По реакции Беллза – по тому, как он набросился на тех двух корейцев, угнал их грузовик, – можно сказать, что между Беллзом и Джиной было что-то очень серьезное. Но если Беллз обезумел из-за того, что Тоцци переспал с Джиной, почему он не рассчитался с ним сразу же? Может, потому, что знал: Тоцци – агент ФБР, и не хотел убивать еще одного и тем самым усугублять свое положение? Не похоже. У Беллза мозги устроены по-другому. Убить одного, или двоих, или троих – какая разница? Но почему тогда он даже не избил их, чтобы выпустить пар? Чего он ждет?

Может, на уме у него кое-что другое, что-то похуже, чем простое избиение? Иначе зачем бы ему держать их пленниками?

Дерьмо.

Грузовик изменил направление, и золотистая ниточка света переместилась на щеку Джины, отсекая уголок очков в фиолетовой оправе и освещая глаз с одной стороны. Как будто смотришь сквозь кусочек янтаря. К сожалению, он не видел ее брови, поэтому глаз оставался безжизненным, в нем не было выражения. Дуется она? Сердится? Боится? Что, по ее мнению, собирался сделать с ней Беллз? Если бы она боялась, то сказала бы об этом. Даже если она ненавидит Тоцци, она сказала бы что-нибудь, так ведь? Правда, она упряма, скорее умрет, чем покажет свои истинные чувства, откроет, что она такой же человек, как и все остальные. А еще ругают мужчин.

Внутри грузовика становилось все холоднее. Как в подвале. Джина, должно быть, совсем замерзла.

– Дать тебе мое пальто? – спросил Тоцци.

Она ответила не сразу:

– Как ты его снимешь? Забыл про наручники? – В голосе ее был сарказм.

– Надень его наизнанку. Я протащу его через наручники.

– Не надо.

Ее односложный ответ заставил его вспомнить Гиббонса. Это его манера говорить. Вернее, была его манера. Трудно думать о Гиббонсе в прошедшем времени...

– Я передумала, – донесся из темноты голос Джины.

– Насчет чего?

– Насчет пальто. Я замерзла. – Она произнесла это в точности как Гиббонс. Ее слова прозвучали так, будто он был виноват в том, что она замерзла.

– Сядь, я передам его тебе.

Оба они сели, и Тоцци выбрался из пальто, вывернул его наизнанку и передал Джине через руку. Она ухватила его за запястье, и от ее прикосновения он ощутил легкий трепет. Тут он сообразил, что она просто пытается стянуть пальто с его руки. Когда она, изворачиваясь и ерзая, натягивала вывернутое наизнанку пальто, в полоске света блеснула, словно королевская мантия, шелковистая синяя подкладка.

– Как только согреюсь, верну.

– Все в порядке. Не снимай. На мне спортивная куртка.

Молчание. Даже не скажет спасибо.

Через какое-то мгновение из темноты снова раздался ее голос:

– Кто тот парень, в универмаге?

– Тот, которого убил Беллз? – Он знал, что она говорит о Гиббонсе, но все-таки спросил.

– Да, тот.

Тоцци ответил не сразу:

– Он был моим напарником. Его зовут Гиббонс.

– Напарником? Я думала, твой напарник – мой брат.

– Моим напарником из ФБР. Я тоже агент ФБР.

Она повернулась к нему лицом, но он не знал, как она реагирует на его слова. Он видел лишь полоску ее волос, сияющую в лучике света. Может, она и не удивилась. Может, и сама догадалась об этом. Может, даже относится к этому с пониманием.

– Гиббонс был хорошим человеком. Мы вместе много лет, он и я... участвовали во многих операциях.

– Так ты тайный агент... Ты пытался заложить моего брата. – В ее обвиняющем тоне было презрение. На Гиббонса ей наплевать.

– Живчик не главная цель. На самом деле твой брат помогал нам. Мы завербовали его.

– Как это?

– Он работал на нас. Мы знали, что он имеет дело с некоторыми людьми, связанными с организованной преступностью, которые нас интересуют.

– Кто эти люди?

Он не ответил.

– Кто?

—Беллз. Будда Станционе. – Тоцци не стал бы называть имена, но в нынешней ситуации они были очевидны. – Твой брат согласился ввести меня в организацию в обмен на то, что с него будут сняты обвинения и предоставлена защита как свидетелю.

– Защита как свидетелю? Мы его больше не увидим. Моя мама этого не переживет! – В ее голосе звучала искренняя тревога.

– Члены семьи смогут навещать его. Так делается сплошь и рядом. Если твоя мать захочет, она может уехать с ним. Это можно устроить.

– Наверняка это убьет ее.

Словно туман, в темноту кузова снова просочилась тишина. Грузовик резко свернул, и Тоцци покатился назад. Джина тоже было покатилась, но ей удалось остановиться, ухватившись рукой за бедро Тоцци. Она сразу же отдернула руку. Полоска света освещала теперь его, пересекая грудь.

– Извини, – пробормотала она.

– Ничего страшного. – Он слышал ее дыхание. Ее лицо было теперь совсем рядом. – Можно задать тебе вопрос?

– Какой?

Он не знал, как лучше сформулировать.

– Ты... Почему Беллз так ревнует? Тебя я имею в виду.

– Он сумасшедший.

– Это я знаю. Но почему он так ревнует? Между вами... – Конец предложения повис в воздухе. Он надеялся, что ему не придется заканчивать его.

– Между нами – что?

– Ну, ты знаешь. Связь. Роман.

Грузовик снова свернул, но не так резко. Они оба сумели удержаться и не упасть. Свет переместился на ее лицо. Теперь он видел ее рот. У нее был очень чувственный рот. Раньше он этого по-настоящему не замечал. Губы пухлые, словно созданы для французской любви.

– Ну так что же? У тебя с ним что-то было?

– Ты задаешь идиотские вопросы. – Верхняя губа приподнялась в раздражении.

– Это не идиотский вопрос. Парень взбесился в универмаге, уложил охранника, похитил двоих и застрелил еще одного, и все потому, что хотел подарить тебе идиотский браслет, но вместо этого обнаружил, что ты беседуешь со мной. Я бы сказал, это очень серьезные чувства. Выглядит так, будто между вами определенно что-то есть.

– Ну так ты ошибаешься.

Тоцци почувствовал, как в лицо ему бросилась кровь.

– Нет, не ошибаюсь. Ты врешь.

– Какое ты имеешь право обвинять во лжи меня?А сколько раз тыврал? Или тебе можно, потому что ты тайный агент?

Он не собирался спорить с ней на эту тему. Много раз он слышал, как адвокаты с гневом праведным осуждали практику работы под чужим именем с целью прижать к ногтю всем известного плохого парня. К сожалению, когда очередь доходила до Тоцци, у него не было возможности обсуждать этические нормы, которыми руководствовались адвокаты, берущие деньги у этих самых плохих парней, своих клиентов, за оказанные им услуги.

– А кого ты изображал, когда явился ко мне в тот день? – продолжала она. – Я что, должна была быть твоей верной подружкой? Это часть твоей легенды?

Полоска света осветила ее брови. Они были угрожающе изогнуты.

– Все совсем не так. В тот день я никого не изображал.

– Это уж точно.

– Я пришел к тебе, потому что хотел этого. Потому что... потому что ты мне по-настоящему нравишься.

– У тебя еще хватает наглости говорить мне это? Ты что, думаешь, я тебе поверю? Как ты можешь что-нибудь чувствовать ко мне? Ты работал под прикрытием. Это было отлично придумано. Можно переспать со мной – и никакой ответственности, потому что это не ты, а кто-то совсем другой. Голубая мечта любого мужика. Переспать и свалить. Так?

– Все совсем не так. – Тоцци терпеть не мог, когда женщины обвиняли его в том, что «делают все мужики». Ради Христа, он не может отвечать за все преступления и грехи, совершенные представителями мужского пола.

– Так что же это было? Скажи. Ты даже не назвал мне своего настоящего имени. Какие же «чувства» ты испытываешь ко мне, если даже не можешь сказать, кто ты есть на самом деле?

– Ты знаешь мое настоящее имя. Меня зовут Майк.

– И твоя фамилия Санторо?

Мгновение он смотрел на полоску света на ее бровях.

– Нет.

– А как же?

Он вздохнул:

– Я не могу сказать тебе.

– Почему же?

– Не могу. Это против правил. – От того, как это прозвучало, он сам съежился, но она ведь все выболтает своими пухлыми губками. Называть свое настоящее имя – глупость, даже больше чем глупость.