Альбина завыла тоненьким голоском и поплелась к воротам, Демьян заплакал молча и побрел в противоположную сторону. Скоро она скрылась за одним углом, а он – за другим.

Между двенадцатью и часом Луиза, Юра и Ленька подошли к дому Хмелевых, продолжая обсуждать план действий. Прежде всего Чебоксаров узнал, в какое из окон (все они были сейчас закрыты) ему предстояло залезать. Затем Леня предупредил, что дорожка, ведущая от калитки к дому, хорошо просматривается с веранды и по ней Юре идти не стоит. Он указал Чебоксарову дыру в штакетнике, где не хватало трех планок. Сквозь нее можно было свободно пролезть и без всякой опасности подобраться к окну. Потом договорились о сигнале, который должен был известить Чебоксарова о том, что плацдарм подготовлен. После этого Чебоксаров перешел на противоположный тротуар и стал прохаживаться в стороне от дома Хмелевых. Луиза пошла домой.

С большой тоской на душе Леня отпер дверь веранды и вошел в пустой дом. Полина Александровна дежурила сегодня в аэропорту и там же обедала. В такие дни Хмелев сам разогревал приготовленный накануне обед, затем мыл посуду. Сегодня он должен был угощать обедом Инну Сергеевну, предварительно подготовив плацдарм для Юрки. Этим Леня попытался заняться сразу, не теряя времени. Он подергал ручку двери в комнату Инны, но та оказалась запертой. Выходило, что подготовкой плацдарма придется заниматься, когда в доме будет "эта самая". Леньку охватила еще большая тоска.

Выйдя на веранду, он увидел, что перед его калиткой стоит Луиза, что-то жует и вертит золотоволосой головой то вправо, то влево, напоминая синицу, которая схватила что-то вкусное и теперь поглядывает, как бы ее самое не сцапали. Леня подошел к ней.

– Уже пообедала? – сказал он уныло.

– Ага, – Луиза перестала жевать. – Что, не пришла еще?

– Не...

Маячивший в стороне Чебоксаров похлопал себя по запястью левой руки, где обычно носят часы: мол, пора бы уже, почему так долго?

Леня в ответ только плечами пожал. И тут Луиза, взглянув налево, вдруг шепнула:

– Идет!

Она мгновенно отошла от калитки, а Ленька побежал в дом. Там он зашел в кухню, взял стопку тарелок и вышел в коридор, который вел на веранду. Услышав шаги на ступеньках, он выбежал со своими тарелками и очутился на веранде одновременно с Инной.

– Здрасте, Инна Сергеевна! Мы как, сейчас обедать будем или погодим?

– Не погодим, а подождем. Перед обедом обычно руки моют.

Ленька весь напрягся.

– А я... а я, между прочим, уже руки вымыл, – с истеричной веселостью провозгласил он, – и вообще как следует умылся, именно как следует, потому что жара...

– Ну и молодец, – сказала Инна.

Ленька почти не дыша следил, как она вынула из белой сумочки ключ, открыла дверь и исчезла за ней. Он бросился на веранду, расставил тарелки на столе и принялся смотреть в коридор. Инна задержалась в комнате дольше, чем Хмелев предполагал. Но вот она вышла с полотенцем через плечо и мыльницей в руке. Вместо брючного костюма на ней был теперь короткий пестрый халатик. Пропустив Инну мимо себя, Ленька стал следить за ней сквозь стекла веранды. Он увидел, как Инна повесила полотенце на сучке рядом с умывальником, положила мыльницу на полочку, прибитую к сосне, но умываться она не стала, а направилась к деревянной будочке в дальнем углу двора. Ленька возликовал: на какую-то минуту у него прибавилось времени. Он вбежал в комнату Инны.

Сразу ему бросилась в глаза белая сумочка, небрежно брошенная на серое шерстяное одеяло. У него появилась мысль: а что, если самому заглянуть в эту сумочку?! Ленька схватил ее, попробовал открыть, но замок на ней оказался какой-то чудной, не такой, как на сумочке его мамы, и Ленька не стал терять драгоценные секунды. Положив сумочку на кровать, он подошел к окну. Рама была заперта, но лишь на один нижний крючок, привинченный к подоконнику. Ленька попытался выдернуть его из петли на раме, но не тут-то было: крючок не поддавался, он слишком туго сидел в петле. Хмелев сделал еще одну попытку, другую, третью... Сердце у него колотилось, он весь взмок от страха и от физических усилий. Наконец он догадался встать на цыпочки, левой рукой изо всех сил дернуть раму на себя, а правой рвануть крючок. И крючок сдался, выскочил из петли. Ленька толкнул тугую раму, чтобы чуть приоткрыть ее, и выскочил из комнаты. Первый этап подготовки плацдарма был завершен. Теперь надо было дождаться, когда "эта самая" вплотную примется за еду, и сигнализировать Чебоксарову.

Инна умывалась долго. Когда она вернулась, стол на веранде был полностью накрыт, а на плитке стояла сковорода с поджаренной утром рыбой.

– Пожалуйста, Инна Сергеевна! Сначала холодной окрошечки...

– Подожди. Я полотенце пока отнесу.

Ленька обмер. Вдруг она заметит, что рама слегка приоткрыта. Но Инна вернулась быстро и совершенно спокойная.

– Ну... Чем ты меня будешь кормить?

– Вот, Инна Сергеевна... сначала окрошечки... Соседи говорят, что у мамы самая лучшая окрошка получается.

Инна наполнила свою тарелку окрошкой, только что вынутой из холодильника, попробовала.

– Действительно, очень вкусно! – она придвинулась поближе к столу и с увлечением принялась за еду. "Пора!" – подумал Ленька.

– Извините, Инна Сергеевна, я на минуточку... Бросив на Инну дикий взгляд через плечо, он вышел на крыльцо. – Луиза-а-а! – закричал он. – Ты на речку после обеда пойдешь?

Это был условный сигнал для Чебоксарова. Ленька вернулся на веранду, сел на свой стул перед пустой тарелкой, но есть не стал. Он мысленно следил за тем, что в данный момент делает Чебоксаров. Вот он, должно быть, уже пролез сквозь дыру в заборе... Интересно: заметили это с улицы? Вот теперь подбирается к окну... А сейчас, наверное, уже открывает окно... Как бы его не увидели с улицы, когда будет лезть!

– А ты почему не ешь? – вдруг спросила Инна.

Леня вздрогнул.

– Я? А! Да!.. Я просто... я просто задумался. – Он плеснул себе немного окрошки, но есть опять-таки не стал. – Инна Сергеевна, хотите, я вам одну историю расскажу? Просто ужасная история! Прямо-таки очень ужасная история!

Он не успел придумать, какую ужасную историю рассказать, чтобы "эта самая" подольше оставалась за столом. Инна снова обратилась к нему.

– Ты что, купался?

– Я? В каком смысле – купался?

– У тебя волосы мокрые. Да и сам ты... как будто только что из воды.

Хмелев пощупал волосы. Действительно, они были влажные. От волнения, от спешки, от суеты перед гостьей он весь взмок, словно и правда искупался.

– Не, Инна Сергеевна, я не купался, это я просто вспотел. Ведь тут жарко как!..

– Да. Духотища ужасная, – согласилась Инна. – А ты не мог бы открыть вон ту раму, что у тебя за спиной? Ветер как раз с той стороны.

– Во! Правильно! Это мы в одну минуточку, Инна Сергеевна.

Оба они сидели боком к входной двери. Ленька – спиной к застекленной стене веранды, позади Инны были окно кухни, выходившее на веранду, и дверь, ведущая в коридор. Шпингалет, запиравший решетчатую раму, был расположен высоко, поэтому Ленька встал на свой табурет.

– Сейчас, Инна Сергеевна, это мы в одну минуточку... – Тут он услышал, что Инна отодвинула свой стул, и оглянулся. Секунды на две он замер от ужаса, и за это время Инна успела войти в коридор. – Инна Сергеевна, вы куда?! – завопил Ленька.

– Хочу свою комнату проветрить. Там настоящая душегубка.

– Инна Сергеевна, да вы не беспокойтесь! Инна Сергеевна, давайте я сам... – Ленька споткнулся о высокий порог, растянулся на полу в коридоре и, уже лежа, увидел, как Инна распахнула дверь в комнату.