Загоняя лошадей, в Курск и Льгов уже скакали гонцы, с вестью о черниговском нашествии на княжество. Уже боярин Олесь, поставил на уши весь погост, готовился со своей дружиной лечь костьми на приграничной полосе. Уже зализывая раны, бойцы десятка особой сотни, помянув погибших, расположились на короткий отдых, а Зоран, уединившись, отвернувшись к стене, тихо подвывал, оплакивая братьев. Егор, переживая за случившийся поиск, лежал на лавке, невидящим взглядом уставившись в низкий потолок. Перед глазами застыли Лютой, серьезный и грустный одновременно, и Сбыня, щурившийся плутовской улыбкой. Непонятно откуда до ушей донесся голос, почудилось, как Сбыня произнес:

«Не переживай, командир! Все будет хорошо. Тебе сейчас труднее чем нам, скоро начнется война, и не ясно кто в ней возьмет верх. Ты там за братом присмотри. Простоват он, не выживет сам по себе».

– Добро, присмотрю. – Прошептали губы.

Сбыня прощально махнул рукой и картинка сменилась. Илья появился перед глазами, почему-то такой, каким он увидел его первый раз. Одухотворенное, доброе лицо чернеца, чужого для Руси, и родного десятку, предстало в лучах заходящего солнца.

«Не грусти, Егор!» – улыбнулся монах.

Парни, вы как смогли-то?

«Твой Лука посодействовал, но это только единожды. Скоро уйдем!».

Как часто бывает, человек находит себе собеседника. Много раз, Илья беседуя с ним, заводил разговор на темы веры, народных святынь, людского невежества и тьмы. Лиходеев со скинутыми годами, приобрел еще и чувство юмора, которого ранее в его характере было мало. Когда чернец очередной раз затевал разговор, подбрасывал тему, Лиходеев из юношеской вредности и охоты подшутить над еще не старым церковником, подхватывал разговор. В ходе дискуссии приводил десятки доводов, примеров, и строк из святого писания, а доведя мысли до логического конца, заставив согласиться с собой, поворачивал все свои рассуждения на сто восемьдесят градусов. Снова приводил доводы в пользу новой точки зрения.

– Отрок, ты еретик! – кричал, бывало на Лиходеева монах. – Нечистый вкладывает в твою голову мысли, а в рот слова!

– Чернец, так ты же сам только что со мной соглашался!

– Да, соглашался! – вынужден был сказать Илья.

– Так, что изменилось? Теперь ты согласен с первой трактовкой или со второй?

– Тьфу на тебя, антихристово семя! – горячился грек. – Согласен с первой. Ну и со второй тоже согласен.

– Так они в корне противоположны!

– Ты меня окончательно запутал.

– Да ты же напрочь забыл строки мудрости Божией! «Есть и пить без шума великого, при старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свиреповать словом, не хулить в беседе, не много смеяться, стыдиться старших, с непутевыми женщинами не беседовать и избегать их, глаза держа книзу, а душу ввысь, не уклоняться учить увлекающихся властью, ни во что ставить всеобщий почет. Если кто из вас может другим принести пользу, от бога на воздаяние пусть надеется и вечных благ насладится. Своими словесами всю суть поправ!»

Обычно заслышав изречение из Псалтири, которую Лиходеев приобрел в одной из командировок на юг, он делано потуплялся, произнося:

– «О, владычица богородица! Отними от сердца моего бедного гордость и дерзость, чтобы не величался я суетою мира сего»…

…и провожал монаха «восвояси». Теперь этого не будет уже никогда.

Словно подслушав воспоминания и мысли Егора, чернец сказал:

– Прожили мы с тобой и другами нашими не один год. Верю, Бог даст и в свое время каждый окажется в Царствии Небесном, ибо не было среди нас грешников, а были лишь заблудшие души. Бог милостив, – монах скорбно улыбнулся, – он поможет найти дорогу к нему.

Лик Ильи смазался и исчез, оставив Егора одного.

Спасибо Лука.

«Да мне-то что? Смотрю знакомцы рядом стоят и сказать что хотят, да не получается. Вот и помог. Уйдут они скоро».

Скрипнувшая дверь, впустила в каморку Олексу. Погостный боярин молча уселся на табурет, стоявший подле лавки.

– Не спишь?

– Нет.

– Вот и я заснуть не могу.

Олекса побарабанил пальцами по голой столешнице, выказывая тем самым свое волнение.

– Уйдешь?

– Да. Не мое дело погост беречь. Вот тебе не сладко придется. На Льгов полторы тысячи воинства прется. Сметут вас с пути и не заметят.

– Так что предложишь?

– Олекса, я не князь, снять с места твою сотню не в моей силе. Судьба у тебя такая, а мне бы в Курск пробраться. Основная разборка там будет.

– Ну да, чую, пришло время помирать.

Грусть просквозила в голосе Олексы. Западные границы княжества долгое время были менее опасны, чем южные. Поэтому здесь отсутствовала линия пограничных укреплений, подобная южной, выстроенной сетью засек, поставленных в линию. На границе с Черниговским княжеством роль пограничных сторож выполняли города, такие как Льгов. «Богатырскую заставу», засеку у Сейма, давно обжили порубежники, помимо пришлой на время сотни Олексы, несшие службу по охране границы, оседлое население, без которого немыслимо было с первого дня разобраться в хитросплетениях местных реалий. Засечной страже вменялось в обязанность на случай обнаружения «воинственных людей» быть готовыми встретить неприятеля. Для раннего обнаружения врага они высылали далеко вперед конные разъезды и дозоры. Засечная стража возглавлялась засечными головами, а вот главным начальником над засекой был воевода, на данный момент, боярин. За все, что происходит, голова должна болеть у него. Чем тут поможешь, когда не волен сам над собой? Хотя…

– Эх! Была не была! Задержусь на денек. Только помощь окажу снаружи.

– Это как?

– Ночь темна, она поможет. Ты здесь изнутри держись, сколько сможешь.

– И, что?

– Основная сила на Льгов пойдет. Тобой, может быть, сотни три, ну, четыре, займутся. Я бы с кордоном так и поступил, не велика крепостишка. Если честно, то на этот погост, по мне, так и сотни сильных воев хватило.

– Ну, это ты загнул…

– Ладно-ладно! Ты главное до ночи продержись, а там будем посмотреть, может и получится чего.

– Продержусь! – уверенно пообещал Олекса.

– Вот и добре. Тогда нам сейчас уходить нужно.

– Так ведь ночь?

– А утром может быть поздно. Ты наших павших схорони.

– Схороню.

– И вот еще. Кого из засечной стражи, дашь?

– Дам.

– Тогда, как говорится, по коням.

Ближе к обеду войска Черниговского княжества, минуя погост, колонной прошли по летнику вглубь Курского удела. Со стен пограничной крепостицы движение неприятеля, молчаливо наблюдали прикордонные стражники. После конных сотен, поднявших дорожную пыль, протопали пешцы, за ними потянулись подводы тылового обоза. Воинство шло на восток. Как и предполагал Лиходеев, от основного шествия отделилась «кишка» ополченцев, сойдя с летника, начала переправу через обмелевший брод. На возвышение под стены погоста потянулись выстроенные в три колонны вои, переносившие на плечах длинные лестницы, создавая шум на всю округу тарахтели телеги с продовольствием и воинским скарбом. Смех, гвалт, шум железа, все смешалось в общую какофонию. Проезжая вдоль шеренг, командовавший ними боярин, во всеуслышание, громким голосом, чтоб услыхали на стенах, предупредил, что отступления не будет. Сходу одна из колонн, скорей только для куражу и психологического воздействия на пограничников, нахрапом пошла на штурм стены с западной стороны погоста. Видно времени осмотреться у соседей было в достатке, вот враг незаметно и провел разведку мест будущих боевых действий, и теперь в крепости пожинались плоды беспечности. Началось!

Оставшиеся две колонны под градом стрел обогнули крепость и штурм ее продолжился еще с двух сторон. С глухим стуком лестницы приставлялись к внешней стороне заборолы, и по их ступеням вверх, прикрываясь щитами, потянулись ручейки чужаков Не такими уж и высокими оказались стены, не сели в классическую осаду их защитники. Со стороны было видно, как черниговские штурмовые отряды тотчас сразу в нескольких местах ворвались в крепость, используя лестницы, вскарабкались на стены. Захват крепости сопровождался свирепой рукопашной схваткой. Не готовые к внезапному появлению неприятеля внутри крепости и ошеломленные быстрым натиском, пограничники начали прыгать с заборолы внутрь погоста. Всех беспощадно рубили, не стремясь взять в полон, все вокруг было завалено трупами и залито кровью.