В то время как Жуков с трудом прокладывал себе путь сквозь разрушаемую оборону северо-запада, а Конев торопливо продвигался с юга к Берлину, отрезав Буссе и 9-ю армию, настроение в берлинском бункере было оптимистичным. «Нужно, — сказал Гитлер, — чтобы 9-я армия молниеносным ударом сокрушила Конева». Фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник Объединенного генерального штаба, оправдал два своих прозвища: «Кивающий осел» и «Ливрейный лакей». Он поддержал это безумное предложение: «Если немецкая оборона сможет удержаться еще один день, то русские будут вынуждены прекратить свое наступление».

Доктор-француз впоследствии вспоминал, что в Берлине «не было особого возбуждения, на улицах не собирались группами люди, мужчины шли на работу, женщины толпились у продовольственных лавок, на площадках играли дети».

Хайнричи не принимал участия в этом безумии: он отчаянно пытался уговорить Гитлера разрешить 9-й армии, с командованием которой он был в контакте, отступить от Одера и прорвать окружение, пока она не окажется полностью изолированной и разгромленной. Когда Гитлер отказался, обрекая тем самым эту армию, Хайнричи решил отступить, несмотря на Гитлера, чтобы спасти 3-ю бронетанковую армию от такой же судьбы. Поступив таким образом, он предоставил решать проблемы обороны Берлина генералу Гельмуту Вейдлингу, командующему 56-м бронетанковым корпусом.

Теперь Конев был недоволен темпами наступления Рыбалко, который уже не опасался возможной атаки с фланга. О характере Конева можно судить по его реплике: «Товарищ Рыбалко, вы ползете, как улитка, — шевелитесь!»

Примечательно, что именно 20 апреля, в день рождения Гитлера, генерал Август Винтер, заместитель Йодля как начальника оперативного отдела Объединенного генерального штаба, впервые публично допустил, что война может плохо кончиться для Германии. Выпив последнюю бутылку шампанскою, поспешно покинул штаб-квартиру Объединенного генерального штаба в Цоссене. Это произошло за час до того, как туда вошли русские.

Майор Борис Полевой, политкомиссар при штабе Конева, вспоминал, как они вошли в деревню Цоссен, расположенную в 24-х километрах к югу от Берлина:

«Для случайного наблюдателя эта деревня ничем не отличалась от множества других в окрестностях Берлина: кирпичные домики, похожие друг на друга, церковь из красного кирпича, чахлые деревья увиты диким виноградом, голуби ютятся под крышами.

Единственное, что могло показаться странным, так это беспорядок во дворах. Около сараев и амбаров не видно было никакого имущества.

Деревня углублялась в лес. Деревья густо посажены. Земля под ними выглядит так, словно ее чистили пылесосом. Вы проходите несколько метров и... что здесь такое?

На расчищенной полянке стоят двадцать четыре бетонных здания, тщательно замаскированных и почти невидных среди молодых сосен. Бетонные дорожки между домами прикрыты сверху камуфляжными сетками. Вся территория обнесена проволочными заграждениями, по которым можно пропускать ток высокого напряжения.

По краям дороги расположены огневые укрытия, выкрашенные в желтый цвет и почти неразличимые с расстояния в несколько метров.

Ганс Белтау, немец-инженер, отвечающий за электрооборудование, охотно показывает нам все. Он был рад скрыться здесь, когда его хозяева бежали.

Лифты не работают, так что нам приходится спускаться по винтовой лестнице. Наконец мы добираемся до самого низа. Во все стороны тянутся коридоры. В коридоры выходят пронумерованные двери.

Все на этой дьявольской кухне свидетельствовало о том, что удар Красной Армии был настолько ошеломительным и неожиданным, что застал врасплох даже немецкий Генеральный штаб. Полы усеяны документами, картами,справочниками.В кабинете начальника нітаба на письменном столе лежит халат, рядом со столом ночные туфли.

Постель в соседней комнате не разобрана. На маленьком столике бутылка вина, два недопитых стакана и блюдо с яблоками. Белье и семейные фотографии высыпались из полуоткрытого чемодана».

Полевой забыл добавить, что Объединенный генеральный штаб защищали семьдесят мальчишек от двенадцати до пятнадцати лет с тремя противотанковыми орудиями. Они все были попросту вырезаны —русские привыкли расправляться таким образом. Полевой отметил, что последнее сообщение на телеграфном аппарате, соединявшем огромные просторы нацистской империи, заканчивалось словами: «Иван буквально у дверей».

ВСТУПЛЕНИЕ В БЕРЛИН

20 апреля Конев приказал своим частям «во что бы то ни стало ворваться в Берлин сегодня ночью». Они выполнили приказ — вступили в южные пригороды, Конев выиграл гонку. Но последняя черта оказалась более чем эластичной как в военном, так и в политическом отношении.

21 апреля, когда берлинская канализация, электричество и газ начали отказывать, части Жукова вошли в северные пригороды. Они состояли из отдельных групп, сражавшихся на улицах, каждая такая группа состояла из саперов, огнеметчиков, шести зенитных орудий и пехоты. Позади этих групп следовали знакомые, запряженные лошадьми телеги, которые везли боеприпасы и награбленное добро.

Для немцев, живущих в центре столицы, еще большей опасностью, чем Советская Армия, стали команды СС: на улицах были расклеены плакаты, извещавшие: «Приготовление пищи на электричестве теперь карается смертью».

Носились слухи, что Вейдлинг бежал на запад и Гитлер объявил его предателем, пока разъяренный Вейдлинг не ворвался в бункер, крича о своей невиновности, после чего был объ явлен почетным защитником Цитадели. Но Вейдлинг представлял собой исключение. 21 апреля генерал Буссе оказался без артиллерийских снарядов. Хайнричи посоветовал ему не обращать внимания на Гитлера и уходить на запад, чтобы попытаться соединиться с генералом Вальтером Венком, который находился по другую сторону от ІТостдама, пытаясь освободить Берлин с запада.

В то время как Хайнричи и Буссе уводили свои армии, игнорируя Гитлера, генерал СС Феликс Штайнер осознал, насколько Гитлер утратил всякую связь с реальностью. Ему было приказано не отступать, а, напротив, атаковать Жукова и отрезать авангард его наступающих частей. «Штайнер, вы головой отвечаете за выполнение этого приказа!» Предполагалось, что 17 тысяч совершенно необученных людей будут посланы, чтобы помочь Штайнеру в этом предприятии, но они понятия не имели, где он находится. Потом Гитлер приказал 56-му бронетанковому корпусу вернуться в Берлин, понятия не имея, что остатки этого корпуса уже некоторое время находятся в Берлине.

Конев, опередивший Жукова в пригородах, готовился наступать последние несколько километров непосредственно к центру города. Для окончательного удара через канал Тельтов он сконцентрировал свою армию по 650 орудий на километр — буквально ось к оси.

Жуков был очень близко, наступая с севера, северо-востока и северо-запада. Здания, которые не тронули бомбардировки союзников, теперь должны были быть взорваны. К 26 апреля 464 тысячи советских солдат, 12 700 орудий, 21 тысяча реактивных установок и 1 500 танков окружили центр города — баррикады, протянувшиеся на шестнадцать километров и пять километров в глубину.

Сейчас настроение в городе сильно изменилось. Члены нацистской партии, курсанты полиции и полевые жандармы устанавливали заставы на дорогах, чтобы не давать людям убегать, и обыскивали подвалы в поисках дезертиров. На фонарных столбах висели трупы с табличками на груди, на которых вкривь и вкось было написано: «Меня повесили за то, что я был пораженцем», «Я вишу здесь потому, что критиковал фюрера», «Я — дезертир».

Тем не менее несколько тысяч дезертиров скрывались в городе.

Кейтель объехал передовые укрепления, словно не замечая того, что происходит.

23 апреля город стал «мировой столицей тележек», поскольку «люди везли остатки своего имущества на этом удобном средстве передвижения». Всякое движение в метро и по кольцевой автомобильной дороге было прекращено 21 апреля. В этот день был расстрелян на месте гражданский инженер, который пытался помешать рытью шпуров для взрывных устройств, предназначенных для разрушения туннелей, что должно было привести к затоплению тысяч людей, нашедших убежище в метро.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: