— Друг? — озадаченно воззрился на вождя писатель. — Впрочем… Еще работая над романом «Мясной Бор», где широко показаны и вы, и Гитлер, я был несколько даже потрясен тем, как много у вас сходства.

— Не то слово, молодой человек, — усмехнулся Сталин. — Мы крепко с ним подружились, и даже поручения Зодчие Мира дают нам сходного характера. Адольф порою недоволен: мало времени остается на живопись. Он ведь всерьез занялся искусством.

Хотел Станислав Гагарин спросить, не пишет ли Иосиф Виссарионович стихов, может быть, и ему лучше было бы стать в земной жизни поэтом, как Гитлеру — художником. Но увидев насмешливые тигриные глаза вождя, понял, что нет, не пишет товарищ Сталин стихов, хотя и существует в мире где выполнимо все то, чего лишен ты был в земной юдоли.

…Самолет, покинув аэропорт Внуково, взял курс на юг и стремительно съедал пространство, разделявшее столицы России и Грузии.

Станислав Гагарин искоса глянул на дремавшего в кресле вождя, тот подвинул шляпу так, что лица его не было видно вовсе. Затем сунул в сетку стоящего перед ним кресла верстку второго выпуска «Ратных приключений», которая открывалась его собственной статьей «Какая демократия нам необходима».

Писатель подумал, что вот бы показать этот материал вождю. Ведь в «Дневнике Отечества» Станислав Гагарин пытался объяснить, почему Иосиф Виссарионович выбрал то, что он таки выбрал, каким путем пришел к собственной демократии, в чем истоки сталинизма.

«Пусть подремлет, — решил писатель, — потом покажу».

Ему захотелось полистать те ранние диалоги Платона, о которых был уже разговор с вождем, и вдруг сообразил, что книгу эту он тоже найдет в кейсе. Так оно и было на самом деле.

«Чудеса в решете, — подумал Станислав Гагарин. — Что там еще может оказаться?»

Он прочитал о том, как отрок Феаг, что означает «почитающий божество», его привел к Сократу богатый афинский землевладелец Демодок, Феаг говорит отцу, что знает сверстников и людей несколько старшего возраста, которые до общения с Сократом ничего собой не представляли, а после того, как у него поучились, за весьма малый срок показали себя лучшими людьми, чем те, в сравнении с кем ранее они были хуже.

— А знаешь ли ты, в чем тут дело, сын Демодока? — спросил Сократ.

— Да, клянусь Зевсом, — сказал юноша, — ибо если ты пожелаешь, и я смогу стать таким, как они.

— Нет, мой милый, ты не знаешь, как это бывает на деле, но я расскажу тебе. Благодаря божественной судьбе с раннего детства мне сопутствует некий гений, назовем его даймоний — это внутренний голос, который, когда он мне слышится, всегда, что бы я ни собирался делать, указывает мне отступиться, только никогда ни к чему меня не побуждает…

Станислав Гагарин вспомнил, что об этом свойстве, присущем Сократу с детства, гении, даймонии, внутреннем голосе, который удерживал философа от тех или иных поступков и позволял советовать друзьям не делать того или иного, в диалогах Платона упоминается неоднократно. Эта тема присутствует в «Алкивиаде 1» и в «Федре», в «Евтидеме» и в «Апологии Сократа». Именно внутренний голос не советовал, например, Сократу идти на службу и заниматься государственными делами.

«А я пренебрег подсказкой собственного даймония и ввязался в борьбу за мандат народного депутата России, — горько усмехнулся писатель. — И наелся в этой борьбе по самое горло дерьма! Да… Об удивительной способности Сократа говорят Аристотель в «Риторике» и Ксенофонт Афинский в «Воспоминаниях о Сократе», Цицерон в трактате «О гаданиях», Плутарх в сочинении «О гении Сократа» и Апулей в работе «О боге Сократа». Впрочем, в понятиях гений, даймоний и бог речь идет об одном и том же. А вот о воздействии этого свойства на друзей Сократа сообщается только в «Феаге».

Он просмотрел примеры этому в диалоге и далее прочитал: «…Великая сила божественного знамения распространяется и на тех людей, объяснял Сократ, что постоянно со мною общаются. Ведь многим эта сила противится, и для таких от бесед со мной нет никакой пользы, ибо и я не в силах с ними общаться. Многим же сила не препятствует проводить со мной время, но такие люди из этого не извлекают никакой пользы. А те, кому сила моего гения помогает со мною общаться, их и ты знаешь, делают очень быстро успехи. И опять-таки из этих занимающихся с успехом одни полагают прочную и постоянную пользу, а многие другие, пока они со мной, удивительно преуспевают, когда же отходят от меня, снова становятся похожими на всех прочих».

Будто пораженный громом, Станислав Семенович не стал в деталях изучать приведенный Сократом пример с Аристидом, сыном Лисимаха, за время морского похода потерявшим приобретенное от общения с учителем. Он вспомнил случаи из собственной жизни. Знакомство в 1968 году с Володей Турунтаевым, утратившим веру в литературный талант, вдруг ярко вспыхнувшую после встречи с ним, о чем Володя сам говорил неоднократно.

А история с Женькой Федоровым, которого Станислав Гагарин опекал четверть века и вывел таки в писатели? Как он там сейчас?.. Пишет ли что-нибудь во Владивостоке, оставшись вне действия гагаринова даймония?

А его калининградский приятель Олег Глушкин? Тут особь статья, но бесспорен тот факт, что энергия Гагарина всегда заражала Олега. Жаль, что Глушкин так бездумно, а главное безмотивно обрубил швартовы их многолетней дружбы.

«Не сменили ли ломехузы славному прежде Глушкину личность?» — усмехнулся мысленно писатель.

Игорь Чесноков получил во время óно собственную долю гагаринской силы, а вот дальше пошел в литературе самостоятельно, так сказать, в автономное плаванье.

Это все наиболее яркие случаи, про обстоятельства и ситуации поменьше калибром чего и вспоминать… Значит, прав Иосиф Виссарионович. Есть в нем некая способность. Она проявилась уже в детстве, когда Славик Гагарин бескорыстно делился полученными из книг нестандартными знаниями с одноклассниками, а затем с курсачами мореходки, зарабатывая общую неприязнь и ярлык выскочки, всезнайки, желающего показать, что он больше других информирован и научен.

Как это мешало ему в жизни, пока не выбрал Станислав Гагарин профессию, каковая просто обязывает знать больше, нежели другие!

Но и в писательской шкуре ему не раз и не два приходилось сталкиваться с тем же. Рецензенты писали, будто сговорясь: «Автор демонстрирует свою эрудицию». А что же я серость и невежество должен демонстрировать?! — матерился Станислав Гагарин, но рецензенты по-прежнему упрекали его в излишке знаний.

Сочинитель отложил Платона и увидел: Сталин проснулся, снял шляпу и смотрит на него.

— Поспали? — спросил Станислав Гагарин. — Вам и это необходимо…

— Ничто человеческое мне не чуждо, — сказал Сталин. — Ведь я сконструирован как Homo Sapiens.

— Совсем по Марксу, — улыбнулся писатель. — Помните его ответы на анкету?

— Конечно. Жаль, там не было вопроса: на какой, извините, хрен ухлопал Карл сорок лет жизни на сочинение никому не нужного, понимаешь, «Капитала». Помню, как в моей биографии эти академики митины-поспеловы-мочаловы на девятой странице написали: «Сталин много и упорно работает над собой, он изучает «Капитал» Маркса…» Да никогда, понимаешь, не изучал я «Капитал»! Хотя бы потому, что нормальный человек ничего не поймет в этой книге…

— И это говорит правоверный марксист?! Человек, который…

Станислав Гагарин остановился.

— Ладно уж, договаривайте. Вы хотели сказать: положил миллионы жизней за воплощение, понимаешь, в жизнь, простите, невольный каламбур, сомнительной идеи… Все так, молодой человек. И не так. Я скажу вам больше. Сам лозунг — свобода, равенство и братство — очень сомнительный лозунг. Не удивляйтесь, но все уравнительные идеи, начиная с Платона и кончая моим, понимаешь, собственным опытом, заводили и заводят человечество в тупик.

— Теперь я этому не удивляюсь… Правда, от вас услышать такое не ожидал.