ОЛЕК. Ну?
ВИТЕК. Ботинки.
ОЛЕК. Ботинки?
ВИТЕК. Ботинки. Мачек говорит, что в Нью-Йорке смотрят прежде всего на зубы и на ботинки.
ОЛЕК. Ты прав. Ботинки у него в порядке. Может, я их у него одолжу, когда пойду вечером к Зосе.
ВИТЕК. А как по-твоему, зачем он это сделал?
ОЛЕК. Этот мексиканец?
ВИТЕК. Да не мексиканец он.
ОЛЕК. Сам знаю. Может, у него ноги болели. У меня как-то раз так ступни болели, что готов был на все, только бы не стоять.
ВИТЕК. Не пори чушь. А ты знаешь, что если мы не покрасим всю квартиру, нам ничего не заплатят?
ОЛЕК. Ну, знаю. Знаю. В этом сучьем мире нет справедливости.
ВИТЕК. Вот тут ты прав.
ОЛЕК. А я знаю, что сделаю.
ВИТЕК. Что?
ОЛЕК. Пошарю у него по карманам.
ВИТЕК. Лучше не надо.
ОЛЕК (обыскивая висельника). Это первая обязанность того, кто найдет висельника. Мне рассказывали про одного мужика, который повесился с пятью тысячами долларов в кармане. (Опечаленно.) Это не тот. Тут руки себе обрываешь, а такой вот тип имеет право забраться в чужую квартиру и повеситься. Проклятая страна свободы.
ВИТЕК. Заткнись. Дай подумать.
ОЛЕК. В Желязовой Воле, если кто хотел повеситься, то шел себе аккуратненько домой, надевал петлю, толкал стул. И все дела. Для того и есть свой дом, правда?
ВИТЕК. Знаешь, Олек, ремонт квартиры, это как с тигром трахаться -- и страшно, и смешно.
ОЛЕК. Ты это серьезно, ну, насчет тигра?
ВИТЕК. Я же выражаюсь метафорически. Неужели я должен все тебе, гаду, растолковывать. Иной раз как с тобой поговоришь, так хоть сам вешайся.
ОЛЕК. Лучше не надо. Вот, смотри. (Шевелит пальцами руки.)
ВИТЕК. Ну и что?
ОЛЕК (указывая на висельника). Он уже так не сможет.
Из-за сцены шум падающей мебели.
ОЛЕК. Ты можешь мне объяснить почему этот долбаный писатель не возьмет и не вернется в Польшу?
ВИТЕК. Кажется, его бабка со стороны первой жены была наполовину еврейка.
ОЛЕК. Вот оно что. Бедный мужик. Так вот почему он такой смурной. Ужасно.
Олек берет ведро, кисти и входит в комнату, где висит покойник.
ВИТЕК. Ты можешь мне сказать, что ты делаешь?
ОЛЕК. Крашу. Я человек труда и не позволю, чтобы мне мешал какой-то висельник.
ВИТЕК. А как ты собираешься красить потолок? Ты же его забрызгаешь.
ОЛЕК. Я так думаю. Надо его снять. Перенести в другую комнату, которая у нас уже готова. Покрасить эту комнату. А потом повесить его обратно. Любой подумает, что он повесился уже после покраски.
ВИТЕК. А ты хорош. Только что был такой правоверный католик...
ОЛЕК. Да, ты прав. Полиция может догадаться. Труп лучше не трогать.
Входит перемазанный краской Писатель. У него под мышкой толстенный номер газеты "Нью-Йорк Таймс". Висельника он не замечает.
ВИТЕК. Вот, смотри, ты без конца к нему придираешься, а он уже все придумал.
ОЛЕК. Что?
ВИТЕК. Как, что? Завернем его в "Нью-Йорк Таймс". Прокроем комнату. Потом его развернем и готово. (К Писателю.) Давай газету.
ПИСАТЕЛЬ (слегка оторопев). Сегодня в ней приложение насчет ремонта квартир. (Замечает висельника.) О, Боже. Вот это ботинки!
Откуда-то доносится музыка Шопена. Все замолкают и довольно долго слушают.
ВИТЕК. Что это?
ОЛЕК. Шопен. Полонез. Это я играю.
Свет гаснет.
"ТВУРЧОСЦЬ", Варшава, 1999/10
Бухов Леонард Семенович125040 Москва, Верхняя ул.д.3, кор.2, кв.114Тел. 257.69.41 * E-mail: buhov@orc.ru
1 Католическая церковь запрещает применение противозачаточных средств.
2 Район компактного проживания польских эмигрантов на окраине Нью-Йорка.