Из трубы парохода нет-нет и выпыхнет клуб черно-бурого нефтяного дыма. Пароход готовится к отвалу... Еще горят на пристани огни.

Максим тихонько пробирается на пристань. У борта пристани стоит высокий седой старик с большой бородой, в валенках и ватном пиджаке, а рядом с ним - другой, моложе, широкий, с черной курчавой бородой, приземистый и узловатый, с длинными руками, в сапогах и замасленной куртке.

- Ты куда? - спросил, увидав мальчика, старик.

Другой схватил Максима за руку повыше локтя и больно сжал.

Максим взглянул в лицо старика и понял, что хоть суров и строг его взгляд, а добрый: деда-бахчевника напомнил.

- Дедушка, возьми меня с собой!

- Куда ты? У нас дело военное.

- Возьми, дедушка! - опять стал просить Максим, заплакал и кое-как рассказал о беде, что с ним стряслась.

Дедушка сказал черному:

- Возьми его, Леонтий, за масленщика. Парнишка добрый.

Черный пощупал мальчика крепкими клещами пальцев со всех сторон и сказал.

- Мальчонка ничего, крепкий. Худ больно только. Тощой.

- Отойдет... откормим.

- Как тебя звать?

- Максимом.

- Видишь, парень, какое дело: масленщика у нас такого же, как ты, убило. Дело у нас боевое. Не сробеешь?

- Нет.

- Ну, иди на пароход... Я сейчас приду.

Максим прошел на пароход по сходням и мимоходом прочел на обводе колесного кожуха название парохода: "Ермак".

Мимо Максима хлопотливо бежали с ношей на спине крючники, покрикивая встречным:

- Позволь! Позволь!

Максим, чтобы не мешать им, робко прижался к стенке и ждал. Скоро пришел Леонтий, крепко взял мальчика за плечо и, открыв дверь, подтолкнул его вперед. Перед Максимом открылась темная, горячая яма, где вздрагивали и плясали отсветы огня, сверкая на каких-то блестящих скалках. Вниз вела крутая железная лесенка с гладким стальным поручнем. Холодея от страха, Максим скатился вниз, на клетчатые железные плиты пола. Направо сквозь окошечко топки выплескивал языками белый огонь. В топке оглушительно ревело пламя. Налево быстро мелькало колесо, и через него бежал, щелкая сшивкой, погон. Это несколько успокоило ошеломленного Максима; что-то подобное он видел на помещичьей молотилке в степи. "Машина!" - подумал он.

У машины возился, что-то подтягивая большим ключом, тщедушный бритый человек. Хотя он стоял согнувшись, но Максим сразу понял, что человек этот высокого роста - остро согнутые в коленках ноги и длинные руки.

"Он вроде паука", - подумал мальчик.

Леонтий прокричал над ухом рабочего:

- Товарищ Алексей, я тебе нового масленщика привел.

Алексей поднял голову, взглянул мельком на Максима и опять стал что-то подвертывать и постукивать у машины... Потом он поднялся, тонкий и худой, недружелюбно оглядел мальчика и спросил Леонтия:

- Где это ты нашел такую рвань!

- На берегу.

- А что скажет товарищ командир?

- Что скажет? Нам без масленщика бежать* никак нельзя.

_______________

* На Волге говорят: "Мы бежали до Астрахани", то есть пароход

шел рейсом до Астрахани.

- Смотри сам, как знаешь.

Леонтий, склонясь к мальчику, сквозь рев огня закричал ему:

- Айда учиться!

Он подвел его в угол, где около железных кадок с крышками и кранами на большом противне, вроде тех, на каких пекут пироги, стояли железные чайники, банки и кувшины с длинными носами. Противень был залит темным маслом.

- Вот это мазут, - говорил Леонтий, перекрывая шум, - это олеонафт, а это ойльдаг, - указывал он на разные посудины.

Потом он подвел мальчика к сияющей стальными и медными скалками и скрепами машине и стал объяснять, как открывать, отвертывая или откидывая крышки, масленки и куда какое наливать смазочное масло.

У мальчика кружилась голова от шума, от натужного желания понять и не проронить непонятные названия и слова. От жары и волнения Максим обливался горячим потом, сердце стучало, грудь тяжко вздымалась, вдыхая густой и липкий, пахучий воздух машинного трюма. И вместе с тем Максим чувствовал, что привычный за последние недели утренний озноб отступает, сжимается, прячется где-то внутри, словно испуганный огнем, ревом топок и жарким дыханием нефтяных остатков...

Леонтий, которого Алексей назвал несколько раз "товарищ механик", исчез (кто-то его позвал наверх из люка). Рядом с Максимом ползает, цепляясь пауком, Алексей и учит его лазить по штангам и по мостам, заливать по горло нефтью масленки, накладывать в медные банки густое, ласковое на ощупь серое смазочное масло и ввертывать эти банки дном вверх в отверстия над валами.

Максим вздрогнул от громкого удара колокола. И Алексей встрепенулся и кинулся к двум белым, похожим на часы кругам с черными надписями. Снова ударил колокол, и стрелка на кругу дрогнула и остановилась на слове "Готово". Алексей дважды со звоном повернул рукоять у круга, стрелка, пробежав кругом и дрогнув, остановилась снова на слове "Готово".

Алексей стал у большого блестящего колеса и смотрел на круг. Стрелка с колокольным звоном прыгнула на слова "Вперед тихий". Алексей пронзительно свистнул и кивнул Максиму. Тот испуганно прижался к стене трюма и увидел, что Алексей ответил, прозвонив: "Вперед тихий".

Алексей повернул большое колесо, и скалки, валы и рычаги машины шевельнулись и пршили, качаясь и кружась, в мерное тихое движение. Прозвонило: "Стоп!"

Алексей ответил тем же словом. Потом на кругу стрелки указали сначала "Назад", а потом "Вперед до полного", и, по мере того как Алексей вращал колесо, машина, трепеща и играя отблесками, ускоряла ход. Рев топок усилился, и, повернув туда глаза, Максим увидел, что огонь горит уже в двух топках и туда, склоняясь к маленьким оконцам, заглядывает кто-то черный, корявый, похожий на головню от елового пня, в рваной, в лоскутьях рубахе; из-под нее смотрит коричневая от масла грудь; у человека трубка в зубах, он подкручивает какие-то вертушки, и все грознее ревет и выпыхивает, будто стараясь вырваться на свободу, бурное пламя. Алексей вытер руки комком пакли, кинул комок Максиму. Мальчик тоже вытер залитые маслом руки. Алексей улыбнулся ему недоброй улыбкой и спросил: