Сейчас, представив на месте дома № 93 проектный дом, он признал, что «открытая ладонь» выглядела бы нелепо среди этих пятиэтажек. И все же он был не совсем неправ.
Тогда он еще не знал, что это были первые его шаги к сегодняшнему пути на вокзал.
Около пивного ларька он закурил сигарету, повернул за угол и увидел гастроном… С городом творилось что-то неладное. Теперь-то уж Перепелкин точно знал, что не сделал никакого круга. Он несколько минут постоял, растерянно оглядываясь, и повернул назад.
За углом гастронома была улица Шпалопропиточная, а через три квартала виднелся и сам гастроном… Какой-то чертов круг! Куда ни пойди, везде улица Шпалопропиточная. Перепелкин решил, что назад идти нет смысла, и повернул около пивного ларька направо. Перед ним был гастроном, улица Шпалопропиточная, а через три квартала виднелась кучка людей у пивного ларька.
До отхода поезда оставалось минут сорок. Возле магазина было довольно многолюдно, и Перепелкин чуть было не налетел на инженера Сидорова из группы проектировщиков, которой он, Перепелкин, недавно руководил. Сидоров был лет на пять старше Виталия и спроектировал не одну улицу в Марграде. Они поздоровались: Перепелкин — испуганно, а Сидоров — растерянно, потому что только что вышел из квартиры Виталия. Он приходил уговаривать его вернуться в управление главного архитектора.
— Так-таки и уезжаешь? — наконец вымолвил Сидоров.
— Уезжаю! — с вызовом ответил Перепелкин. — Надоела эта канитель. Не хочет — не надо…
— Кто не хочет?
— Кто-кто… Город! Не хочет стать красивым, пусть таким и остается.
— Город-то хочет. Только главному архитектору надо доказать.
— Так ведь пять лет уже доказываем! — сказал Перепелкин и, спохватившись, поправился: — Доказывали, то есть.
— Нет, не доказывали! — вспылил Сидоров. — Доказываем! Доказываем и докажем! И Марград станет красивым!
Перепелкин ничего не ответил и переложил чемодан из одной руки в другую.
— Значит, уезжаешь? — снова спросил Сидоров. — А я ведь у тебя сейчас был. Не знал, что ты так скоро.
— Я вот сегодня подумал, — сказал Перепелкин, — в жилом доме типа «кленовый лист» у нас планировка двенадцатого этажа все никак не получалась. Тяжело выходит, неизящно. Надо бы еще на пять сантиметров поднять потолок и поставить «летающие» перегородки.
— Так ведь кто-то предлагал уже…
— Кто-то? Ты и предлагал. Все так и надо сделать, и тогда «кленовый лист» вырвется на простор.
— Тебе-то что до этого?
— Ах, да. Ты извини, опаздываю я.
— Не вернешься?
— Ни за что на свете, — ответил Перепелкин, но в его голосе не было уверенности. — Пусть Марград таким и остается, если ему это нравится.
— Вернешься, я тебя к себе на работу не возьму. Учти, — предупредил Сидоров своего бывшего начальника и ушел, не попрощавшись.
Перепелкин снова переложил чемодан из одной руки в другую, но не успел сделать и десяти шагов, как из магазина слегка навеселе вышел его двоюродный брат Сметанников.
— А, Виталька, черт! — заорал он. — Давай-ка по стаканчику!
— Понимаешь, Петя, — ответил Перепелкин, — мне на вокзал надо. Времени уже осталось мало.
Оба стояли, не зная, что еще сказать друг другу. Потом Перепелкину вдруг пришла в голову мысль.
— Послушай-ка, Петя, может, ты проводишь меня до вокзала? А?
Сметанников на секунду задумался, достал из кармана мелочь, пересчитал ее и твердо произнес:
— Провожу.
Перепелкин уже начал понимать, что одному ему с этой злополучной улицы не свернуть. И он решил: как только они подойдут к углу, вцепиться в локоть двоюродного брата, закрыть глаза и таким образом прорваться, наконец, к вокзалу. Сметанников начал что-то рассказывать Перепелкину, но тот слушал его невнимательно, лишь иногда невпопад вставляя: «Да, да. Угу».
…Сколько ночей провела их группа, реконструируя на бумаге Марград и застраивая его новые кварталы. Прекрасный город получался у них. Даже в Москве удивлялись. И в самом Марграде вроде бы одобряли. Но дальше этого не шло. Каждая квартира в доме типа «открытая ладонь», «планирующая плоскость», «голубая свеча», «кленовый лист», «падающая волна» стоила на пять процентов дороже обычной, стандартной. А где их взять, эти пять процентов?
В Марграде строился новый дизельный завод, и нужны были тысячи квартир. Срочно, немедленно. Тут уж было не до «кленового листа». Всегда так. Сначала хоть что-нибудь, а потом уже получше, но оставляя это самое «что-нибудь». Перепелкин доказывал, что через десять лет все равно придется сносить эти серые уродины, и тогда уж государство пятью процентами не обойдется. С ним согласились, но говорили, что снос ведь будет все-таки через десять лет, а квартиры нужны сейчас. Пять тысяч семей живет в старом Марграде в подвалах и полуподвалах, им сейчас не до «планирующей плоскости».
Пять лет Перепелкин бился и доказывал, а теперь вот уезжал в Усть-Манск, потому что там решили строить новый жилой район из домов типа «башня» и «нож». Это, конечно, не «кленовый лист», но все же близко. И потом, может быть, со временем удастся построить и «открытую ладонь»…
До пивного киоска оставалось шагов тридцать. Перепелкин вцепился в своего двоюродного брата железной хваткой. Тот что-то напевал, попутно давая пояснения. До поворота оставалось двадцать шагов, пятнадцать. И в это время Сметанников увидел свою жену. И Перепелкин увидел ее. И она увидела их обоих, причем значительно раньше, потому что стояла в позе полководца, широко расставив ноги и уперев двухкилограммовые кулаки в бедра.
Сметанников только присвистнул, вырвался от Перепелкина и опрометью бросился в обратную сторону. Его жена тоже взяла с места в карьер. Свирепый ветер чуть не опрокинул Виталия на асфальт. Осторожно, как в полусне, дошел он до поворота. За углом снова был гастроном и улица Шпалопропиточная.
Перепелкин стиснул зубы. До отхода поезда оставалось двадцать минут. Мимо него, как пуля и пушечное ядро, пронеслись Сметанников и его жена. С одного взгляда было понятно, что Сметанников не продержится в лидерах и двадцати секунд.
Перепелкин увидел свободное такси и выбежал на дорогу.
— На вокзал, опаздываю! — взмолился он.
— Садись, — открыл дверцу таксист.
Машина легко развернулась. Перепелкин отдышался. Теперь-то уж его не задержит перекресток. Такси все-таки. На сей раз все кончится благополучно.
Таксист включил правый поворот. Перепелкин зажмурил глаза. Резко завизжали тормозные колодки, таксист выругался. Виталий со страхом открыл глаза. Такси стояло, уткнувшись передними колесами в бордюр рядом с гастрономом.
— Не получилось, — прошептал Виталий.
— Что за чертовщина! — выругался шофер. — Ведь трезвый я.
— Попытайтесь еще раз, — попросил Перепелкин.
Такси вывернуло на проезжую часть и снова понеслось к перекрестку. Перед поворотом таксист сбавил скорость.
Снова визг тормозов. Такси стояло возле гастронома.
— Вы что-нибудь понимаете? — испуганно спросил шофер.
— Понимаю, — ответил Перепелкин. — Теперь я все понимаю. — Он расплатился с таксистом и вылез из машины. Шофер сидел с побледневшим лицом и тут же отказался везти кого-то в аэропорт.
Теперь Перепелкин все понял. Город не хотел отпускать его. Но с какой стати! Он столько лет пытался сделать город красивым, а получал только выговоры и нахлобучки. Перепелкин снова пошел вперед. Он еще вполне мог успеть на поезд, надо было только поторопиться.
Он шел и думал, что город напрасно старается его задержать. Он устал, ему все надоело, а в Усть-Манске он сможет осуществить хоть малую часть своей мечты о прекрасном бело-голубом городе. Отпусти! Остался ведь еще Сидоров и вся их группа. Пусть теперь они обивают пороги и доказывают. Отпусти! Мне все равно нельзя возвращаться, после того как я с треском уволился из управления главного архитектора. Теперь, если я и останусь, то ничего не смогу предпринять. Ну кем же теперь меня могут взять на работу? Техником? Инженером? А я и руководителем отдела ничего не смог добиться.