Евсеев, разволновавшись от воспоминаний, пошел вышагивать по комнате. Внезапно остановился:

- Дайте вашу руку.

Сергей Иванович протянул правую, стараясь воспроизвести положение руки на памятнике.

- Так, - сказал Евсеев, - похоже. Но главное не уловили. Сложите пальцы дощечкой, а большой оттопырьте. - И он, схватив ладонь Домокурова, резко скосил ее вниз. - Вот этот энергичный ленинский жест! Я уловил его здесь, у одного из рабочих, который заговорил со мной, - о чем, уже не помню. И меня как осенило.

Появился Щуко. Владимир Алексеевич несколько раз заставлял рабочего воспроизводить этот жест - такой скупой и вместе с тем удивительно полновесный.

"Великолепно, великолепно, - шумно радовался академик, - наконец-то решение найдено. Именно так надо поставить руку и никак иначе!"

Не менее счастлив был и сам рабочий. Он много раз слышал Ленина на митингах и незаметно для себя перенял жесты Ильича, которые, врезавшись в память, стали его собственными жестами.

* * *

У выхода из мастерской стоял объемистый деревянный ларь. В нем - сухая глина.

Домокуров придержал шаг и вопросительно взглянул на Евсеева.

- Да, это та самая, - кивнул скульптор. - Рассыпана после того, как была отлита гипсовая форма... Правда, не вся - ларь с тех пор не раз пополнялся... - Он пошарил в ларе. - Вот вам комочек на память! А о чертеже не беспокойтесь, - напомнил Евсеев. - Вот выберу время...

- Сергей Александрович, а от кого вы получили чертеж?

- О, это я отлично помню! - оживился скульптор. - Это было так. Владимир Алексеевич Щуко забежал и, даже не садясь (он всегда такой стремительный), облокотился о край стола и нарисовал на листке бумаги круглую башню, а сбоку как бы два крылышка. Сказал: "Интересная деталь, сделайте".

- А где он сам узнал про крылышки?

Лицо добрейшего Сергея Александровича стало строгим. Он даже выдержал паузу - для внушительности:

- Помилуйте, спеша, заехал академик... Главный руководитель по сооружению памятника... С моей стороны было бы бестактностью задавать не относящиеся к делу вопросы. Я лепщик - и не более того.

Впрочем, Евсеев не умолчал, что он и Щуко - старинные друзья.

"А вот это кстати, что друзья", - подумал Сергей и попросил познакомить его с академиком. Как сотрудника музея.

- Отчего же, можно... - Евсеев подкрутил усы. - Только как это сделать? Владимир Алексеевич в Москве. Строит библиотеку имени Ленина. Возле Румянцевского музея, где Владимир Ильич брал книги...

Домокуров не стал откладывать дела. Взял у Евсеева рекомендательное письмо и вместе со своим отправил в Москву.

В приподнятом настроении Сергей вернулся от скульптора домой. Снял с полки тетрадку в твердом переплете, сел к столу и, старательно вырисовывая буквы, записал в тетрадь на отдельной страничке примету броневика:

ПАСПОРТ

бронеавтомобиля, с которого в 1917 году

у Финляндского вокзала

выступал Владимир Ильич Ленин

Примета № 1: башня со щитками.

Вскоре пришел ответ из Москвы. Академик Щуко новых сведений не прибавил, но в письме была названа фамилия: Фатеев Лев Галактионович. Щуко рекомендовал Домокурову обратиться к этому человеку.

* * *

Совещание в Смольном, на которое был приглашен Домокуров, как выяснилось, состоится на третьем этаже, в Лепном зале.

Смольный!

Домокурову уже случалось здесь бывать. Но всякий раз, вступая под его старинные своды, он в волнении испытывал потребность хоть несколько мгновений побыть наедине со своими мыслями, чувствами. Вот и сейчас, рассчитав время, он задержался на втором этаже и медленно пошел по коридору.

Коридоры в Смольном как бы прорезаны в толще здания, лишены дневного света и на всю свою огромную длину освещены электричеством. Впрочем, во втором и в третьем этажах каждый коридор заканчивается окном, выходящим на улицу.

Но это, конечно, не источник света; лишь в ранний утренний час или в час заката в коридоры заглядывают лучи солнца, и тогда навощенный паркет сияет золотистой дорожкой.

Дойдя до конца коридора, Сергей Иванович в задумчивости постоял перед величественной дверью, за ней - Белоколонный зал, выдержанное в строгих архитектурных формах творение Кваренги.

Здесь была провозглашена Лениным Советская власть.

Потом Домокуров прошагал в другой конец коридора. Вот дверь, он бывал и здесь. За дверью небольшое помещение, из которого попадаешь в комнатку, где в октябрьские дни Владимир Ильич приютился с Надеждой Константиновной.

Домокуров живо представил себе перегородку-ширму, за нею аккуратно застланные солдатские постели. А в передней части комнаты - диван и столик с громоздким телефонным аппаратом шведской фирмы "Эриксон". За этим столиком Владимир Ильич ухитрялся работать.

Однако пора и на заседание. В Смольном придерживаются пунктуальности, какую завел Ленин. Домокуров поднялся на третий этаж. Перед входом в Лепной зал толпился народ.

- Серега! - услышал он. - Здоров!

Перед Домокуровым - дядя Егор. Одет празднично, на могучих крутых его плечах вот-вот лопнет пиджак. Уголки белого пикейного воротничка вздыбились. Лицо натужное, красное.

- Э, да тебе нужна "скорая помощь", - усмехнулся Домокуров. Протянул руки, ослабил узел на галстуке, поправил воротничок и только после этого спросил, по какой надобности Егор в Смольном.

- Затребовали! От "Красного треугольника" делегацией пришли. - И добавил озабоченно: - Не иначе как отчет спросят о броневике. А что мы можем? Совет избрали, помнишь, еще когда? С тех пор и советуемся, как тот броневик искать. Состарились уже, а все советуемся...

Домокуров был рад встрече. Но под взглядом человека, столь щедрого к нему душой, почувствовал себя неловко. Так и не навестил Егора Фомича... Конечно, занят, конечно, трудно выкроить время - ведь не ближний свет: из центра добираться до Нарвской заставы, но...

И тут он обнаружил, что перед ним в самом деле - старик. Богатырь сдал - плечи обвисли, в рыжих волосах седина, будто пепел в догорающем костре...

- Дядя Егор, - сказал как мог сурово, - неужели вы до сих пор у своих котлов на вулканизации? Выворачиваете вручную эти тридцатипудовые сковороды?.. С грузошинами? Вам бы здоровье поберечь!

- Эка, хватил, сковороды! - Лещев засмеялся. Ему было приятно внимание ученого молодого человека. - Там, - продолжал он, - уж машины впряжены. Молодежь толковая пришла: около машин-то ведь с понятием надо, в технике разбираться, в электричестве! Ну а мне полегче работенка нашлась... А ты-то, Серега, сам-то как?..

Дверь в зал неслышно открылась.

- Дядя Егор, до перерыва!.. - едва успел выговорить зажатый толпой Сергей.

* * *

Совещание открыл... Э, да это же Семибратов!

В ответственном обкомовском работнике Домокуров узнал бывшего партийного секретаря на "Красном треугольнике". Все та же клочковатая с проплешинами бородка, и не обрюзг, не раздобрел ничуть за десяток лет, видно, умеет, как говорится, себя соблюдать, молодец...

Разглядывает Домокуров старого знакомого, а у самого беспокойная мысль: "Семибратов... Как-то поведет он дело?" Чугуновское неверие в существование исторической машины, к сожалению, весьма распространено - в этом он, Домокуров, не раз убеждался за минувшие годы. Невольно и сейчас насторожился.

А Семибратов между тем говорил о том, что в связи с приближающимся двадцатилетием октябрьского штурма и Советского государства каждый из наших людей еще пристальнее вглядывается в пройденный путь, проверяет, как выполняются заветы Ленина.

- Вот я вижу в зале художников, - продолжал Семибратов. - Некоторые из них даже запасливо прихватили альбомы для эскизов. Здесь ученые-историки и исследователи ленинского наследства. Артисты, писатели, старые большевики и наряду с ними рабочая комсомольская молодежь с заводов, наши неутомимые партийные пропагандисты... Что же мы можем предъявить к юбилею, товарищи? Полагаю, что все мы порадуемся тому, что в дни юбилейных торжеств в Москве откроется Музей Владимира Ильича Ленина, а в Ленинграде - полноправный его филиал...