Так, оставляя за собой горы трупов и, подобно берсеркерам, опьянённые кровью врагов, остроухие и добрались до гор, решившись на первое за многие столетия вторжение. Око за око, смерть за смерть. И никто ничего не мог противопоставить такой дикой мощи...

Тогда-то их и встретили прочные щиты горцев.

Летописи тех времён описывают эти события как резню, ад, неожиданно разверзшийся на земле. Одни с животной яростью мстили за осквернение их родного дома, за убийство их собратьев, а другие пытались не допустить того же для их родных земель. Это была ошибка человечества, и расплачиваться за неё пришлось именно горцам, что встали на её защиту, безжалостно встретив не ожидавшего такого сопротивления врага. Резня растянулась на долгие десятилетия. Сыновья перенимали кровавый долг у своих отцов, вставая в ряды защитников и круша эльфийские орды. Как и сыновья их сыновей, так что жизнь горного клана, что растянулся худым, но стальным строем по всему горному массиву, на несколько столетий превратилась в одну сплошную войну, а их селения больше были похожи не на уютные улочки с ухоженными двориками и валящим из труб печей дымом, что оповещал о скорой трапезе, а, скорее, на суровые форпосты со шпилями дозорных башен, огромными стенами с бойницами, казармами и вечным, казалось бы, никогда не способным остановиться, запахом крови.

Но прошли столетия: эльфы, что несли гигантские потери от гнущихся, подобно старым доскам пола, под их напором, но никак не собирающихся сдаваться, горцев, из разъярённого нахлынувшего урагана превратились лишь в лёгкий бриз. Вечная рубка сменилась на периодические набеги. Для горцев, закалённых несколькими поколениями беспрерывной войны, эльфы перестали представлять какую-либо угрозу. Они были скорее лишь лёгкой занозой, что доставляет мелкие неудобства, но в целом не представляет из себя ничего существенного.

Вот тогда, с лёгким опозданием, Совет Архимагов и решился выдвинуть на врага свою личную гвардию, укреплённую отрядами магов и священников Храма Пожирателей, что, соединившись в одну военную машину, превратились в истинное орудие смерти. И это орудие было пущено на волю, ринувшись убивать оставшихся в живых эльфов.

Их буквально вычеркнули со страниц истории, не оставив в живых ни одного: даже рабовладельцы прилюдно казнили своих рабов-эльфов, брезгливо давая отмашки палачам. Оно и понятно: ведь каждый, кто смел укрывать эльфийское отрепье, в последующем клал голову на одну плаху рядом с остроухим.

Ветер воспоминаний об этих событиях ещё разлетается по Континенту: будучи совсем молодым, не старше, а то и моложе Рика, его отец успел поучаствовать в рейдерских набегах на оставшиеся немногочисленные эльфийские селения, вырезая лесной народ на корню. Но тот же Вран уже не успел застать ни одного из их народа, зная об эльфах лишь из рассказов да многочисленных легенд - ведь какая война не обрастает мифическими подробностями о великих героях, что в одиночку сдерживали натиск целой армии, о прекрасных девах, что подхватывали мечи своих погибших мужей и рвались в битву, срубая головы врагам?

С тех самых пор горный клан считался кланом воинов - тем чревом земным, что рождало истинных защитников, или же, наоборот, завоевателей. И невозможно было найти ни одного, даже самого захудалого трактира, где не знали бы о совершённом ими подвиге.

Но слава горного клана угасла в единое мгновение: войне на границе пришёл конец - а с ним пришла нужда в крепких пахарях, фермерах, в общем, всех тех, кто снова бы поднимал мирную жизнь с колен, на которые поставила её война. К тому же никто не сказал, что больше не придётся вытаскивать из закромов оружие, сдувая с него пыль и вновь пачкая кровью: кому-то требовалось подавлять восстания мятежных графов, защищать улицы городов и леса от разбоев, а для этого требовались полководцы, стражники и просто те, кто умеет убивать.

Так что постепенно, год за годом, клан горцев начал редеть. Новое поколение разбредалось по ближайшим землям в поисках достойной, по их меркам, работы, многие просто убегали от воспоминаний об ужасном побоище, которое почему-то в летописях именовали не иначе как "славная битва". И в итоге некогда сильнейший граничный форпост превратился в захудалую деревеньку из пары десятков домов, да нескольких лавок, оставив за собой звание Клана лишь как дань за прошлые заслуги. Исчезли величественные стены и защитные башни, разбираясь для постройки домов - а от кого теперь защищать?

- Ты - горец, - вновь с тяжёлым вздохом повторил Вран, взлохматив волосы младшего брата. - Так гордись этим.

Рик, шмыгнув носом, улыбнулся, по привычке поправив непослушные локоны и кивнул:

- Буду.

- Славно. А сейчас пошли-ка домой. Матушка ведь обещала яблочный пирог. - Вран подмигнул Рику и, поднявшись, пошёл по узким деревенским тропкам обратно, с семенящим за ним хвостом братом.

Шум рыночных рядков стал постепенно угасать. Всё реже и реже встречались люди, каждый из которых непроизвольно кивал проходившим мимо братьям, а те отвечали взаимностью: попробуй в таком крохотном селении с кем-нибудь не поздоровайся, и гнилые слухи о тебе тут же разлетятся чёрными воронами по всей деревне. Наверное, это и была одна из причин, по которым в клане никто никогда не воровал и, тем более, не убивал, как это бывало в городах, или даже более-менее больших деревнях. Учудишь нечто подобное, и даже не думай остаться. Либо бежать куда глаза глядят, либо... а никакого второго "либо" и не было, потому как найдут в любом случае, ну а уж если нашли, так наказание будет по всей строгости горских правил. Благо, если лишь руку отрубят - тогда можешь благодарить любых богов, ибо сие была самая безобидная из кар.

Рик начал о чём-то увлечённо болтать, но Вран слушал его в пол-уха. С ним либо так, либо все мозги себе сломаешь, пытаясь переварить всё то, что исторгалось из глубин пытливого и невероятно умного сознания мальчика. Вран порой ему даже завидовал и одновременно сочувствовал: родиться с такой светлой головой ему надо было в каком-нибудь столичном городе, да пойти учиться, может, даже стать советником при дворе Архимагов.

Но вдруг Вран застыл, да так резко, что Рик чуть было не врезался в его спину и, недовольно мотнув головой, дёрнул брата за рукав рубашки:

- Ты что?

- Тихо! - Приложил палец к губам Вран, нахмурившись и к чему-то прислушавшись. Он стоял так где-то с минуту, а затем неуверенно спросил: ­- Ты слышишь?

Рик тоже нахмурился. Он стоял ещё дольше, но в итоге лишь покачал головой:

- Не. Ничего...

- Словно копыта... и колеса... неужели не слышишь?!

- Братец...

Но Вран его уже не слушал: он припал к земле, пачкая рубашку и штаны, но абсолютно не обращая на это внимание. До него донеслись тяжёлые колебания земли. А ещё звуки. Множество звуков, похожих на скрип, топот и что-то, отдалённо напоминающее голоса, но как будто доносящиеся из-под толщи воды. Родители с детства твердили, что у Врана чуткий слух, и отец всегда смеялся, что из-за этого они долго не могли зачать ему сестру. Стоило только начать - так ребёнок сразу в плач! За подобные разговоры родитель всегда получал тяжёлую оплеуху от матери...

Зрачки Врана расширились, волосы встали дыбом, и в следующее мгновение он уже бежал, до боли стиснув кисть Рика, по узкой улочке, наплевав на его нытьё, причитания и удивлённые возгласы. Сейчас главное было - добраться до дома. Домой! Быстрее! Там отец! Там защитят!

Но стоило ему только подумать об этом, как над головой с громким шипением пронеслось нечто яркое. А затем ближайший к ним дом разлетелся в щепки, а самих братьев отбросило в сторону ударной волной. Корзина выпала из рук Врана, и яблоки кроваво-красными горошинами высыпались из неё, врассыпную раскатившись по улице. Но ему было не до яблок - плевать на них!

- Поднимайся! - Потянул он за руку откашлявшегося от попавшей в рот пыли Рика, толкнув вперёд. - Поднимайся и бежим!

- Что это, братец?! - он застыл, разглядывая горящие дымящиеся щепки, что остались от только что стоявшего на том месте большого, добротного двухэтажного дома, в окнах которого мелькали до этого силуэты людей. Теперь же от них остались лишь раскалённые угли. - Как это?! Откуда?!