– Мистер Татум, – начал я.

– Дэвис. Мое имя Дэвис.

– Вы дадите мне гарантию, что не будете рассказывать об этом деле в Жокейском и прочих клубах?

– Гарантию?

– Да.

– Но я же говорил вам... это к вашей чести.

– Это личное дело. Я не люблю шумихи.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Я даю вам гарантию.

Я хотел верить ему, но... Он был уж слишком клубный человек, завсегдатай комнат с темными панелями, полных давно подорванных репутаций и смачно повторяемых тайн: "Только тебе по секрету, старина".

– Сид.

– Да?

– Что бы ни писали газеты, те, к чьему мнению реально прислушиваются, уважают вас.

– И кто же это?

– В клубах легко распространяются слухи, но в наши дни власть имущие там не лгут.

– Власть имущие блуждают кругом, как северный магнитный полюс.

– Кто это сказал?

– Я.

– Нет, я имею в виду, вы это придумали?

– Понятия не имею.

– Власть в наши дни раздроблена, – сказал он.

Я добавил:

– И где есть власть, там необязательно появляться.

Он просиял, как будто сам это придумал. Тут у меня над ухом зашуршала одежда и донесся цветочный аромат, молодая женщина придвинула к нашему столику кресло и с торжествующим видом уселась.

– Вот так так, – сказала она. – Мистер Дэвис Татум и Сид Холли!

Какой сюрприз!

Я повернулся к озадаченному Татуму и сказал:

– Это мисс Индия Кэткарт, которая пишет для "Памп". Если вы ничего не скажете, то прочитаете, что говорили то, чего никогда не думали, а если что-то скажете, то пожалеете об этом.

– Сид, – насмешливо-печально сказала она, – вы не можете не грубить?

Татум возмущенно открыл рот, и я, опасаясь, что он бросится меня защищать, покачал головой. Он посмотрел на меня, затем спросил самым беспристрастным адвокатским тоном:

– Мисс Кэткарт, почему вы приехали сюда?

– Как почему? Чтобы встретиться с вами, конечно.

– Но почему?

Она перевела взгляд с него на меня и обратно. Выглядела она точно так, как я помнил, – безупречная фарфоровая кожа, голубые глаза, четко очерченные губы, черные блестящие волосы. Она была одета в коричневое и красное с янтарными бусами.

– Разве это прилично, когда члена коллегии государственной прокуратуры видят беседующим со свидетелем?

– Нет, – сказал Татум и спросил у меня:

– Вы говорили ей, что мы встречаемся здесь?

– Нет, конечно.

– Но тогда каким образом вы, мисс Кэткарт, оказались здесь?

– Я же вам сказала. Ради репортажа.

– В "Памп" знают, что я здесь? – спросил я.

С тенью недовольства она ответила:

– Я не ребенок. Я действую сама по себе, знаете ли. И как бы там ни было, меня послала газета.

– Это в "Памп" вам сказали, что мы здесь? – спросил Татум.

– Мой редактор сказал мне пойти и посмотреть. И он был прав!

– Сид? – Татум поднял брови.

– Ага, это интересно.

– Кевин говорит, что вы ходили в школу в Ливерпуле, – сказала мне Индия.

Озадаченный Татум спросил:

– Что вы сказали?

– Сид не сказал мне, где он учился, так я это выяснила, – объяснила она и посмотрела на меня обвиняюще. – Вы говорите не как ливерпулец.

– Правда?

– У вас скорее итонское произношение. Откуда?

– Я способный подражатель, – ответил я. Если бы она и в самом деле захотела, она могла выяснить также, что от шестнадцати до двадцати одного года меня почти что усыновил один ньюмаркетский тренер (он-то в Итоне был), который сделал из меня хорошего жокея, своим примером исправил мне речь и научил, как жить, как вести себя и как распоряжаться деньгами, которые я заработал. Он уже тогда был стар и давно умер. Я часто думал о нем. Он все еще открывал передо мной двери.

– Кевин сказал мне, что вы были уличным ребенком, – продолжила Индия.

– Уличный – это положение, а не место.

– А мы колючие, правда?

Черт, подумал я. Я не позволю ей подстрекать себя. Я улыбнулся, что ей не понравилось.

Татум, неодобрительно прислушивающийся к этому разговору, спросил:

– Кто такой этот Кевин?

– Он работает в "Памп", – сказал я ему.

– Кевин Миллс – ведущий репортер "Памп", – заявила Индия. – Он помог Холли и получил по зубам.

– Это больно, – сухо прокомментировал Татум.

– Такой разговор ни к чему не приведет, – сказал я. – Индия, мистер Татум не выступает обвинителем ни по одному процессу, в котором я свидетель, и мы можем говорить обо всем, о чем нам угодно, включая гольф, о котором мы говорили до вашего прихода.

– Вы не можете играть в гольф одной рукой.

Смутился Татум, не я. Я сказал:

– Смотреть гольф по телевизору можно без рук, ног и ушей. Откуда ваш редактор взял, что нас можно найти здесь?

– Он не сказал. Это не имеет значения.

– Как раз в этом вся суть дела, – возразил Татум.

– Это интересно, – сказал я, – потому что все началось с "Памп", которая подняла шум о покалеченных пони в Кенте. Поэтому я и связался с Кевином Миллсом. Мы установили "горячую линию" под девизом из серии "Спасем Asarum europaeum".

– Как вы сказали? – спросила Индия.

– Asarum europaeum, – удивленно повторил Татум. – Так в ботанике называют копытень, полевой цветок.

– Откуда вы это узнали? – свирепо спросила она.

– Я участвовал во всем этом.

– Ох.

– Как бы то ни было, но стоило мне связать Эллиса Квинта, пусть даже мимолетно, с покалеченными жеребцами и с пони Рэчел Фернс, как "Памп" резко сменила направление и начала терзать меня на части в праведном гневе. И я уж точно могу спросить вас, Индия, почему вы писали обо мне так жестоко?

Это ваша обычная манера? Вы так привыкли орудовать топором, что просто не можете иначе? Я не ожидал доброжелательности, но вы... каждую неделю... доходили до крайности.

Судя по виду, ей было неуютно. И она совершила то же самое, за что в одной из еженедельных статеек обозвала меня "размазней": она начала оправдываться.

– Мой редактор дает мне указания. – Она почти склонила голову.

– Вы имеете в виду, он говорит вам, что писать?

– Да. Нет.

– Так да или нет?

Она переводила взгляд с меня на Татума и обратно. Потом сказала:

– Он требует, чтобы мои статьи вписывались в общую политику.

Я промолчал. Татум тоже. Индия с каким-то отчаянием произнесла:

– Только святые могли дать сжечь себя на костре.

Татум жестко сказал:

– Если я увижу какую-либо ложь или инсинуацию о моем разговоре с Сидом Холли в свете предстоящего суда над Квинтом, я привлеку к суду также лично вас, мисс Кэткарт, и буду настаивать на возмещении морального ущерба.

Так что сами выбирайте свой костер. Гореть вам так или иначе.

Я почти почувствовал к ней жалость. Она встала, ошеломленная, широко открыв глаза.

– Скажите, что нас здесь не было, – посоветовал я. Я не смог понять выражение ее застывшего лица. Она пошла прочь по направлению к лестнице.

– Смутили молодую даму, – заключил Татум. – Но откуда она – или ее газета – узнала, что наша встреча произойдет здесь?

Я спросил:

– Вы ввели данные о том, куда направляетесь, в свой компьютер?

Он нахмурился:

– Я не делаю это сам. Это делает мой секретарь. У нас существует система, которая в случае крайней необходимости может сообщить, где находятся все партнеры. Она сообщает, где можно найти любого из нас. Я сказал своему секретарю, что иду сюда, но не то, с кем я собираюсь встретиться.

Это по-прежнему необъяснимо...

Я вздохнул.

– Вчера вечером вы звонили мне на мой сотовый телефон.

– Да, и вы перезвонили мне.

– Кто-то прослушивает частоту моего телефона. Кто-то засек, что вы звонили мне.

– Черт! Но вы же перезвонили мне. Они не слышали почти ничего.

– Вы назвали свое имя... Насколько защищен компьютер в вашем офисе?

– Мы меняем пароль каждые три месяца.