Неприступной для человека и зверя.
Голос странника смолк; он поднял глаза на Клеваса, ожидая комментариев.
- Вот здесь имеется маленькая неточность, - заметил историк. Насчет запретности убийства. Оно являлось для ттна не запретным, а немыслимым. Да, немыслимым!
Он сделал паузу. Блейд тоже молчал, обдумывая, как бы сформулировать очередной вопрос, не обнаруживая слишком глубоких познаний в сфере человеческой психологии. Агрессивность присуща разумным существам издревле; как иначе они могли бы обороняться от хищников, добывать пищу, отвоевывать богатые охотничьи угодья, защищать свои дома, поля и скот? В определенном смысле, агрессивность и разум идут рука об руку, рядом с тягой к сотрудничеству, осторожностью и неистребимым любопытством. Так считали специалисты на Земле, так писалось во всех учебниках, но не мог же Аррах бар Ригон, айденский нобиль, использовать подобную терминологию!
К счастью, Клевасу не были нужны наводящие вопросы.
- Видишь ли, мой драгоценный принц, ттна не знакомили нас со своей древней историей. Возможно, корни ее уходят в столь далекое прошлое, о котором они сами забыли. Но ясно одно: либо эти создания никогда не обладали агрессивным инстинктом, либо он был начисто утерян в процессе миллионнолетней эволюции... Ты понимаешь, что я говорю?
Блейд кивнул.
- Что ж, превосходно, - Клевас огладил бородку - точь в точь как земной профессор, довольный сообразительным студентом. - Некоторые особенности физиологии ттна позволяют предположить, что их отдаленным предком являлась не всеядная и хищная обезьяна, а более миролюбивое создание, что-то вроде гигантского травоядного ленивца. У ттна были сильно развиты телепатические способности - возможно, унаследованные от их доисторического предшественника... Такая особенность является мощным фактором в борьбе за выживание, сын мой. Не надо убивать хищника, если можно приказать ему убраться прочь.
- Однако вспомним, что случилось потом, - произнес Блейд и начал читать конец баллады:
Два поколения прошло.
Хайриты жили во мраке бесчестья,
Не в силах достичь Великих Северных Лесов,
Владея лишь половиной прошлых угодий.
Но не было дня, чтобы воины не искали прохода,
Тропы или тайного тоннеля в горах.
Однажды раскрылась скала,
И отряд храбрецов исчез в ее чреве.
Год, и два, и три ждали люди - никто не возвращался,
Но больше не светились сполохи в небе,
Что прежде играли ночью над горами ттна.
Тогда собрали Дома самых сильных и храбрых,
И воины стали бить скалу там, где пропали их братья.
Они рубили камень, пока не нашли ход;
Широкий и гладкий, он вел в долины, где жили ттна.
Но лишь скелеты лежали там - кости людей
и пришельцев,
И хайритские клинки ржавели меж ребер ттна.
Поднялись кланы и вошли под своды тоннелей и пещер,
Поделив меж собой Высокие Долины,
Что даровала им милость Семи Ветров,
И стали те долины их зимним домом
И прибежищем в годы бедствий...
- И что же сие, по-твоему, значит? - спросил Клевас, когда отзвучала последняя строфа.
- Ттна не смогли приказать хайритам убраться прочь из их убежища и почти все погибли. Почему?
- Они не использовали свой дар, чтобы командовать разумными существами, принц. Это было столь же немыслимым, как убийство! Хайриты перебили три четверти пришельцев, а потом умерли сами - от голода, среди чудесных машин, способных приготовить пищу из камня и воздуха. Вот как это было!
- Это догадки?
- Нет. Мы знаем об этом из записей ттна - тех, что спаслись и улетели на Юг в малых аппаратах, похожих на наши флаеры. Здешний климат плохо подходил им, но они не хотели возвращаться в горы Селгов. Те места внушали им ужас... - историк наполнил бокал, выпил; потом его живые темные глаза скользнули по лицу Блейда. - Кажется, ты хочешь о чем-то спросить, сын мой?
- В прошлый раз, если не ошибаюсь, вы упоминали еще о паре заключительных эпизодов? - заметил странник.
- Ах, это... Ну, конец истории таков: ттна завершили свою миссию. Тут, на юге, в местах, недоступных для северян, была создана новая база. Затем пришельцы сотню лет перевозили сюда людей... Выбирали самых обездоленных, самых беззащитных - рабов, племена, стоявшие на грани уничтожения... но только добровольно! Дело пошло быстрее, когда набирать переселенцев стали сами южане - им верили больше, чем добродушным мохнатым чудищам. Конечно, те древние агитаторы обещали несчастным рай, царство светлого Айдена на земле, и, надо сказать, никого не обманули. Потом наступил момент, когда Юг был закрыт, а на севере остались лишь сказки о благодатных местах, где почва сама рождает плоды и реки текут вином да пивом.
- Это первый эпизод, - сказал Блейд, - А второй?
- Ттна прожили с нашими предками три столетия и передали им все, что смогли. Свои знания, свою технику, свои души... - старик помолчал. - Я имею в виду неприятие насилия и убийства... Ну, ты об этом читал в исторических записках.
Странник машинально кивнул; многое из рассказанного уже было ему известно, и комментарии Клеваса лишь сняли последние вопросы. Итак, Утопию, в которой он очутился, создали не люди. Да, на Земле светлые умы, вроде Морриса и Кампанеллы, смогли измыслить нечто подобное, но руки людские с гораздо большей охотой хватались за оружие, чем за мастерок и лопату, необходимые для строительства светлого райского чертога. Здесь его фундамент заложили пришельцы со звезд, удивительные создания, одержимые идеей бескорыстного альтруизма; они показали, как возводить стены, а с крышей и внутренней отделкой люди справились сами. И теперь на континентах Айдена обитали два человечества, разделенных непроходимой чертой Великого Потока; две эпохи, темное жестокое средневековье и век разума сосуществовали рядом, едва ли в пяти тысячах миль друг от друга.
Это было поразительно, но это было свершившимся фактом.
Глава 4. САСТИ
Блейд парил над землей, меж сизой тучкой и золотым солнцем, купался в хрустальной голубизне утреннего неба, выписывал петли и спирали в прохладном воздухе заоблачных высот.
Он упивался новыми ощущениями, почти забыв о сидевшей рядом Састи. Это совсем не походило на неуклюжую болтанку земных пассажирских лайнеров, тряских и ненадежных небесных автобусов, и на шумный полет истребителей, с грохотом таранивших воздух. Блейду случалось летать на них, и его неизменно охватывало чувство, будто он оседлал готовую взорваться бомбу. Может быть, лишь планер давал некоторое представление об истинном полете; но планером в большей степени повелевали стихии, чем пилот.