Я редко сидел дома по вечерам; работать или читать в комнатах мешали тучи зловредной мошкары, слетавшейся на свет ламны, а при закрытых окнах было нестерпимо душно. Поэтому я проводил вечерние часы либо в гондоле Венеция при луне особенно хороша, — либо на великолепной площади, что служит как бы обширным преддверием причудливому собору св. Марка. Я располагался за столиком перед кафе Флориана, ел мороженое, слушал музыку, болтал со знакомыми; какой бывалый путешественник не знает этого скопища столиков и легких стульев, точно береговой мыс вдающегося в гладь озера Пьяццы. Летним вечером площадь, сияющая огнями, опоясанная бесконечной аркадой, полной отзвуков многоголосого гомона и шагов по мраморным плитам, вся точно огромный зал со звездным небом вместо крыши, где так хорошо не спеша попивать прохладительные напитки и столь же не спеша разбираться в богатых впечатлениях, накопленных за день. А если я не был расположен предаваться этому занятию в одиночку, всегда находился партнер в лице какого-нибудь туриста, на время решившегося расстаться со своим Бедекером, или художника, который уже обжился в Венеции и теперь радовался приходу поры неповторимых эффектов освещения. Знаменитая базилика с ее низкими куполами и выпуклой вязью орнамента, с редкостным чудом ее мозаик и скульптур, казалась призрачной в мягком вечернем сумраке, а с Пьяццетты тянуло морским ветерком, таким легким, словно его рождали колебания невидимой завесы там, где две парных колонны стоят точно косяки ворот, давно уже никем не охраняемых. В такие вечера я иногда с состраданием вспоминал о барышнях Бордеро, томящихся в своих покоях, венецианские масштабы которых не спасают от духоты венецианского июля. Казалось, их жизнь бесконечно удалена от жизни Пьяццы, и, право же, поздно было ожидать, что кто-нибудь или что-нибудь заставит суровую Джулиану изменить своим привычкам. А вот мисс Тина с удовольствием полакомилась бы флориановским мороженым, в этом я был уверен, и даже подумывал иногда, не принести ли ей порцию. По счастью, мое долготерпение в конце концов принесло некоторые плоды, и эта сумасбродная затея осталась неосуществленной.

Как-то в середине июля я вернулся домой раньше обычного — уже не помню, что послужило причиной, — и, вместо того чтобы сразу подняться к себе наверх, вышел в сад. Было очень жарко, настолько, что кажется, и вовсе не уходил бы в помещение; во всяком случае, постель меня не влекла. Плывя в гондоле домой, под тихие всплески весла в темной воде канала, я думал только об одном: хорошо будет сейчас растянуться на садовой скамье в благоуханном вечернем сумраке. Вероятно, таким мечтам немало способствовали запахи канала, и как только сад дохнул на меня своим ароматом, я почувствовал, что не зря стремился сюда. Что за чудесный воздух — такой, должно быть, подхватывал мольбы Ромео, когда он, среди цветов, простирал руки к балкону своей возлюбленной. Я даже глянул на дворцовые окна — не нашлось ли часом охотника последовать веронскому примеру — Верона ведь совсем недалеко; но везде было темно, как всегда, и, как всегда, везде было тихо. Быть может, Джулиане в ее молодые годы случалось летним вечером шептаться с Джеффри Асперном, склонясь к нему из открытого окна; но мисс Тина не была возлюбленной поэта, а я не писал стихов. Последнее, впрочем, не помешало мне испытать порыв горделивого самодовольства, когда я, дойдя до дальнего конца сада, увидел, что в беседке сидит моя младшая padrona. To есть сперва я просто различил контуры человеческой фигуры и, далекий от мысли, что одна из моих хозяек могла проявить подобную смелость, даже заподозрил было, не прокралась ли в сад какая-нибудь соседская служанка на свидание со своим дружком. Я уже хотел удалиться, чтобы не спугнуть ее, но тут фигура выпрямилась во весь рост, и я узнал племянницу мисс Бордеро. Справедливости ради замечу, что ее мне тоже пугать не захотелось — и как я ни мечтал о таком случае, у меня достало бы мужества отступить. А то получилось так, будто я ей подстроил ловушку, вернувшись домой раньше обычного, да еще пройдя сразу в сад. Но она сама заговорила со мной, и тут меня осенило: а может быть, зная, что меня никогда не бывает дома в это время, она каждый вечер спускается подышать в одиночестве свежим воздухом сада. Конечно, мне это и в голову не приходило, и никакой ловушки я не подстраивал. Не разобрав слов, с которыми она ко мне обратилась, я принял их за возглас досады, вызванный моим появлением, но она повторила сказанное, и каково же было мое удивление, когда я услышал: «Господи, как хорошо, что вы пришли!» Это у нее было общее с теткой — говорить то, чего меньше всего ожидает собеседник. Она так стремительно выбежала из беседки, словно собиралась броситься мне на шею.

Оговорюсь немедля, что это испытание меня миновало, — она мне даже не подала руки. Просто ее обрадовал мой приход, и она тут же объяснила причину — вечером ей жутковато вне дома одной. Деревья и кусты выглядят в темноте так странно, и непонятные звуки слышны со всех сторон, будто там урчат и возятся какие-то звери. Она стояла совсем рядом и уснокоенно озиралась кругом, не выказывая никаких признаков интереса к моей особе. Мне стало ясно, что привычка к ночным прогулкам едва ли свойственна ей, и я вновь почувствовал невообразимое простодушие этого существа, так поразившее меня еще при нашей первой встрече.

— Вас послушать, так подумаешь, что вы заблудились в лесной глуши, ободрительно засмеялся я. — Для меня загадка упорство, с которым вы избегаете этого маленького рая, когда вам достаточно сделать три шага — и вы здесь. Знаю, вы намеренно прячетесь, когда я дома; но в мое отсутствие могли бы, кажется, хоть ненадолго выходить в сад. Поистине ваша с тетушкой участь суровей, чем участь затворниц кармелитского монастыря. Непонятно, как вам вообще удается существовать без воздуха, без моциона, без всяких сношений с другими людьми! Из чего же складывается у вас то, что принято называть жизнью?

Она посмотрела на меня с таким видом, словно я обращался к ней на чужом языке, и ее ответ так мало заслуживал этого названия, что подействовал на меня раздражающе. «Мы рано ложимся спать, вы даже не представляете себе, когда». Я хотел было заметить, что тем сильнее мое недоумение, но следующие ее слова оказались несколько более вразумительными: «До вашего приезда мы жили менее замкнуто. Но я все равно никогда не выходила но вечерам».

— Никогда не прогуливались по этим дорожкам, где все цветет и благоухает около самого вашего дома?

— О-о, — сказала мисс Тина, — раньше здесь не было так красиво!

Это можно было толковать в лестном для меня смысле, и я усмотрел тут признак некоторого успеха. В качестве следующего шага неплохо было намекнуть, что у меня есть повод для недовольства; и я спросил, отчего же, если ей нравится эта созданная мной красота, она ни разу не поблагодарила меня хотя бы за цветы, которые я вот уже три недели в таком количестве посылаю ей каждое утро. Я не в обиде и, как она могла заметить, продолжаю их посылать; но меня с детства учили, что на внимание принято отвечать вниманием, и мне было бы приятно порой услышать от нее хоть одно любезное слово.

— Но я вовсе не думала, что эти цветы для меня!

— Они для вас обеих. Почему бы мне делать между вами разницу?

Мисс Тина задумалась, словно в поисках объяснения — почему, в самом деле. Но не нашла его, и вместо объяснения последовал неожиданный вопрос: «Зачем вам хочется познакомиться с нами поближе?»

— Нет, видно, все-таки разницу делать надо, — сказал я. — Ведь это не ваш вопрос, а тетушкин. Вы бы мне его не задали сами от себя.

— Она мне не приказывала задавать вам этот вопрос, — возразила мисс Тина, нимало не смутившись. Робость и прямота сочетались в ней самым удивительным образом.

— Но она часто удивлялась моим действиям и выражала свое удивление вслух. Причем так настойчиво, что мало-помалу внушила и вам эту мысль о моей чрезмерной напористости. А я, между прочим, считаю, что вел себя весьма скромно. И ваша тетушка, должно быть, утратила всякое понятие о человеческих отношениях, если готова забить тревогу из-за того, что разумные, благовоспитанные люди, живя под одной кровлей, время от времени перекинутся словечком между собой. Что может быть более естественным? У нас общая родина, кое-какие общие вкусы, — я, например, как и вы, нежно люблю Венецию.