Но ведь дальше прогноз смотрят наши светила. Для них я вообще нуль, они не только со мной говорить не захотят, они часто друг с другом не разговаривают. А потом прогноз утверждают в главке. Туда меня на порог не пускают. И, наконец, прогноз ложится на стол зампреда Совета Министров. Он, конечно, о моем существовании не догадывается.

Значит, по идее, сидеть мне тихо и не чирикать? Все равно не услышат?

Так нет. Если я продолжаю настаивать на своем особом мнении, никуда от меня не денешься. А вдруг? Вдруг хоть на одну десятую процента я прав? Редкое стабильное потепление может привести к опасным явлениям. К примеру, посеют озимые как обычно, а в конце ноября они дадут бурные всходы растения, что с них взять, не понимают, что тепло ненадолго. Затем ударят морозы. Это, кстати, часто бывает. А снежного покрова не будет. Не успеет снег выпасть, и все. Что тогда? Погибнут посевы, погибнет урожай на половине Европейской части Союза. Кто же свою голову решится подставить под такое дело?

И начали меня таскать по инстанциям.

Но сначала я со Стариком говорил (в лаборатории его иначе не называют). И тут, чтоб долго не тянуть, скажу сразу: не убедил я Старика. Ни черта толком не доказал - однако Старик мне поверил. Взял и поверил.

- Мартыныч, - сказал Старик, такого тепла, как ты даешь, нам никто не утвердит. Да и быть этого не может. Но мы все же предупредим. Так и запишем: ожидается плюсовая температура. Согласятся ли с нами, этого никто не ведает. Но я на твоей стороне.

Думаете, страховался Старик на всякий случай? Ничего подобного. Не такой он, Старик, чтобы подушечки подкладывать там, где можно поскользнуться.

Ведь это он меня в лабораторию взял. Я же сначала в другой отдел поступил.

Легенды по институту ходят о моем первом разговоре со Стариком.

Представьте: сидит Старик, ученый, труды его за границей печатаются, правительство его орденом наградило, сидит и срочную работу выполняет - из Генштаба ему звонили, просили указать количество осадков в сентябре по Белоруссии за последние десять лет. Понимаете? Генштаб его просит: дескать, сделайте милость, дайте такую справочку. А тут заявляется Неизвестнокто, по фамилии Никогданигдетакогонеслышал, можно сказать, прямо с улицы (разве что в буфете раз виделись, очередь он за мной занимал), - заявляется и говорит примерно следующее:

- Уважаемый т.д. и т.п., хочу я вам свои соображения высказать о долгосрочном прогнозе вообще и о вашей лаборатории в частности.

Ну вот вы, окажись вы сами на месте Старика - срочной работы по горло, с Генштабом запросто беседовали, трубка еще не остыла, - скажите, только честно, куда бы вы меня послали?

А Старик извинился: дескать, через полчасика приходите, буду к вашим услугам.

Был грех, подумал я, что увиливает. Интеллигентно меня по боку. Через сорок пять минут рабочий день кончается.

А я, братцы, давно к этому разговору готовился. Несколько лет я его репетировал. Все надеялся, встречу главного по погоде и выскажу ему в бога и в душу.

Маленькая анкетная справочка (можно к личному делу подшить): признаюсь, замечал я за собой такую склонность - высказывать начальству все, что я про него имею. Не раз мы это проходили. И как правило, совпадала сия откровенность с моим уходом с работы. Или начальству я сразу становился несимпатичен, или - продаю, братцы, сам себя продаю с головой, - или я решал, что, мол, пора, засиделся. Как же отказать себе в удовольствии громко хлопнуть дверью? Героем становился в глазах сослуживцев. Со слезами провожали. Правда, плакали лишь со мной наедине. Без свидетелей. Невидимые миру слезы. Но не высказаться, братцы, я не мог. Просто зуд какой-то, болезнь. Себе дороже выходило. А так вроде публичной исповеди, очистился.

И в тот вечер, когда Старик Генштаб успокаивал, я бродил по коридорам и повторял: "Ты должен, должен". Чувствовал я, понравится мне работа и потом не решусь. Привыкну. Пригреюсь к месту. Сколько можно выступать в роли кузнечика, прыг-прыг, прыг-скок? А не выложу я в откровенную - всю жизнь себя пилить буду, за человека не посчитаю. Сейчас в самый раз, пока не прикипел к стулу.

Лишь сожалел, что старикан симпатичный попался, чем-то он мне понравился. Наверно, тем, что говорил тихо.

Прихожу я, а он меня ждет. Я ему траля-ляля, это пока из комнаты все не выкатились, а потом пошел. Точно не помню, но, наверно, говорил так:

- Это же все обман! Сплошное жульничество! Служба погоды держится на глупости людей, на их доверии к печатному слову и в то же время на их привычке не верить, вернее, не совсем доверять услышанному и прочитанному. Не будь этого, давно бы нас погнали в три шеи и заколотили нашу лавочку. Когда-нибудь кто-то догадается, осенит его, сердечного, простая идея: взять наш месячный долгосрочный прогноз и изо дня в день проверять его. Обхохочется. Животик надорвет. Выяснится, что мы не в состоянии предсказать ничего похожего, чтоб хотя бы близко лежало. И если случайно, крайне редко, наш прогноз оправдывается, так на то теория вероятности: не можем мы совсем не попадать. Совсем не попадать - тоже высокое искусство. К счастью нашему, нет такого идиота. Всем некогда. Все выбрасывают вчерашние газеты, начисто забывая, что в них написано. Вот прогноз на сентябрь... "Начало месяца холодное". Вранье! Тропическая, тридцатиградусная жара была, редкостная. "Потом ненадолго придет волна тепла", опять мимо! Потом пришло похолодание. "Потом снова нудная холодная погода и где-то в конце - теплее". Кстати, это прогнозом называется: "Где-то в конце - теплее?" По рукам надо бить за такие слова! И вспомните, нудных дождей не было. Пришла золотая осень, в которой вы категорически отказывали бедным москвичам. Поймите меня правильно. Я не хочу лично вас обидеть. У вас работа во много раз сложнее, чем у краткосрочников. Мы ничуть не лучше. Прогноз на завтра не можем дать! Чтобы сказать: "Ожидается переменная облачность, местами кратковременные дожди", никакого образования не требуется. Девяносто процентов гарантии, что попадешь. И ругать никто не станет. Люди подумают: "У нас нет дождя, значит, он где-то на местах". А если ливень на целый день, то человек соображает: "Видимо, у нас такое место, ведь предупреждали "местами", а у других, наверно, сухо, сам прогноз читал".

Так я поливал час.

И знаете, что мне Старик ответил? (Опять же тихим голосом, по-другому, я убедился, он и не разговаривает.)

- Америку вы не открыли, молодой человек. Спросите у любого - каждый с радостью подтвердит, что синоптики ошибаются. Но тем не менее все поголовно жадно слушают прогноз на завтра. Знают, что мы можем наврать, но хотят верить. Многие покупают газеты и радио включают специально из-за метеосводки. Такова человеческая натура. Он хочет верить. Попробуйте нас закрыть. Страшно подумать, что будет. Мы нужны.

Вот так мне Старик ответил. Не по существу, не вокруг да около, а вразрез, наповал.

И захотел я извиниться перед Стариком, а он меня стал расспрашивать, кто я да что.

Выложил я коротко про себя. Как физиком закидоны устраивал. Как по морю шлепал. Как в ресторане лабухом зимовал. Как синоптиком на Севере был (не приехал человек, и тут я подвернулся, образование подходящее, можно поднатаскать. И вообще, кратковременный локальный прогноз на Севере легче, чем в средних широтах. А мне интересно - словно шахматная партия). Как я в лаборатории ионосферы на Тикси сидел, кухню погоды через космические лучи хотел понять, революцию в метеорологии совершить. (Когда не знаем предмета, мы все революционеры, все завоеватели. Пришел, увидел, победил. Пока сам, уже в институте, не влез в это дело по уши, я был уверен, что ни черта мы не разбираемся в кухне погоды, не нашли еще главного повара. Теперь и я стою на "трех китах". И даже временами верю в свой прогноз.)

Слушал меня Старик, а потом предложил:

- Переходите ко мне в отдел. Оформлением я сам займусь. И кстати, я тоже кончал физмат.

И не то меня удивило, что Старик в дирекцию не стукнул, дабы меня к институту близко не подпускали и вахтеры двери запирали при моем появлении, - нет, другое: как он догадался, что я давно к нему в отдел пробираюсь, ощупью, сам себе не признаваясь, - всю мою сознательную жизнь, можно сказать, я брожу около него.