Он собирался звонить в редакцию журнала "Юность", куда месяц назад послал свой рассказ.

- Да ну, не может быть. Один звонок не может изменить жизнь, возразил Вол.

Бояршинов не удостоил его ответом. Он уже со смехом показывал жениху щепотку фиолетовых лепестков, туго спеленутых ниткой: мол, купил невесте мерзкий кусочек цветов - ничего другого не нашел.

Невеста, то есть Фая, удачно скрывавшая свой токсикоз жеванием яблока, призывала всех рассаживаться. И тут Лидия заметила, что Галька с Аллой как-то странно-подозрительно хихикают вокруг Жени, накладывая ему салат в тарелку и что-то переставляя в приборе.

- Вы чего?

- Да ты, Лидия, посмотри на блюдце под лимонами. Узнаешь? Это его мы вертели здесь на спиритическом сеансе!

Мстители учли все, кроме того, что рассеянная Лидия сядет рядом с Женей. Мама Егора быстро сказала первый тост за молодых, Лидия подняла рюмку и хватанула чего-то расплавленного, но, видя, что все пьют и не морщатся, подавила кашель. Володя, сидевший справа, еще потянулся к ней чокнуться, и она еще раз глотнула спирт, закрашенный соком. Это была "рюмка мести"!

Крепясь на стуле, Лидия ощутила жажду и яростно выпила остатки.

Теперь если взять большие ножницы и нарезать на мелкие разноцветные куски все, что было, а потом кое-что потерять, остальное же склеить в произвольном порядке, получится то, что стала воспринимать Лидия после выпитого спирта.

Лидия искала в себе центр тяжести, чтобы встать и уйти домой, а там, в тиши, расставить по местам все куски сегодняшнего дня. Фая сразу же поняла, что Лидия выпила "коктейль мести". Пошептавшись с Надькой, она снарядила Володю проводить Лидию. Пришлось рассказать ему про "городскую дуру" и про план мести. И про рассеянность Лидии...

Лидия властно приказала шубе надеться на плечи, и та послушно прошелестела и легла на плечи, а шапка села на голову. На самом деле Володя в это время долго мучился, пытаясь втиснуть ее крупное тело в одежду. Калейдоскоп кусков нарезанной действительности крутился в голове Лидии. Она слышала, как Женя, захлебываясь от восхищения собой, произносит длинный тост:

- ...Я смотрю на часы-они остановились. Пусть жизнь никогда не остановит нас, как эти часы! Я вижу арбуз: он разрезан. Пусть жизнь никогда не разрежет нашу компанию на отдельные куски...

Только тут до Егора дошло, что "рюмка мести" попала не по адресу, и он восхитился непредсказуемой драматургией жизни. Но тут же слетел с высот суперменства, схватил бутерброд с ветчиной и стал совать его в рот Лидии: "3акуси!" Она лишь вяло помяла челюстями. "Вспотеет, мы пойдем", - сказал Володя и вывел Лидию.

На улице Володе пришлось в прагматических целях обнять ее. Она, конечно, статная от природы, но и он как никто силен физически! Первый снег обильно наметал пышные сугробы, и Лидия уселась в один из них:

- Ты, Володя, иди! Не задерживайся. Я уже свой дом вижу... А мне нужно многое продумать. Да и родители не должны увидеть... в таком виде. Я немного очнусь пока. Ты Жене не говори, что я купалась в сугробах тут...

Володю поразило, что она еще думала о Жене, но, впрочем, ей не известно ведь, как он о ней отозвался. Ему хотели отомстить, но Лидия же и подорвалась на этом спирте. И хорошо ведь, думал Володя, хватая ее чуть ли не в охапку и волоча к дому. Сначала Лидия чувствовала, что это как бы отцовские объятия. Вдруг откуда-то - обжигающе-бешеные прикосновения снега к шее: это Володя растирал ей шею и лицо, чтобы привести в сознание. И как бы по необходимости - целомудренно-обнимая Лидию, он старался сильнее прижать ее к себе. Но вот они уже возле самого ее подъезда, а Лидия снова села в сугроб:

- Всё! Сама... Спасибо, Володя! Иди. Я сама тут... Подожди! Не говори ничего никому... Жене ни слова.

Он ее тащит, весь в поту уже, а она села в сугроб и говорит только о Жене!..

- Лидия, лежать в сугробе - это бывает, но для профессорской дочки не очень хорошо. Вот кто-то мимо пойдет и увидит.

Он поднял ее и начал втискивать в подъезд, приговаривая: все будет нормально, не надо бояться родителей. Все вообще будет прекрасно: вот что означал его полубратский поцелуй. Все произошло так внезапно, что Лидию не успело даже затошнить от присутствия... от такого присутствия (потом Алла скажет: Володя - единственный мужчина, от которого Лидию не тошнит!). Это был первый поцелуй в ее жизни. Просто он ее, как спящую красавицу, разбудил! И она ответила тоже поцелуем! Тут-то она и протрезвела: ого, вот какие силы, оказывается, таятся в очень простом, нежном... нежном... хорошее средство протрезветь, надо бы сразу так. И напрасно она боялась родителей: супруги Шахетские были в восторге, когда увидели Володю, который, плотно обнимая их дочь, вошел в дверь. Они поверили, что эти подсобные объятия несут в себе много искреннего.

Лев Ароныч, как купец, потирал руки до полуночи, а Анна Лукьяновна без конца бормотала:

- Какой могучий молодой человек, с умным красивым лицом!

2

Через неделю Володя ушел в армию.

Но всю эту неделю - семь дней - каждый день встречая Лидию, он чувствовал, что его куда-то вот-вот унесет, но не про армию думал, а куда? Каждый день он твердил Лидии, что не он ее спас от мерзлого сугроба и звенящего ледяного тела, а она его - от плутаний в пустоте...

Она же видела Володю в каком-то светящемся живом изумруде.

Квартира вела себя очень деликатно, всем своим нутром подчеркивая, что дома они вдвоем: "Не бойтесь, ребята, во мне сейчас никого, кроме вас, нет!". Это выражалось дружелюбным журчанием в санузле, пением счетчика и еще какими-то неизвестными, но не пугающими звуками. Лидия в это время мучительно боролась с яичницей на кухне (с одного края она колыхалась жидко, а с другого уже подгорала). В кабинете профессора Шахецкого Володя рассматривал побитые и склеенные горшки научно-обшарпанного вида. Но как молодой растущий организм он с интересом прислушивался к скворчащим звукам из кухни. По направлению к кабинету потянулась струйка чада, за ней ворвалась Лидия с криком: "Садись за папин стол!".

- А чем эти сосуды склеены?

- Бери ручку! - еще свирепее закричала Лидия.

Он безропотно и даже с веселым ожиданием сел в кресло (пронзительный писк моды шестидесятых: оно крутилось вокруг своей оси).

- Теперь пиши! - приказала Лидия.

- А что?

- Научный труд!

- Но я должен поднять соответствующую, очень соответствующую литературу, - и он поднял Лидию на руки.

На миг ей даже показалось, что она взлетела сама, а он только для порядка ее в двух местах поддержал.

В это время входная дверь открылась и степенно вошел Аркадий. На самом деле не замечая Лидию и Володю, хотя в это трудно поверить, он расстегнул пальто и прошел к книжным полкам. Затем метнул в сестру обличающую молнию взгляда:

- Где истории Византии? Я поспорил с Демой о монофизитах. Если ты роешься здесь, то зачем?!

Лидия увесисто-упруго спрыгнула с рук Володи, и они бежали на кухню от дальнейших обличений. Володя послушно поглощал обугленную яичницу.

- Лидия! Теперь давай поедем ко мне, - внезапно сказал он, и фраза прозвучала утонченно-развратно, как цитата из Мопассана.

Лидия задрожала и подумала: а, будь, что будет. Сегодня три пapы, их побоку. И они прогромыхали через весь город к коммуналке Володи.

На подходе к дому Володя сказал: в этой коммуналке они в восьмом классе встречали новый год в ванной, в самой ванне, все дети одного возраста собрались и инсценировали книгу "Трое в лодке", там была темнота, и один лаял. А девочкам сказали, что...

Лидия не слушала. Она думала, что все должно произойти на кровати. Все, а что все?

Оно все там и произошло. Володя разложил на покрывале с нездешними жар-цветами какие-то тусклые, поломанные фотографии и документы. В общем, весь семейный архив. Хотя думали о будущем, но и прошлое по какому-то здоровому инстинкту не отбрасывали. Володя показал свое свидетельство о рождении: