А я шел так и не сняв плаща: пусть все расплавится во мне от солнца. Трава уже кое-где повылезла из земли и зеленела. Птицы одурели от счастья: голуби, воробьи и скворцы копошились в земле и на влажном еще асфальте. Тополя на глазах выбрасывали из почек сережки и роняли их на плечи и головы прохожих. Сережки пахли смолой, или это так пахли осыпавшиеся стручки почек?..
Когда я подошел к дому, то почувствовал, что меня ждет еще что-то радостное. На мгновение я испугался: мне уже ничего не надо. Пусть это будет завтра, а сегодня я уже переполнен счастьем.
Я подошел к двери, вставил в замочную скважину ключ, за дверью тишина. Странно. Почему это Никса не встречает меня радостным лаем? Я открыл дверь и вошел в прихожую. Ах, вот все-таки она. Собака бросилась ко мне, цокая ногтями по полу, виляя хвостом, нагибаясь и приседая. Сейчас бросится мне на грудь и попытается ткнуться мокрым носом в ухо. Я нагнулся. Так у нас было заведено. Но Никса вдруг бросилась в комнату, залитую солнцем, припала там передними ногами к полу, взвизгнула, снова бросилась ко мне, прыгнула передними лапами мне на грудь, но тут же, перевернувшись прямо в воздухе, снова бросилась в комнату.
— Никса! — сказал я.
— Гав! — ответила Никса из комнаты.
— Что с тобой сегодня? Это весна на тебя так подействовала?
— Гав! Гав! — Как четко различается в собачьем лае радость.
Нужно было немного прогулять собаку. Я снял наконец плащ и потянулся за поводком.
— Гав! — сказала Никса.
— Да что это с тобой, Никса!
Я вошел в комнату.
На стуле у окна сидела девушка и гладила по спине мою собаку. Не так-то просто это было сделать — Никса вертелась, как вьюн.
— Здравствуйте, — сказал я тихо и растерянно.
Девушка подняла голову:
— Здравствуйте.
А вот в ней-то не было никакой растерянности, словно она каждый день сидела у этого окна.
— Я уже ходила с Никсой на улицу… Это ничего, что я здесь? — спросила она.
— Ничего… — Я вроде бы опомнился. — Это хорошо, просто здорово!
Но вот только как она могла попасть в квартиру?
— У меня был ключ, — пояснила она.
Фу ты, черт! Конечно же, у нее просто-напросто был ключ. Что тут голову ломать, все ясно.
— У вас хорошая собака. Мы с ней немного поиграли…
Ну, кто же она? — думал я. Это так здорово, что она здесь. И хорошо, что ключ у нее оказался. А то ведь могла постоять, постоять у дверей и уйти, не дождавшись меня.
Солнце золотило ее волосы, но я так и не понял, какого они цвета. На таком солнце все из золота. Она сидела спокойно и гладила собаку. А Никса положила голову ей на колени и зажмурилась от удовольствия. На девушке было летнее, короткое и без рукавов, платье, цветное и яркое. И вообще вся она была какая-то весенняя. Другого определения я не мог подобрать.
Я вернулся в прихожую, снял пиджак, повесил его на крючок, сегодня он мне уже не понадобится. Рубашка прилипла к спине. Нет, пора переходить на летнюю одежду. Вот как эта девушка. И все-таки странно…
Я снова вошел в комнату и сел на стул. Никса подбежала ко мне, посмотрела своими совсем человеческими глазами и чуть наклонила голову набок. Все в ней сейчас было вопросительно и выжидающе.
— Хорошо ведь, Никса, что она пришла к нам?
— Гав! — сказала Никса.
Девушка встала и подошла ко мне. Встал и я. Она доставала мне макушкой до подбородка и поэтому смотрела вверх, внимательно, словно ожидая чего-то, и в глазах ее были прозрачная зелень и бездонность.
— Давай говорить друг другу «ты», — сказала она.
— Давайте… то есть, конечно, давай.
Она протянула мне руку. Ладонь была прохладная, маленькая, пальцы крепко сжали мои, не хотелось выпускать их. Спросить ее, откуда она взялась такая? Я боялся. Спрошу, а она исчезнет или скажет, что ошиблась номером квартиры, и уйдет. Нет уж, ничего я не буду спрашивать. Пусть останется маленькая тайна. Если сохранить тайну, то она продлится… Вдруг она, эта тайна, продлится еще!
— Так будет лучше, — кивнула она. Словно мысли мои прочитала. — А вообще-то я появилась у вас в городе только сегодня.
— Понятно, — сказал я, хотя ни черта мне было не понятно!
— У меня здесь много дел. Я сейчас уйду. А вернусь вечером. Или лучше я встречу тебя у института. И тогда мы пойдем вместе. Хорошо?
Я кивнул.
— Никсу я возьму с собой. Мы побродим по лесу. А вечером ты покажешь мне город.
Не хотелось мне ее отпускать.
— Это очень нужно?
— Очень, очень.
Никса нетерпеливо взвизгнула, почувствовала, что ее поведут в лес.
Девушка высвободила руку и провела ею по моей щеке. Щека горела.
— У нас с тобой все будет хорошо, — сказала она.
— Это навсегда? — спросил я и понял, что спрашивать было нельзя.
Она засмеялась, замотала головой из стороны в сторону. А я так и не мог рассмотреть, какого цвета у нее волосы. А смех ее болью застрял в сердце.
— Так мы пойдем?
Никса уже вся была — нетерпение! Ах ты, собака! Ведь я твой хозяин.
Солнце рвалось через открытое окно и балконную дверь, с улицы доносились запахи молодой листвы.
Я вышел на балкон и не услышал даже, как хлопнула дверь, а увидел их уже внизу. Никса шла без поводка, рядом. Это тоже было странно. И еще… Березки-то перед домом уже распустились и зеленели вовсю. И там, где шли они, деревья тоже распустились, а что делалось дальше, я не мог рассмотреть.
Я сварил суп из брикета, выпил холодного вчерашнего молока, переоделся. Я как бы принял окончательно переход от зимы к весне.
В институте я закончил генераторный датчик для измерения переменных электрических полей, положил на свой рабочий стол два метровых листа меди с зазором между ними в несколько сантиметров, создав тем самым конденсатор, и начал градуировать свой датчик. Я гонял его на разных частотах и при разных напряженностях поля, составил градуировочную таблицу, а потом вычертил график.
Шеф смотрел на меня несколько оторопело: такого темпа в работе я ему еще не показывал. Из студенческих девятиэтажек доносилась музыка. А у меня в голове и без того была музыка, трепетная и неожиданная.
— Странно, — сказал шеф, — во дворе института еще ни один листочек не распустился.
— Так ведь только первый день тепло, — возразил ему кто-то.
— Да, первый. Однако вот на Красноармейской, на западной ее стороне, уже все тополя распустились?
— Почему только на западной?
— Потому, что на западную сторону солнце светит с утра, а на восточную — после обеда. К вечеру распустятся.
— Место там открытое, что для той, что для другой стороны.
Да, я заметил, когда шел с обеда, что тополя выпустили листья. А на другую сторону и не взглянул, в голову такое не пришло. Постойте… По этой стороне улицы шла она с моей собакой. Здесь был самый короткий путь в лес. И шеф и я проходили здесь после обеда. Я мало что заметил, а вот шеф — многое. Ну, на то он и шеф, чтобы все замечать и знать. Я немного успокоился.
Перед концом работы распустились деревья и под окнами нашего института. Произошло это почти мгновенно. Я заметил. Заметили и другие, но почему-то не начали спорить, выдвигая гипотезы и объяснения, а просто торопливо засобирались домой.
Я вышел из проходной и увидел мою незнакомку. Она сидела на куче кирпичей за дорогой. Никса лежала возле ног, а в руках у девушки была охапка цветов. И где только она смогла их найти? Какие сейчас в лесу цветы? Через день, через два — тогда они действительно будут. Букет из кандыков, медунок и подснежников…
Я подошел, а она все сидела, и деревья вокруг стояли совершенно зеленые. Не могли они так распуститься за день. Неделю нужно на это.
— Ну, как? — сказал я.
Никса посмотрела на меня отсутствующим взглядом.
— У вас тут хорошо. Весь лес зазеленел.
— Давно вы меня ждете?
— Минут десять.
Десять минут назад деревья вокруг института покрылись листвой!
Подошел шеф и уставился на девушку испуганно-недоверчиво, потом сказал: