Само собой разумеется, Петко тут же узнавал обо всем: где Хасан находится, какими сыплет угрозами, какие бесчинства творит, и хотя удобный случай расправиться с турком подворачивался не раз, Капитан решил поберечь силы своих гайдуков, не завязывать боя, а схватить Арап-Хасана живым и наказать так же, как был когда-то наказан Осман-ага. Для исполнения этого тайного плана нужно было заставить турка потерять бдительность, успокоиться. А это могло произойти, лишь если Хасан решит, что Петко находится вдали от тех мест, где обосновались его преследователи. Случилось так, что Арап-Хасан «нащупал» следы гайдуцкого отряда в окрестностях Эноса и немедля направился туда, а там ему на следующий день сообщили, что отряд Петко объявился в окрестностях Гюмюрджины. От Эноса до Гюмюрджины, самое малое, три-четыре дня пути! Выходило, что на эти три-четыре дня уставшие турки могут дать себе передышку, отдохнуть, всласть поесть и попить в беззащитных болгарских селах, чтобы потом с новыми силами пуститься по следам Петко. Возле того села, где разместился на постой отряд Хасана, находилось турецкое имение, и бей, владелец имения, счел нужным проявить любезность и пригласить командира отряда погостить у него. Воевода, у которого всюду были глаза и уши, узнал об этом и с невообразимой быстротой, за одни сутки, возвратился в окрестности Эноса, чтобы устроить Хасану западню. Западня была задумана весьма нехитрая: еще до рассвета Петко расположился со своими людьми в небольшой рощице неподалеку от имения, куда был приглашен Арап-Хасан. Затем воевода и двое его товарищей переоделись каменщиками, взвалили на плечи мешки с инструментом и уселись полдничать в ложбине на середине дороги, по которой предстояло проехать турку.
Перед тем как расстаться с отрядом, Петко приказал своим ребятам сидеть тихо-смирно, и только когда раздастся ружейный выстрел, броситься к нему на выручку.
Все было предусмотрено, одного только Петко не мог предвидеть: сколько людей будет сопровождать Арап-Хасана? Хорошо, если человека два-три, а если десять? Пока наши гайдуки, вытягивая шеи, высматривали, не показался ли на дороге Хасан и сколько с ним людей, солнце уже поднялось высоко и подошло время завтракать. «Каменщики» расстелили свои замусоленные скатерки, разложили хлеб, лук да соль и принялись уплетать за обе щеки. Тут послышался конский топот. «Каменщики» вскочили поглядеть, кто едет, и увидали на дороге трех всадников — не иначе, бинбаши Арап-Хасан с двумя сопровождающими.
«Каменщики» радостно переглянулись и снова принялись за еду. Всадники вскоре подъехали ближе — черноволосый бинбаши с лихо закрученными усами и двое конных полицейских. «Каменщики» поднялись, почтительно приветствовали турок. Бинбаши осадил коня и осведомился, что за люди и куда держат путь. Те ответили, что они по строительной части, а путь держат в Энос, работу искать.
— А удостоверения у вас есть? — строго спросил бинбаши.
— Есть! — ответили каменщики.
— Ну-ка покажите! — приказал турок и повернул к ним коня.
«Каменщики» полезли за пазуху и подошли поближе, чтобы показать бумаги, но, оказавшись со всадниками совсем рядом, по условленному знаку все трое одновременно схватили одной рукой поводья, другой выхватили кинжалы.
— Я Петко-воевода! — крикнул один из «каменщиков», пронзая Арап-Хасана взглядом своих горящих глаз. — Давно мы друг дружку ищем, все хотели встретиться и вот, наконец, привел господь!
Имя Петко и кинжал в руке не оставляли места для колебаний. Арап-Хасан не оказал сопротивления. Турки были обезоружены и вместе с гайдуками исчезли в лесу, где их с нетерпением ожидал остальной отряд. Лошадей пленников отдали одному пастуху с приказанием вернуть их в село, полицейским, и передать там, что их предводитель и оба стражника некоторое время погостят у Капитана Петко в лесу, так чтоб не ждали.
Страшная весть об участи Арап-Хасана так напугала его головорезов, что они позабыли о заказанном угощении, мигом вскочили на коней и помчались в Гелибол, чтобы сообщить о случившейся беде.
Многие из гайдуков требовали покарать Арап-Хасана смертью, но Капитан Петко решил сохранить ему жизнь и с помощью этого драгоценного залога добиться освобождения всех, кто томился в тюрьмах за то, что помогали Петко. С этой целью Капитан через Ференского каймакама послал письмо в Адрианополь Вали-паше, и уже через двадцать четыре часа Вали-паша сообщил по телеграфу, что все друзья и помощники Петко выпущены из Адрианопольской тюрьмы. По этому случаю Ференский каймакам Мустафа Сусам 30 июля 1872 года направил Петко-воеводе следующее, весьма оригинальное послание:
«Единовластному лесному владыке
Петко Киркоолу.
Письмо ваше, препровожденное вами ко мне, было мною переслано моему высокому начальству с просьбой от себя исполнить вашу просьбу, и она была уважена. Согласно вашему желанию и на основании телеграфного приказа от сего числа, ваши родные и друзья все до единого из Адрианопольской тюрьмы выпущены. Посему прошу вас отпустить Хасана, а также полицейских, находящихся ныне в ваших руках.
При сем направляю к вам моего доброго друга Хасан-бея, который передаст вам мои наилучшие пожелания.
Редкий, может быть, уникальный документ в истории гайдуцкого движения! Документ, в котором высокопоставленный турецкий чиновник называет гайдуцкого воеводу независимым властителем и черным по белому подтверждает капитуляцию не какого-нибудь там бея, а всемогущего адрианопольского губернатора! Более того, как свидетельствует запись Петко-воеводы о поступлениях и расходах отряда за 1872 год, Ференский каймакам был вдобавок вынужден уплатить за освобождение Арап-Хасана огромную по тому времени сумму в 6 тысяч золотых турецких лир.
И еще одну огромную выгоду получил Капитан, освободив Хасана: проявленное им великодушие и рыцарство вызвало всеобщее удивление, заставило турок считать его достойным и благородным противником.
Тем не менее гайдуки подвергли Арап-Хасана небольшому наказанию, чтоб хорошенько запомнил, как играть с огнем. Ему, так же, как Осман-аге, сбрили левый ус и правую бровь. После несложной этой операции, навсегда покрывшей позором жестокого и самонадеянного турка, он, нигде не останавливаясь, отправился в Энос к каймакаму, а тот немедля препроводил его в Адрианополь к Вали-паше, где его ожидало разжалование и трехлетнее заточение в Видинской крепости.
В качестве эпилога к изложенным выше событиям мы позволим себе привести один финансовый документ, случайно сохранившийся вместе с несколькими другими документами того времени — запись поступлений и расходов гайдуцкого отряда Петко-воеводы с 20 мая по 31 декабря 1872 года.
Поступления:
1. От чифликчии Хакы-бея 3330 лир турецких
2. — „ — Мустафы-бея 6000 лир турецких
3. — „ — Ахмед-аги юзбаши из Гелибола 460 лир турецких. Всего 9790 лир турецких.
Из них мною израсходовано на нужды отряда:
На питание… 256 л. т.
— „ — вино и ракию 6 л. т.
— „ — табак 18 л. т.
— „ — обмундирование 513 л. т.
— „ — оружие 280 л. т.
— „ — другие необходимые предметы 967 л. т.
— „ — рум. облигации I960 л. т.
— „ — палатки 150 л. т.
4150 л. т.
Бедным наличными 322 л. т.
— „ — рабочей скотиной 172 л. т.
За услуги 220 л. т.
На шпионов 170 л. т.
Стражникам 25 л. т.
Церквям и школам 168 л. т.
Арестантам в Адрианополе 80 л. т.
Музыкантам 25 л. т.
Всего 5332 л. т.
Осталось в кассе наличными 4458 л. т.»
Не принято, конечно, включать в повествование финансовые счета, но ведь этот счет сам по себе — необычный, бескрайне интересный рассказ о деятельности Петко, не имеющей себе равной в гайдуцкой практике. О чем говорят эти цифры?