян цзы син), когда человек еще не способен избавиться от желаний, иллюзий и раздражающих мыслей; самоприрода постижения первопричин (юань ци цзы син), когда человек уже понимает взаимосвязь вещей и явлений, их исток и свое место, но еще не способен достичь окончательного освобождения; и реализованная самоприрода (чэн цзясин). Последний этап и является моментом просветления.
Сегодня изображения Бодхидхармы, переправляющегося через море в Китай, как символа «передачи истины через море незнаний» помещаются перед алтарем многих чаньских последователей и шаолиньских монахов
Наконец, «два самоотсутствия» (эр у во) подразумевают отсутствие «Я» как такового (у-во, досл. «не-я»), так и отсутствие дхарменного не-я (фа у во). Последнее означает, что человек даже не является сгущением, скоплением мельчайших частиц дхарм – он лишь нечто, произведенное сердцем-душой самого человека, его сознанием.
Другой важной концепцией «Ланкаватара-сутры» становится тезис о «сокровищнице Воистину пришедшего» (жу лай цзан). Она гласит, что все сущее, все люди имеют свой исток в мистическом теле Татхагаты (то есть Будды), и как следствие все в равной степени обладают «природой Будды» (фо син), ничем не отличаясь от него. А это значит – каждый способен достичь состояния Будды, что именовалось «единая истинная природа» (тун и чжэнь син).
Природа Будды, и как следствие природа каждого человека, изначально чиста и пустотна, лишь иллюзии, страсти могут замутнить ее: «Хотя само-природа и чиста, пыль может осесть на нее, и поэтому она может видеться нам как нечистая» [11, 481]. Благодаря потенциальной пустотности нашей природы, весь внешний мир, наполненный вещами и явлениями, представляется иллюзорным.
Осознание «единой истинной природы», внутреннее самоочищение и избавление от иллюзий вели к «возвращению к истине» (гуй чжэнь), то есть к изначальному, нерасчлененному видению мира, к возвращению в «сокровищницу Воистину пришедшего». Как следствие вся практика Ланкаватары, а затем и чань-буддизма была направлена на «очищение сердца от пыли мира», для этого и использовалась сидячая медитация, которая приобрела в Чань традиционный вид созерцания лицом к стене – «созерцания стены» (би гуань).
«Ланкаватара-сутра» объясняет, что существует четыре типа созерцания-Чань. Первый – это «Чань, которому следуют глупые люди», то есть чисто механическое занятие медитацией, не дающей плодов очищения. Под глупыми людьми или под глупцами здесь подразумеваются, прежде всего, шраваки (слушающие), то есть те, кто слышит слова Будд и бодисаттв, может их повторить, но не способен ни осознать их, ни следовать этим наставлениям. Более высокий этап представлен «Чань взирающих на все за и против» (гуань чаъи чань), то есть людьми, находящимися в расчлененном, двойственном состоянии сознания, не способными понять единую суть всех вещей и явлений. Затем следует «Чань тех, кто находит опору своим сознанием в чувственном» (чань юань жу чань), то есть людей, преодолевших влияние внешнего мира на себя, но еще опирающихся на свои чувства и переживания. И лишь четвертый тип созерцания может считаться истинным – «Чань Воистину пришедшего», то есть при котором последователь идентифицирует себя с самим Буддой и достигает освобождения от всех мирских условностей.
Таким образом, «Ланкаватара-сутра» устанавливает приоритет интуитивного знания над книжным, начетническим, ставя во главу угла опыт личного мистического переживания. Это находит свое отражение в концепции противопоставления «проникновения через школу» (цзун тун) и «проникновения через слова» (шо тун). «Проникновение через школу» подразумевает постижение именно глубины истины и «пробуждения» (у), требует игнорировать чисто вербальные объяснения, письменные тексты, ведущие лишь к иллюзии достижения знания и просветления. Прежде всего необходимо «самому почувствовать мир духовного» (цзы цзюэ шэн цзин), но не просто услышать или прочитать о нем.
Тезис «не опираться на письмена» (бу ли вэнь цзы), восходящий к «Ланкаватаре-сутре», мы позже встречаем в проповеди Бодхидхармы и других чаньских патриархов. Более того, нередко подчеркивается, что великие чаньские наставники были вообще безграмотны, что как бы указывало на предельное выражение «игнорирования письмен».
В не меньшей степени чань-буддизм перенял и тезис о первейшем значении личного опыта, говоря о необходимости само-пестования (цзы сю), само-пробуждения (цзы у), само-исправления (цзы чжэн).
«Ланкаватара-сутра» явилась буквальным техническим пособием по медитации. Тем не менее, тот подход к осмыслению медитации, который предлагал Чань, заметным образом отличался от способов Ланкаватары, о чем мы скажем несколько ниже.
Якобы в эти ворота Шаолиньсы вошел Бодхидхарма, чтобы передать монахам новое учение о созерцании. Но ничего не подтверждает тот факт, что Первопатриарх вообще когда-то появлялся в этих местах
В «Ланкаватара-сутре» были заложены в сжатом виде практически все те аспекты, которые затем получили особое развитие в Чань. Там мы встречаем и учение о «только сердце» или «сердце-основе», то есть о «Будде внутри себя». Концепция «внезапного просветления» (дунь у) также имеет корни в индийском буддизме. Например, спор о «постепенном» и «внезапном», на основе которого произошло затем разделение на южную и северную школу чань-буддизма, мы встречаем в «Ланкаватара-сутре».
Учителя Ланкаватары
Что же оставил после себя Бодхидхарма, какое учение он проповедовал? Именно в «Продолжении жизнеописаний» мы впервые встречаем ответ на этот вопрос. Даосюань упоминает, что Бодхидхарма передал Хуэйкэ четыре свитка «Ланкаватара-сутры» [18, 551б]. Именно отсюда берет свое начало версия о раннем Чань как о «традиции Ланкаватары». Важно заметить, что ни о каком «отказе от письменных знаков» в передаче учения, ни о концепции долгой медитации здесь речи еще не шло, ибо образ Бодхидхармы, как символа всего чаньского учения, только начинал складываться.
Много ли было в VI–VII вв. учителей Ланкаватары? Точно ответить на этот вопрос сложно. Дело в том, что практически всех наставников, которые так или иначе проповедовали созерцание и «учение о сердце» как об истоке всего сущего, принято было называть «учителями Ланкаватары».
К наиболее ярким учителям Ланкаватары относятся прежде всего Даосинь и Хунжэнь, названные позже соответственно четвертым и пятым чаньскими Патриархами, основавшие школу в горах Дуншань, откуда и пошло выражение «Дхарма с гор Дуншань» (дуншань фа). В их проповеди было немного новшеств относительно традиции Ланкаватары, они ревностно придерживались текста Сутры и прямо указывали на это. Так Даосинь говорил: «Когда я говорю о Дхарме, то всегда опираюсь на “Ланкаватара-сутру” и считаю, что самое основное в ней – это сердце Будды».