— А вот и Моника! — радостно воскликнул Грег, увидев приближающуюся высокую совсем юную официантку. — Здравствуйте, очень рад вас видеть снова, — он встал и поклонился.

— Господи! Что с вами? — Фрэнк заглянул ей в лицо. — За какие-то несколько дней ухитрились так осунуться и побледнеть? Я и узнал вас с трудом. Устали?

— Немного, мистер Грег. — Девушка присела в книксене. — Здравствуйте. — Она смущенно и печально улыбнулась. — Я думала, больше вас не увижу, вы же собирались навсегда уехать в Гонолулу? Очень рада, что не уехали.

— Уеду. Своевременно. Пока же поделитесь, что с вами стряслось. Мама заболела или детишки?

— У меня неприятности. — Она часто заморгала — вот-вот расплачется, поджала пухлые губки, носик сморщился.

— Э-э-э, — протянул Грег. — Если у вас дошло до слез, значит, очень плохо, — повернулся к друзьям. — Извините, я сейчас. Мы отойдем на минуту. — Он взял девушку под локоток и повел к плюшевым занавескам, отделяющим туалет от зала.

— Что случилось? — участливо заглянул ей в глаза.

Моника всхлипнула и закрыла руками лицо. Из-под пальчиков прозрачными бусинками покатились слезы.

— Э-э-э, — опять протянул Грег. — Видно, совсем скверно. С кем несчастье? С мамой, сестренками? А может, влюбились?

— Мама болеет. — Она всхлипнула. — Но главная беда со мной. — Отняла ладони от лица. Заплаканные глаза казались еще больше и зеленей. От длинных густых, загнутых кверху ресниц падали легкие тени. — Мне неудобно рассказывать, мистер Грег, но поделиться не с кем. Маме не могу — у нее больное сердце. Подруг нет. Они меня сторонятся, потому что я… Потому что я… — она замялась.

— Понятно, — вставил Грег. — Не делаете то, что они, а стараетесь в поте лица извернуться и заработать лишний доллар?

Она кивнула и шмыгнула носиком.

— Полно. Выкладывайте, я же юрист, помогу. Что-нибудь придумаем. Философы говорят — безвыходных положений нет.

— Ничего не придумаем, мистер Грег. — Она достала из карманчика передника платок и вытерла глаза. — Видно, уж такая я несчастная, ничего не поделаешь, придется соглашаться.

— Да что в конце концов произошло? С чем соглашаться?

— Мне стыдно говорить. — Снова появились слезы, щеки сделались пунцовыми.

— Господи! — воскликнул Грег. — Рассказывайте. Не то прибежит хозяин и раскудахтается: домогаюсь-де и соблазняю его самую красивую официантку.

Моника вздрогнула и огляделась.

— Его сын пристает ко мне с гнусным предложением, — прошептала еле слышно.

— То есть как это? — возмутился Грег.

— Он уже, — она запнулась, щечки покраснели еще больше, — переспал, простите, со всеми девушками, что работают тут. Особенно с теми, кто остается на вечернее выступление. Теперь моя очередь. Я в отчаянии и не представляю, что предпринять.

— Ах, скотина! — задохнулся Грег. — Мерзавец!

— Он заявил: если я сегодня не явлюсь к нему ночью, меня выставят с работы и еще обвинят в какой-нибудь провинности. А маме хуже, да и младшая сестренка нездорова.

— Этот сморчок смеет вам угрожать?

— Он не угрожает, а сделает. Такой случай уже произошел в прошлом году. Одна девушка тоже заупрямилась. Ее выгнали вон, заявили, будто бы украла деньги. Она не могла устроиться и очутилась на панели. По мне — лучше смерть. Но что станется с мамой и малышами, я же одна работаю. Жаловаться некуда.

— Стоп, Моника, стоп! — Фрэнк положил руку на ее вздрагивающее плечо. Он чувствовал и нежность, и жалость. Его всегда восхищала ее чистота и стойкость, с которой она боролась за свое достоинство. В то же время он сознавал: ради матери и детей — пожертвует собой.

— Была бы одна, — пролепетала со вздохом. — Ушла бы из бара, умерла с голоду, но… — Она передернула плечиками, спазмы в горле не дали продолжить.

— Умирать вам рано. — Грег мизинцем смахнул слезу с ее щеки. — Сколько вы получаете здесь в год?

— Вместе с выступлениями около пяти тысяч.

— Черт подери! Как дешево все-таки оценивается у нас жизнь матери, двух малышек и их юной кормилицы. — Грег полез в карман и достал бумажник. — Отсчитайте пять тысяч. Быстро!

— Что вы, мистер Грег. — Она отшатнулась.

— Я сказал быстро! — прикрикнул он. — Пока на нас не обратили внимание. Без церемоний, ну!

Она нерешительно взяла бумажник, но тут же протянула назад.

— Не надо, мистер Грег. Вы же небогатый человек.

— Вы хотите устроить скандал?

— Нет, но я не смею. Мне стыдно.

— Берите быстрее. — Он сунул бумажник ей в руки.

Девушка отсчитала деньги и вернула бумажник.

— Вот так. — Он спрятал его в карман. Фрэнку стало весело. — Возьмите себе. На год хватит. А потом у нас денег появится столько, что закупим сотню таких баров вместе с хозяевами.

— Я не могу. — Она опять попыталась вернуть деньги.

— А подыхать с голоду всей семьей можете? — Грег зло мотнул головой. — Завтра зайдете ко мне. Я поговорю с приятелем из авиакомпании «Альбатрос», устроим вас стюардессой. Там-то приставать не станут. Выньте из кармана моей рубашки визитную карточку, на ней адрес. Вот все и устроилось. И не ревите. Когда вернусь, посмотрим, куда вас определить.

— Вы уезжаете? — Она вскинула тонкие брови. — Но как же я возвращу долг? Да и где столько достану, я не успею скопить. Мне не заработать их и за пять лет. Не уезжайте, умоляю вас.

— Решим, когда приеду. Найду вам такую работу, что будете получать столько за час. — Он подмигнул ей.

— Мне очень неудобно и стыдно, мистер Грег, — начала она.

— Что вы заладили? Мистер да мистер! У меня есть имя.

— Я знаю, — покраснела девушка. — Вас зовут Фрэнк, а меня по-настоящему — Юта Шервуд.

— Тем более. Раз нам это известно, мы уже как родные. Вам понятно, что предпринять?

— Да, мистер Грег, — она запнулась. — Но когда уходить отсюда?

— Тотчас, едва нас обслужите. Сделайте одолжение, мисс Юта, принесите, пожалуйста, пива или воды. Получите по счету, затем ступайте и плюньте в самодовольную физиономию похотливого щенка. Хотел бы я на него взглянуть в этот момент.

— Хорошо. — Она вымученно улыбнулась. — Я сделаю, как вы сказали. Но может, вы передумаете и не уедете? А я…

— Чудесно. — Он потрепал ее по розовой щечке. — Я пойду к друзьям, они ждут. И веселее. А ехать мне необходимо.

Когда он возвратился к столику, Эдерс и Уваров перешептывались с видом людей, проникших в какую-то тайну.

— А вы, оказывается, весьма и весьма, — усмехнулся доктор, покачал головой и погрозил Грегу пальцем. — Да-а-а.

— Что весьма? — спросил, усаживаясь, Грег.

— Неравнодушны к симпатичным представительницам слабого пола. Теперь проясняется, почему вы нас сюда заманили. Прямо скажем, у вас есть вкус. Перед такой даже я, — он выпятил грудь, — не устоял. Прелесть. Ничего не возразишь, просто прелесть. И как ее занесло в этот вертеп? Впрочем…

— Все они… — начал хмуро Уваров, сквозь зубы.

— Эта девушка чище нас с вами в сотни раз. — Грег сердито прищурился. — Днем она угощает разных шалопаев пивом, а ночью на эстраде — созерцанием своего прекрасного тела. Ради того, чтобы содержать больную мать и сестренок; отец погиб — несчастный случай на работе. Фирма, естественно, отказалась выплатить пособие. А теперь свинья — сын владельца бара — домогается близости с ней, принуждает к сожительству.

— Все, — безнадежно махнул рукой Эдерс. — Бедняжке не отвертеться. А жаль, такая славненькая и совсем молоденькая. Боже мой, и это в наш просвещенный век. Дикость.

— Все они, — начал Уваров. Правда, было неясно, кого он имеет в виду — девушку или сына хозяина.

— Она уже отвертелась, — весело воскликнул Грег. — Так что, доктор, вы ошиблись. От-вер-те-лась, — повторил раздельно.

— Вы хотите сказать — переспала, и дело с концом. Чему же вы радуетесь, Грег? Это недостойно и совсем не похоже на вас, удивляюсь вашему цинизму. Мне стыдно за вас и горько. Вы…

— Радуюсь тому, что оболтус опростоволосился. — Грег захохотал. — Я устрою ее стюардессой на авиалинию «Альбатрос». Потом поступит в университет — она окончила колледж и мечтала заниматься медициной. Вот и пусть лечит убогих.