- Конечно, - сказал Крокетт, - вы же только машины. Слишком, черт побери, чуткие. Призраки! Ну, ничего, теперь я здесь хозяин. Приглашу друзей и устрою пьянку от рассвета до заката. И на этой широте солнце не заходит долго!

С такими планами он и отправился следом за Фордом. Психолог уже спал, тяжело дыша во сне. Черты его утомленного лица слегка расслабились. "Постарел, - подумал Крокетт. - Да и кто не постареет в таких условиях?"

Импульсы гасли, волна депрессии исчезла. Он почти физически чувствовал, как она откатывается.

- Приготовлю чили, - решил Крокетт, - как научил меня этот парень из Эль Пасо, и запью шотландским виски. Даже если придется праздновать одному, все равно устрою оргию. - Он нерешительно подумал о Квейле и заглянул к нему. Тот читал книгу и только небрежно кивнул своему гостю.

- Привет, Крокетт! Какие-нибудь новости?

- Нет, просто хорошее настроение.

- У меня тоже. Форд говорит, что я вылечился. Мировой мужик.

- Точно, - горячо согласился Крокетт. - Тебе что-то надо?

- Спасибо, у меня все есть. - Квейл кивнул в сторону автоматов. Через пару дней меня отсюда заберут. Вы относились ко мне по-христиански; но пора и домой. Меня ждет работа.

- Неплохо. Хотел бы я с тобой поехать! Но мой контракт кончится только через два года. Пришлось бы либо разорвать его, либо оформлять перевод.

- У тебя здесь все удобства.

- Да уж! - ответил Крокетт и слегка вздрогнул. Потом вышел, чтобы приготовить чили и подкрепиться глотком разбавленного виски. Не рано ли он обрадовался? Может, кошмар еще не побежден? А если депрессия вернется с прежней силой?

Крокетт выпил еще виски - помогло. Во время депрессии он не отваживался пить алкоголь, но теперь чувствовал себя так хорошо, что доедал перец под аккомпанемент немелодичного пения. Разумеется, не было способа проверить психическую эманацию интеграторов каким-нибудь прибором, однако исчезновение прежней убийственной атмосферы не оставляло места для ошибки.

Радиоатомные мозги вылечились. Процесс, начатый мыслительным извержением Бронсона, наконец исчерпал себя и закончился - с помощью индукции. Спустя три дня самолет забрал Квейла и улетел на север, в Южную Америку. Форд остался на станции, чтобы обобщить результаты исследований.

Атмосфера на станции совершенно изменилась. Теперь здесь было уютно, ясно и спокойно. Интеграторы уже не казались дьяволами, а были просто приятными для глаза стройными белыми колоннами, в которых размещались радиоатомные мозги, послушно отвечающие на вопросы Крокетта. Станция работала без помех. А на поверхности ветер подметал полярные просторы белоснежной метелью.

Крокетт готовился к зиме. У него были книги, кроме того, он нашел старый этюдник, просмотрел акварели и пришел к выводу, - что проживет до весны без проблем. На станции не осталось ничего угнетающего. Опрокинув стаканчик, он отправился в инспекционный обход.

Форд стоял перед интеграторами, задумчиво глядя на них. Он отказался от предложения выпить.

- Нет, спасибо. Кажется, все в порядке, депрессия кончилась.

- Вам нужно чего-нибудь выпить, - сказал Крокетт. - Мы многое пережили вместе, и один глоток пойдет вам на пользу. Смягчит переход.

- Нет. Я должен обработать отчет. Интеграторы настолько логичные устройства, что будет жаль, если они начнут испытывать психические расстройства. К счастью, этого не произойдет - я доказал, что безумие можно лечить с помощью индукции.

Крокетт язвительно посмотрел на интеграторы.

- Взгляните, это же воплощение невинности.

- Да? Когда кончится эта метель? Я должен заказать самолет.

- Трудно сказать. Последняя продолжалась целую неделю без перерыва. А эта... - Крокетт пожал плечами. - Я попробую узнать, но ничего не обещаю.

- Мне нужно срочно возвращаться.

- Понимаю, - сказал Крокетт. Он поднялся на лифте в свой кабинет и просмотрел поступающие запросы, выбирая, что ввести в интеграторы. Один был важным - какая-то геологическая задача сейсмической станции из Калифорнии. Впрочем, и с ней можно было подождать.

Пить он больше не стал. Так уж сложилось, что план оргии реализовать не удалось. Облегчение само по себе оказалось сильным средством. Теперь, тихо посвистывая, он собрал бумаги и вновь отправился в Череп. Станция выглядела прекрасно. Впрочем, может, это вызывалось сознанием отмены смертного приз вора. Тем более, что проклятая депрессия была еще хуже верной смерти.

Он вошел в лифт - старомодный, на рельсах, действующий по принципу противовеса. Рядом с интеграторами нельзя было установить магнитный лифт. Нажав на кнопку и глядя вниз, он увидел под собой Череп и белые колонны, уменьшенные перспективой.

Послышались шаги, Крокетт повернулся и увидел бегущего к нему Форда. Лифт уже начал двигаться, и ирландец потянулся к кнопке "стоп".

Впрочем, он тут же передумал, потому что Форд поднял руку и направил на него пистолет. Пуля попала Крокетту в бедро, он покачнулся и навалился на рельс, а Форд одним прыжком оказался в кабине. Лицо его утратило обычное бесстрастное выражение, глаза горели безумием.

Крикнув что-то непонятное, Форд вновь нажал спуск. Крокетт отчаянно метнулся вперед. Пуля прошла мимо, а он со всего маху налетел на Форда. Психолог потерял равновесие и повалился на рельс. Когда он попытался выстрелить еще раз, Крокетт, едва держась на ногах, ударил его в челюсть.

Точность и сила удара оказались фатальными. Форд рухнул в шахту, и через некоторое время снизу донесся глухой удар.

Лифт мягко двинулся. Постанывая от боли, Крокетт разодрал рубашку и перевязал обильно кровоточащую рану.

Холодный свет флуоресцентных ламп осветил колонны интеграторов, вершины которых сначала поравнялись с Крокеттом, потом уходили все выше и выше по мере того, как он опускался. Выглянув на край платформы, он мог бы увидеть тело Форда, но зрелища этого и так было не избежать.

Вокруг стояла полная тишина.

Все дело было в напряжении и запоздалой реакции. Форду нужно было напиться. Алкоголь ослабил бы резкий переход от долгих месяцев сущего ада. Недели борьбы с депрессией, месяцы постоянной готовности к опасности, которой он придавал черты материального противника, жизнь в неестественном темпе... Потом - успех и угасание депрессии. И тишина, - смертельная, ужасная, и время, чтобы расслабиться и подумать.