Апрель 1917-го застал Пресси на Финляндском вокзале все тем же поденщиком, "кастрюлька" осталась в мечтах... И вот 3 апреля с поезда сошел Ленин...
- Товарищ Пресси! - Домокуров решил наконец направить разговор непосредственно к цели. - Расскажите, пожалуйста, о броневике. Каков он с виду, башни там или что... Нам каждая гаечка важна!
- Гаечка?.. - Старик заморгал и потер озадаченно лоб. - Гаечка, говорите? Гм... - С усмешкой он откинулся на спинку стула. - Эх, товарищ вы мой... - В словах сочувствие. - Сразу видать, не были вы на площади... При чем тут гайка? Ну при чем? На Ленина каждый смотрел. Слова его ловил... А слова жгучие, дух забирало от его слов! Посудите: вдруг из речи Владимира Ильича открывается мне, что вовсе я не какая-то там черная кость, враки это! А есть я, Густав Пресси, - пролетарий. Даже государством могу управлять!
Оживилось, помолодело у человека лицо, Пресси кивнул на блокнот в руках Домокурова:
- Это можно и записать. Про со-циа-ли-стическую революцию речь была! А тебе - гаечки... Да посуди же сам - Ленин говорил... Ленин! И стоял он, как известно, на броневике. А что там за устройство у броневика, ну какое это имело значение? Чудак ты, товарищ. Да любого спроси, кто в тот вечер был на площади: "Куда глядел? Под ноги Ильичу?" Осмеют же!
Домокуров медленно закрыл блокнот. Поблагодарил железнодорожника, вышел на улицу.
Захотелось постоять, чтобы опомниться...
"Все ясно! - подумал Сергей. - Вот она, товарищ Семибратов, психологическая разгадка: в тот памятный вечер никто со вниманием не взглянул на броневик. Владимира Ильича слушал рабочий класс!"
Но как же поиски?
"А никак, - с горечью заключил он. - Ни одной приметы в руках. Никто ничего не запомнил... Какие уж тут поиски броневика!"
* * *
Сергей Иванович Домокуров несколько огрузневшей походкой (годы брали свое!) шел по Суворовскому проспекту. Он направлялся в Смольный. Аллея разросшихся деревьев, которых в 1917 году не было.
Колоннада, крыльцо. По широким его ступеням в семнадцатом году поздним октябрьским вечером быстро, деловито прошагал внутрь Владимир Ильич Ленин. Перед крыльцом, охраняя штаб социалистической революции, стоял тогда броневик...
"Где же он теперь, неуловимый? - с огорчением подумал Сергей Иванович. - Миновало десятилетие Советского государства, приближается двадцатилетие, сколько же можно искать?.. Ясно, что в Смольном забеспокоились".
Домокуров был рад вызову. В самом деле, пора о броневике поговорить под флагом Смольного!
* * *
Утро Сергей Иванович провел в Мраморном дворце. Дворец, памятник архитектуры XVIII века, обживался заново. Он еще не был открыт для посетителей, но над входом уже горели новенькие бронзовые буквы: "Музей В. И, Ленина. Ленинградский филиал".
Обком партии подобрал для работы в музее группу научной молодежи во главе с солидным ученым, исследователем ленинского наследства. Крепкий, дружный образовался коллектив. Но и работу поднимали немалую. Это ведь музей особенный, каких раньше не бывало.
Надо было построить экспозицию - настолько выразительную, доходчивую, чтобы посетители, даже самые неподготовленные из них, пройдя потоком анфиладу залов, уносили бы живой образ Ленина в свою жизнь, в повседневную работу, в раздумья о будущем.
Домокуров уже несколько лет учительствовал, но был счастлив, попав в этот коллектив энтузиастов. Кто-то, видать, запомнил его по Музею Революции в Зимнем дворце, хотя и музея-то этого уже давно не существует. Оказалось, что и его скромный опыт полезен молодежи, которая, переступая порог Мраморного дворца, и вовсе не имела понятия о музейной работе.
Вспомнил Домокуров о бесплодных своих поисках броневика и вновь загорелся надеждой: "Рождается Музей Ленина, а это ли не первостепенная его задача - разыскать броневик!"
Но пока что под мраморными сводами дворца царила горячка завершающихся работ. В залах появились макетчики, столяры, обойщики, слесари, отопители, стекольщики. Всюду пилили, строгали, стучали...
Открыть музей предстояло к 7 ноября 1937 года - в ознаменование 20-летия Октябрьской революции.
- Дайте срок, Сергей Иванович, дайте срок... Смилуйтесь! - подшучивал директор над нетерпением Домокурова. - Вот откроем музей, впустим народ - и сразу за поиски броневика!
* * *
Сергей Иванович шел в Смольный не с пустыми руками. В портфеле у него тетрадка в твердых корочках, где на титульном листе красовалась надпись: "Паспорт бронеавтомобиля". Когда он завел эту тетрадку? Давно, уже чернила поблекли от времени, были черными, стали желтыми...
Но за годы поисков броневика не все кончалось неудачами. Были и открытия, находки. Только паспорт броневика из них не составлялся.
* * *
Вот одна из примет броневика, попавшая в тетрадку.
Ехал Домокуров в трамвае по Выборгской, мимо Финляндского вокзала. Здесь, огибая памятник, вагон притормаживает на крутом повороте. Монумент огромен, из окна вагона не охватишь взглядом.
Но вдруг - что такое? Новая деталь? Будто скворечня распахнулась на памятнике...
Домокуров спрыгнул на остановке, возвратился.
Э, да за скворечню он принял пулеметную амбразуру. В бронзе условно она выполнена в виде пары щитков.
"Странно, однако... - подивился Домокуров. - Как же я прежде не замечал этой детали?" Но вспомнился "Красный треугольник", ветераны, которые бесплодно тужились описать броневик, вспомнился Пресси, и все объяснилось: если перед глазами Ильич, то даже бронзовому его изваянию, оказывается, не смотрят под ноги!
"А почему, собственно, щитки? - Домокуров остановился на этой мысли. Почему не что-нибудь другое? Разве мало у броневика деталей?"
В самом деле, броневики и нынче знакомы каждому ленинградцу. Дважды в году их выводят на Дворцовую площадь, а после парада, возвращаясь в свои гарнизоны, броневики тянутся по улицам города. Тут и неспециалист заметит, что пулеметные башни у броневиков устроены по-разному: встречаются со щитками, а бывают и без щитков... Выходит, с военной точки зрения ограждение амбразур не обязательно?
А на памятнике щитки... Почему? Так захотел скульптор?
* * *
Район Мариинского театра, улица Писарева. Приехав по адресу, Домокуров очутился перед кирпичным зданием с огромными деревянными воротами. Жилище циклопов!
Ворота медленно и тяжко, качаясь полотнами, со скрипом открылись.
А вот и циклопы: оказывается, это театральные декорации. Уложенные на длинные ломовые дроги, декорации напоминали гигантских радужных стрекоз с перебитыми крыльями. В упряжке, красиво выгибая шею, зацокали по мостовой дородные битюги.
Домокуров, проводив взглядом процессию, поднялся на верхний этаж и с недоверием переступил порог... Куда он попал? Над головой стеклянный свод оранжереи.
Но здесь не выращивают цветов. Здесь рисуют декорации. Полотнища расстелены на полу, словно нарезанные в поле гектары.
Живописцы шагают, как артель косарей. Все разом: взмах - оттяжка... только не с косами они, а с малярными кистями на длинных палках. Кисти макают в ведра.
Впрочем, эти только кладут грунт. Пишут декорации другие: те передвигаются по полотнищам с табуретками, чтобы сесть, ведерки у них поменьше, кисти поделикатнее.
В вышине, под стеклянным сводом, - узкий мосток. Оттуда видна каждая декорация целиком, и художники внимательно прислушиваются к голосу сверху, который временами гремит через рупор.
Человек под куполом... Сказали, что это Евсеев, автор памятника. Сергей обрадовался удаче.
Но вот скульптор внизу. Свободная до колен блуза без пояса, обычная у художников. Пятнистая от краски. И лицо запачкано, даже в волосах что-то цветное.
Увидев посетителя, Евсеев на ходу причесывается, подкручивает усы.
Вопросительный взгляд и церемонный по-старинному полупоклон:
- Чем могу служить?
Домокуров двинулся через эти церемонии напролом:
- Держу пари, товарищ Евсеев, что третьего апреля семнадцатого года вы были у Финляндского вокзала и видели броневик, с которого говорил Ленин!