- Неосознанные акты идеомоторики, - бормотал Боря Черепанов, отчаянно скрывая нотки беспомощности в голосе, - Подсознательные... психические... процессы.

Не обращая внимания на эти научные заклинания, блюдечко еще быстрее заскользило по алфавиту, делая короткие остановки.

- Это все можно объяснить материалистически, - продолжал Боря.

- Тише, - цыкнул Егор. - Оно обидится.

Всех охватило состояние колючей нервности.

Наконец, блюдечко выдохлось и замерло. Лидия прочла: "Уберите этого здоровилу".

Здоровилой был только один Володя, телохранитель Егора. Но он начал возмущаться: сижу, никому не мешаю, добросовестно участвую в этой... цепи индукторов.

- Вол, быстро в другую комнату или на кухню! - запаниковал Егор. Духи, они обидчивые и гордые.

Точно: четверть часа блюдечко не двигалось, хотя Володя ушел на кухню.

Потом замелькали: Б - Л - Я. Получалось что-то неприличное. Ничего, успокаивал Егор, они иногда ругаются.

- Пора спрашивать, как его зовут, - скомандовал Егор.

Оказалось: Айосья.

- Алла, пиши! Ему четыре тысячи лет. Нет, четыре тысячи и триста лет! Молодой, - тут Егор огорчение выразил на своем лепестковом лице. - Но выжмем из него все нужные сведения.

- А не вызвать ли нам Пушкина? - спросила Лидия.

- Нет, лучше Сталина! - предложил Боря.

- Сколько мне осталось жить? - вдруг громко спросил Егор.

Все замолчали, защищаясь от смысла вопроса. На секунду как бы всех убило. Очнувшись через мгновение, они замахали на Егора свободными от блюдечка руками. Посыпались какие-то вялые, желто-серые слова:

- Ну, ты даешь...

- Куда хватанул...

Егор успокоился, расслабившись лицом, когда Айосья выдал: "Погибнешь в сорок пять, а умрешь в пятьдесят". От щедрой бездны времени даже голова закружилась. А у Лидии появилось чувство, что предсказанный срок высвечивается какой-то грязной убогостью. Куцым обрывком ликующего блаженства бессмертия...

- Но сорок пять лет - это же мало, это почти завтра, - выкрикнула Лидия, трясясь всем своим плотным ярким телом.

...Но все уже задавали Айосье свои вопросы.

Егор обещал тщательно перепечатать протокол сеанса и каждому подарить экземпляр. Свое обещание он выполнил уже на следующий день. Видимо, не спал всю ночь.

...С годами, как бы шутя, он все чаще заводил разговор об этом спиритическом сеансе. Небрежно, в придаточном предложении, чтобы не заподозрили ничего, ронял: "Осталось двадцать девять лет... двадцать шесть... двадцать лет..." И постепенно в его голосе нарастал оттенок напряжения.

На другой день после спиритического сеанса Лидия сидела в своей комнате и смотрела в окно. Если б на одну чашу весов положить весь мир, а на другую Егора, то он перетянет все, с мрачным счастьем думала она.

3

Слухи о том, что на комсомольском собрании будут разбирать духовидцев во главе с Крутывусом, никого не удивили: "Протоколы" этого опыта в четырех машинописных экземплярах вращались во всех параллельных десятых и даже в девятых. Автоматически Егору присвоили статус зачинщика.

- Комсомольцы верят в духов! - завуч Валентина Мартемьяновна гневно тыкала пальцем в гонористую подпись "Крутывус". - Не скрывается даже!

Вообще-то учителя и сами с огромным интересом прочли протокол спиритического сеанса. Видать, материализм уже достал всех и хотелось чудесного. Но страх перед компетентными органами толкал создать образ врага. Эта роль и отводилась Егору.

...Класс замер, вдыхая чугунный воздух собрания. Директор, завучи и парторг по-разному держали в руках замусоленные "Протоколы". Кто-то - как важную улику, кто-то - брезгливо, как будто бумага заражена особо опасными микробами. И только классная руководительница Татьяна Николаевна взяла протокол и повертела в руках, как простую бумажку. Татьяна Николаевна передала улику посланнику райкома ВЛКСМ, тихонько и умненько сидевшему во втором ряду. Классная и райкомовец обменялись взглядами однокурсников. Оба вспомнили вдруг, как однажды в общежитии он - тогда просто Толя - показал Тане девять способов самоубийства с помощью батареи отопления.

Перебрав листки, комсомолист встал и сказал со вздохом:

- Никогда этого не пойму! У нас что мало возможностей сделать жизнь интереснее без мрака?!

"А зачем ты мне показывал девять способов расстаться с жизнью?" - про себя уличила оратора Татьяна Николаевна. И в этот момент Лидия вдруг почувствовала, что все обойдется.

Егор сидел гордо, но без наглости, а примерно как ученый, на которого ополчилась вся инквизиция. Этот достойно-умный вид Лидию нисколько не обманул: поредевшая зелень на его фоне выдавала, что парень сильно боится. Ей хотелось перебросить ему надежное чувство, что в будущем они все равно будут вместе. Она даже была довольна, что все идет таким чередом: высокомерие-то у Егора облезет и он станет уделять ей больше внимания или времени. Или всё время - она бы не против, - которого не существует по Канту...

Лидия видела, что единственные, кто здесь не тяготился и не скучал, были Галька с Вадиком: они сидели рядом и прямо срослись плечами. Лидия не к месту вспомнила жалобы Гальки: Вадик целуется, как будто уже опытный. А он - Вадик - сидел безмятежный, не подозревая ни о своей опытности, ни о том, что вносит ею столько смятения в немудреный мир девичьих откровений.

- Как может в наше просвещенное время произойти такая дикая история? как артист-любитель протяжно воззвала завуч Валентина Мартемьяновна. - Идеи социализма, а не эта дурная мистика должны влиять на нашу жизнь!

- А как же быть с основным вопросом философии? - въедливо спросил Егор.

- Это с каким еще основным вопросом? - испугалась Мартемьяниха.

Все засмеялись. Стало легко. Лидия предложила взять Егора на поруки.

Комсомолист заиграл ей навстречу светлыми глазами:

- Тут вот девушка с оттенками топленого молока в голосе предлагает на поруки... Нет! Выговор и строгий - но без занесения в личное дело!..

Строгач без занесения! Все были за. Егор потом, пьяный от радости, неуклюже сжал тугую Лидину руку выше локтя:

- Какой он сказал у тебя голос? С оттенками топленого молока?

И еще раз сжал руку. В будущем, много раз возвращаясь в это сейчас, которое отстоялось в памяти грустной радостью, Лидия поняла - в общем, не хотела она этого понимать, но куда деться?.. Это когтистое пожатие Егора получилось где-то близким к дружескому. Без глубокого тепла. А она сама?.. Топленое молоко... Материнство какое-то, фу, глупости.

4

- Не беспокойся, - говорил отец, - у кого-то уже есть поклонники, у кого-то тоже нет. У Аллы нет... За тобою будут еще ухаживать вовсю! И оттенки топленого молока в голосе не помешают. Вот увидишь!

А Лидия продолжала после уроков ходить с Аллой, а иногда с Галькой и непременным ее приложением Вадиком по улице Героев Хасана, где жил Егор. По всему было видно, что ни с кем из девушек он не встречается. Но уж лучше бы встречался, что ли, думала Лидия. Тогда... отбросить его вместе с надеждой!..

Однажды на перемене Галька позвала Аллу в коридор и по секрету сообщила: Вадик вчера на свиданку лупу приносил - ее, Гальку, рассматривал в лупу, кожу на лице, на руках. Улыбку с ямочками хотел рассмотреть. Секрет искал - откуда ямочки.

Галька почему-то волновалась, и ясно было, что Аллу она выбрала на пробу: как та отнесется. Если нормально, то можно будет рассказать и Лидии.

- Он говорит, что я другая, не как все, но хотел это научно понять, что ли...

Алла смутно понимала, что Вадик относится к Гальке, как к существу уникальному, единственному в своем роде, и от этого - еще более ценному. Но все равно лупа - это уж вообще непонятно... Рассказ Гальки поразил Аллу так, что она минуту не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни языком - так была углублена в новое переживание. Так вот оно как бывает: мальчик приносит лупу и...

- Ну что ты молчишь? - спросила Галька.