Гением был математик Колмогоров, с которым мне пришлось вместе работать. У него был очень широкий, философский взгляд на мир. Помню, он вычислил энтропию каждой строчки "Евгения Онегина", количество информации в каждом слове романа. Вывод был такой: для общества дешевле вырастить еще одного Пушкина, чем создать программу, которая создала бы текст, сопоставимый с "Онегиным".

Гением был Капица, которого отличала абсолютная здравость мышления. Думаю, государство очень много потеряло, что не допустило его к государственной деятельности. Сталин с 30-х годов поверил в то, что Капица - великий ученый. Он на Политбюро читал письма Капицы и спрашивал Берию: "Слушай, Лаврентий, как плохо он о тебе пишет". Сталин отвечал на эти письма! Капица вызволил из тюрьмы Ландау. Это был гигантский ум, он блестяще решал многие задачи, но из-за особенностей биографии предпочитал от многих вопросов отшучиваться. Сахаров принадлежал к тому же типу, что и Капица, но его здравому уму, мне кажется, не хватало оригинальности, что вовсе не означает ошибочности. Кстати, мозг у Сахарова был устроен как у Леонардо да Винчи: он мог писать левой и правой рукой независимые тексты, мог писать одновременно два зеркальных текста.

Кстати, я не склонен думать, что гениальность связана с личными качествами. Здесь Пушкин преувеличил: с моралью все очень сложно...

- Вы много лет посвятили исследованиям мозга. Работали над этой проблемой, в том числе и в оборонном комплексе. Сегодня центром исследований мозга стали США.

- В США объявлено "десятилетие мозга". Проблеме уделяется много внимания на государственном уровне. Прогресс впечатляющий. Но возможные последствия вторжения в головной мозг несопоставимы ни с атомным, ни с экологическим ударом. Сегодня внушение паники большой группе людей проблемы не составляет. По моему убеждению, нужен международный орган типа МАГАТЭ, который контролировал бы эту проблему. Опасность для человечества представляют и работы по генетике, клонированию, евгенике, которые по существу не ограничены законодательством. У меня нет ощущения, что в США, где эти работы ведутся наиболее активно, есть механизмы, которые воспрепятствуют применению их результатов в опасных целях.

- Вячеслав Всеволодович, сколько языков вы знаете?

- Я совсем не полиглот. Говорю на всех европейских языках. Читать могу на ста. Но это не так сложно. В мире вместе с мертвыми 6 тысяч языков, которые разделяются на 40 семейств. Крупных - всего с десяток. Последнее мое увлечение - язык тохаров, самый восточный из индоевропейских языков. Тохары жили в китайском Туркестане и, по найденным мумиям, имели европейские черты лица. Я уверен, что глубокие проблемы современности можно понять, только изучив реку времени, которая ведет нас к жилищам ушедших народов.

- Когда же Россия выберется из полосы революций и реформ и вступит на спокойный, как вся Европа, эволюционный путь?

- Во Франции революционные волны не затихали на протяжении 80 лет. России с учетом ее размеров понадобится около ста лет.

- И нас в итоге ждет российский аналог Парижской коммуны? И диктатор Тьер?

- Этого боюсь больше всего. Этого надо избежать любой ценой.

- Вячеслав Всеволодович, вам не скучно в Америке?

- Скучно. Если бы у меня была крупная идея о будущем России, ради которой стоило бы пусть даже пожертвовать собой и вернуться домой, я бы не задумывался. Но такой идеи у меня нет. Жизнь, вероятно, сложится так: полгода буду проводить в Америке, полгода - преподавать в российских университетах.