Развитие советского общества в 80—90-х годах в таком направлении представляется маловероятным. Для этого необходим террор сталинского маештаба и руководитель сталинского типа. Чисто теоретически эта эволюция, однако, не исключена, ибо сущность советского строя, в котором потенциально заключена возможность и даже необходимость массового террора и сотворения культа вождя, не изменилась. Советский режим подавления в последние 25 лет работал на "неполных оборотах" — вырабатывал всего лишь "селективный" террор и творил полувождей. Но изменились за последние годы советские привилегированные элиты — они не захотят возвращения в сталинские времена. Они стали классом, вкусившим "очарование" стабильного существования и "прелесть" пожизненного обладания богатством и статусом.

Сценарий второй. "Ущемленные" элиты коммунистического класса сбрасывают партократию и при этом не проводят никаких социально-политических реформ. (Это чуть было не произошло при Андропове: казалось, что партократия вот-вот будет раздавлена мощной элитой КГБ.) Вскоре, однако, у них на "шее" вырастает из их собственного социального тела точно такая — партократическая — или подобная ей олигархия. Противоречие между новой партократией и "старыми" элитами остается. И в зависимости от расстановки сил определится ее политика. Новая олигархия по "молодости" и неопытности будет склонна к кооперации власти с другими элитами. По мере, однако, ее "старения" (и возмужания) олигархия будет в силу имманентных законов развития советского общества стремиться к большей концентрации и централизации власти, пока противоборство интересов и целей между партократией и другими элитами коммунистического класса не станет неразрешимым. И тогда произойдет очередной "взрыв", и развитие советского общества вновь вернется к исходному противоречию.

Сценарий третий. Элиты коммунистического класса одолевают партократию и не создают новую. Такой переворот ведет к глубоким изменениям во всей социальной структуре советского общества. Но прежде всего в структуре самого коммунистического класса — завершится его формирование в качестве "полноценного" класса. Но до то־ го, как это произойдет, он, коммунистический класс, должен превратить свои пожизненные права, привилегии, блага в наследственные.

Социальная структура советского общества в том виде, как она существует сейчас, не позволяет ему этого достигнуть из-за ее чисто символических, давно ставших рудиментарными, полусоциалистических принципов, номинально регулирующих права (не статус и не власть) человека и социальных групп.

Для того, чтобы "переступить" идеологизированную социальную "нишу" своего бытия, коммунистический класс нуждается в союзнике. Им не могут быть трудящиеся массы, заинтересованные в размывании, а не в узаконивании социального неравенства. В реализации своего права на господство коммунистический класс обнаруживает общность интересов с социальной группировкой, возникшей в советском обществе за рамками официальной стратификации: это неоднородные группы дельцов, комбинаторов, составившие огромные состояния в системе "второй экономики". У них есть то, чего всегда недостает коммунистическому классу, — капитал. А коммунистический класс в избытке обладает всем, в чем остро нуждаются подпольные миллионеры для того, чтобы получить официальное признание — статус и привилегии.

Взаимодействие коммунистического класса и дельцов подпольного капитала наблюдается в СССР многие годы: продаются привилегии и покупается социальный статус. Из покровителей "второй экономики" представители коммунистического класса становятся ее организаторами и руководителями, а функционеры "второй экономики" проталкиваются в коммунистический класс, при этом самые динамичные проскальзывают в господствующую олигархию.

Социальная мобильность в системе "коммунистический класс —־ подпольные капиталисты" в конечном итоге может привести к их объединению, то есть к образованию одного класса, где право на господство будет гарантировано капиталом, статусом, привилегиями, передаваемыми по наследству. Единственное препятствие — это идеологическая оболочка советского государства. Если она будет слома־ на — а такая необходимость может быть продиктована крахом коммунистической экономики, — в СССР установится совершенно новый режим. Власть будет разделена: государственная — окажется в руках политической олигархии — наследницы коммунистического класса, хозяйственная — под контролем элиты, выросшей из тела подпольного бизнеса. Ориентация такого нового класса будет иметь широкий диапазон возможностей: от стремления к обособленности (это маловероятно) до сотрудничества с другими классами советского общества, что представляется более реальным. Развитие советского общества по этому сценарию, если станет возможным, произойдет не раньше нового столетия, когда будут "обыграны" и "исчерпаны" другие "сценарии" — и те, что были нами намечены, и те, что остались за пределами данной работы.

Проанализированные сценарии, однако, не учитывают важнейшее действующее лицо на сцене советской политической жизни — народ. Его социальная позиция и политическая ориентация, несомненно, внесут изменения в любые сценарии или создадут совершенно исключительную их комбинацию. Возможно, советскому народу удастся определить развитие общества по собственному сценарию, в котором он будет и автором, и постановщиком, и главным героем.

Путь наверх в советском обществе предрешен в соответствии с определенной социальной программой: для нее немногое значат таланты и способности, определяющим является происхождение, национальность, связи и деньги. Дифференцирован этот путь и характером тех элит коммунистического класса, проникнуть в которые советский человек стремится.

Элиты низшего уровня — артистическая, художественная, писательская, научная — носят относительно открытый характер. В них рекрутируются часто по правилам одаренности, таланта и склонностей. Но, вместе с тем, не допускаются инициатива, самобытность, оригинальность. Существенное значение придается лояльности и готовности служить господствующему классу.

Следующий, средний уровень — элиты профсоюзная, экономическая, техническая — полузакрытый. Критерии отбора здесь еще больше осуществляются по принципам лояльности. Важное значение придается национальности, учитываются в определенных случаях способности и деловые качества. Отбор определен (и ограничен) классовым происхождением и партийной принадлежностью.

Высший уровень — партийная, правительственная, военная и полицейская элиты — практически носит закрытый характер. Набор в них жестко регламентируется социальным происхождением и национальностью. Для того, чтобы проникнуть в них, не нужны таланты; творческий дух, самобытность мысли, независимость суждений им противопоказаны. Не является пропуском и благонадежность. Эти элиты состоят из определенного, во всем серого человеческого материала, исполнительного, равнодушного, беспринципного.

Между элитами существуют четкие переборки, но сплошной стены нет. Допускается некоторая просачиваемость, которая, как правило, идет от элит низшего уровня через средний к высшему. Но возможно, хотя и значительно реже, обратное движение: от высшего уровня к низшему. Высший уровень советской элиты полностью автономен и не допускает и не терпит никакого давления и влияния извне, в то время как сам диктует и обуславливает возможности всех прочих элит. Доминирующий фактор в нем — партократическая элита.

Каждая элита строится изнутри по принципу замкнутости. Однако по отношению к окружающим неэлитарным сословиям они сплочены и едины. Приняв или отвергнув какое-либо решение, элиты противостоят всему остальному, непривилегированному миру как монолитный фронт, даже если внутри них самих нет согласия и единства взглядов. Ими движут общие мотивы: 1. Стремление удержать имеющиеся привилегии и наличную власть; 2. Желание умножить привилегии и увеличить власть; 3. Готовность поддержать коммунистический режим.