Султан объяснил Омару, что он должен выбрать одну из шкатулок. Тот встал и подошел к столам.

Он внимательно прочел обе надписи и сказал:

- Последние дни научили меня, сколь ненадежно счастье, сколь бренно богатство. Но они же и научили меня, что в груди отважного живет нерушимое благо - честь и что сияющая звезда славы не исчезает заодно с богатством. И пусть я лишусь короны - жребий все равно брошен: честь и слава, я выбираю вас!

Он положил руку на шкатулку, которую выбрал, но султан приказал ему подождать. Он знаком приказал Лабакану подойти к своему столу, и тот тоже положил руку на свою шкатулку. А султан велел подать себе тазик с водой из священного колодца Земзема в Мекке, омыл руки для молитвы, повернулся лицом к востоку, пал наземь и стал молиться:

- Бог моих отцов! Ты, который веками хранил чистоту и подлинность нашего рода, не попусти, чтобы недостойный посрамил имя Абассидов, возьми под свою защиту моего настоящего сына в этот час испытания!

Султан поднялся и снова взошел на трон. Присутствующие замерли в ожидании, прямо-таки боясь дохнуть. Пробеги по залу мышонок, это было бы слышно - такая напряженная воцарилась вдруг тишина. Сидевшие сзади вытянули шеи, чтобы увидеть шкатулки через головы сидевших спереди. И теперь султан сказал:

- Откройте шкатулки!

И шкатулки, которые дотоле нельзя было открыть никакой силой, открылись сами собой.

В шкатулке, выбранной Омаром, лежали на бархатной подушке маленькая золотая корона и скипетр, а в шкатулке Лабакана - большая иголка и немного ниток. Султан велел обоим подойти со своими шкатулками к нему. Он снял с подушки коронку, и - о диво! - в его руке она стала расти, пока не достигла размеров настоящей короны! Он надел ее на голову своему сыну Омару, который стал перед ним на колени, поцеловал его в лоб и велел ему сесть по правую руку от себя. А повернувшись к Лабакану, он сказал:

- Есть старая поговорка: "Знай, кошка, свое лукошко!" А тебе, кажется, следует знать свою иголку. Хоть ты и не заслужил моей милости, но некто, кому я сегодня ни в чем не могу отказать, за тебя попросил. Поэтому я дарю тебе твою жалкую жизнь. Но если хочешь послушаться доброго совета, то поспеши убраться из моей страны!

Посрамленный, уничтоженный, бедный портняжка не в силах был ничего ответить. Он пал ниц перед принцем, и слезы брызнули из его глаз.

- Вы можете простить меня, принц? - сказал он.

- Верность другу, великодушие к врагу - вот гордое правило Абассидов, отвечал принц, поднимая его. - Ступай с миром.

- О истинный сын мой! - растроганно воскликнул старый султан и припал к груди своего сына.

Эмиры, паши и все важные лица государства встали со своих мест и воскликнули:

- Ура новому царскому сыну!

И при всеобщем ликовании Лабакан со своей шкатулкой под мышкой вышмыгнул из зала.

Он спустился к конюшням султана, взнуздал своего коня Мурфу и выехал за ворота, держа путь на Александрию. Вся его жизнь в роли принца казалась ему сном, и только великолепная шкатулка, богато украшенная жемчугами и алмазами, напоминала ему, что это был все же не сон.

Прибыв наконец в Александрию, он подъехал к дому старого своего хозяина, привязал к двери свою лошаденку и вошел в мастерскую. Хозяин, который не сразу узнал его, принял его очень церемонно и спросил, чем может ему служить. Но, приглядевшись к гостю и узнав своего старого знакомца, он созвал своих подмастерьев и учеников, и все набросились на бедного Лабакана, который никак не ждал такого приема, стали толкать и бить его утюгами и аршинами, колоть иглами и пырять острыми ножницами, пока он наконец в изнеможении не упал на кучу старой одежды.

Когда он лежал там, хозяин долго корил его за украденное платье. Напрасно уверял Лабакан, что он для того и вернулся, чтобы все ему возместить, напрасно предлагал ему возмещение ущерба в троекратном размере. Мастер и подмастерья опять накинулись на него, основательно отколотили и вышвырнули его за дверь. Избитый и растерзанный, он сел на своего коня Мурфу и потащился в караван-сарай. Приклонив там свою усталую, разбитую голову, он задумался о земных страданиях, о заслугах, которые так часто не находят признания, о ничтожестве и непрочности всяческих благ. Он уснул с решением отказаться от каких бы то ни было великих притязаний и стать просто порядочным человеком.

И на следующий день он не пожалел о своем решении: тяжелые руки мастера и его подмастерьев выбили из него, видимо, всякую заносчивость. Он продал ювелиру за большую цену свою шкатулку, купил дом и устроил там мастерскую, чтобы заниматься своим ремеслом. Когда он все как следует оборудовал и повесил над своим окном вывеску с надписью:

"Лабакан, портной", он сел и принялся той иглой и теми нитками, что он нашел в шкатулке, чинить кафтан, так жестоко изодранный его хозяином. Кто-то оторвал его от этого занятия, куда-то зачем-то позвав его, и, когда он снова захотел сесть за работу, глазам его предстала поразительная картина: игла продолжала усердно шить, хотя ее никто не держал, и делала такие мелкие, изящные стежки, каких не делал даже в минуты удачи и сам Лабакан!

Поистине, даже самый незначительный подарок доброй феи полезен и очень ценен. Но этот подарок обладал еще и другой ценностью: моток ниток никогда не переводился, как бы прилежно ни сновала игла.

Лабакан приобрел множество заказчиков и вскоре стал самым знаменитым портным в округе. Он кроил одежды и делал своей иглой первый стежок, а дальше игла шила сама, не останавливаясь, пока одежда не была готова. Вскоре весь город стал заказывать платье у Лабакана, ибо работал он хорошо и цены назначал необычайно дешевые, и только по одному поводу качали головами александрийские жители - по поводу того, что работал он без подмастерьев и при запертых дверях.

Так сбылся девиз шкатулки, суливший счастье и богатство. Счастье и богатство сопутствовали, хотя и в скромной мере, доброчестному портному, и, когда он слышал о славе молодого султана Омара, имя которого было у всех на устах, когда он слышал, что этот храбрец стал гордостью и любимцем своего народа и грозой его врагов, бывший принц про себя думал: "Лучше все-таки, что я остался портным. Ведь честь и слава - дело небезопасное". Так жил Лабакан, довольный собой, уважаемый своими согражданами, и если игла со временем не потеряла своей силы, то она шьет и сегодня вечными нитками доброй феи Адользаиды.