Сказку про домового можно было выдумывать бесконечно, но однажды вечером тюрлюлюканье раздалось громко и совсем близко. Кто-то тюрлюлюкал под дровами, сложенными у печки. Мы осторожно стали разбирать поленья. Под дровами сидела маленькая земляная лягушка. Увидев нас, она испуганно тюрлюлюкнула, встала на задние лапки и, шлепая передними по стене, направилась в угол, где в полу была щель.

Лягушонка пришла под дом, чтобы заснуть на зиму. Крепкий сон не приходил. Вот она и тюрлюлюкала, себя баюкала, а потом нечаянно вылезла из-под пола.

Тут и кончилась сказка про Домового. Сама пришла, сама и ушла.

За неделю до открытия сезона администратора Магаданского парка культуры и отдыха осенила мысль — устроить в парке зооуголок. В местные колхозы полетели радиограммы с предписанием: изловить и доставить живьем представителей колымской фауны.

Архитектор представил на утверждение проект строений для уголка живой природы, состоящий из билетной кассы и железных клеток. Проект приняли и приступили к строительству. Все необходимое, с точки зрения устроителей, для создания зооуголка было сделано. Не хватало… зверей.

Вот почему, увидев на рынке живого нерпенка, администратор, не торгуясь, заплатил за него собственные деньги и, дотащив зверя до общежития рабочих парка, поместил его в железную бочку с пресной водой. Первый экспонат прибыл.

Нерпенок в бочке печально гугукал и, высовывая голову, тоскливо озирался. Собравшиеся вокруг рабочие предлагали ему свежую навагу.

— И-ха, как пылоха! Мамка нет, вместо морям — бочкам. Как в турме, — сочувствовал старик-казах.

Нерпенок, упершись ластами в края бочки, высунулся до половины и, потеряв равновесие, шлепнулся на землю. В этот момент подошла Нина — библиотекарь читальни парка. Читальня помещалась в круглом стеклянном павильоне, душном и неуютном, и Нина чувствовала себя там, как рыба в заброшенном аквариуме.

Нина присела около нерпенка, а он, уткнувшись носом в ее руку, загугукал еще жалобней. Нина побежала к администратору.

— Это бесчеловечно, — заявила она ему. — Зачем мучить животное? Бассейн еще только в проекте, а в бочке нерпа не выживет. Ее надо выпустить, ведь это еще детеныш!

— Я попрошу не вмешиваться не в свое дело! — вскипел администратор.

…Несколько раз нерпенок пытался бежать. Ветер и туман подсказывали ему дорогу к морю, и нерпенок, шлепая ластами, пробирался сквозь кучи старых стендов с торчащими из них ржавыми гвоздями, барахтался в обрезках жести, запутывался в кусках рыжей колючей проволоки, стремясь уйти из жестокой, причиняющей на каждом шагу боль неволи. И каждый раз его находили и снова водворяли в бочку с затхлой водой.

Нина решила во что бы то ни стало выпустить нерпенка. Рабочие сочувственно отнеслись к этой затее, но, зная крутой характер администратора, не решались помочь. Одной Нине дотащить тяжелого зверька до моря было не под силу. До моря было более двух километров. Неожиданная помощь явилась в лице восьмилетнего мальчугана, сына администратора. Было решено, что как только Славкин отец уйдет куда-нибудь, они хватают нерпенка и через заранее приготовленную в заборе щель бегут. Отодрать доску взялся Славка.

…Старик-казах стоял на страже, чтобы сигнализировать в случае появления администратора. Волнуясь, Славка и Нина подбежали к бочке. Она была пуста. Обшарили двор, перевернули весь хлам. Нерпенок исчез.

В отчаянье спасители вылезли в приготовленную лазейку. По ту сторону забора в глубокой канаве брюхом вверх лежал нерпенок. На него было страшно смотреть. Белое пузико одрябло и сморщилось. Израненные ласты в крови и грязи. Зачуяв людей, нерпенок часто задышал и забился, пытаясь уползти. Он жадно вытягивал мордочку навстречу морскому ветру.

Быстро закутав его в приготовленную тряпку и прижав к себе, Нина бросилась бежать. Расстроенный Славка, подозрительно шмыгая носом, бежал рядом. Беглецы мчались вниз по Портовой улице, поочередно таща нерпенка.

Нерпенок, закутанный с головой, лежал смирно до тех пор, пока перед ними не открылось море. Тут он, как пружинка, вывернулся из Славиных рук и шлепнулся. С большим трудом удалось его снова запеленать. Он извивался, драл ластами тряпку, шипел и гугукал.

Пустить его в море возле берега было рискованно. Дно было завалено железным хламом, а кроме того, здесь его могли заметить и убить. Решили дотащить до конца мола. Мол возвышался над водой метра на три. Как спустить нерпенка? Ведь нельзя же сбросить его с такой высоты? И вдруг — плюх! Нерпенок сам кинулся в море. Славка и Нина в ужасе смотрели, как безжизненная тушка опускалась в глубь зеленоватой, пронизанной закатным солнцем воды.

Разбился?

Ничего подобного, скользкое тельце напряглось, уверенно заработали ласты, и нерпенок скрылся. Через минуту гладкая круглая головка показалась на поверхности далеко от мола. Повернулась, осмотрелась и взяла курс прямо в открытое море.

— Тетя Нина, а ведь вам сильно попадет, — встревоженно сказал Славка и взял ее за руку. — Вы скажите папе, что это я утащил нерпенка. Я не боюсь, пусть ругается.

Но Нине было тоже все равно. Чувство маленькой справедливости уничтожило страх перед ожидавшим ее скандалом.

Счастливого плавания, нерпенок!

Выбравшись из густого кедровника на лысую верхушку сопки, художник остановился пораженный зрелищем. Протерев глаза, он взглянул еще. Нет, не померещилось. На камне, из-под которого топорщилась жесткая трава, собравшись в комочек, сидел маленький медвежонок. Подняв мордочку, он внимательно следил за порхавшей над ним бабочкой-лимонницей. Синее небо. Желтая бабочка. Любопытный бурый медвежонок… а вдали уходящая в синь неровная линия суровых сопок, похожих на окаменевшие, гигантские волны. Природа ласково подшутила над художником, нарисовав в уголке величественного ландшафта наивную детскую картинку.

— Ой, до чего же неуютно, — сказала Весна, когда гуси-лебеди принесли ее на обрывистый, голый берег Охотского моря, и начала устраиваться на новой квартире. В первую очередь она принялась развешивать на серых камнях пестрые коврики цветущих мхов, стараясь прикрыть глубокие трещины на серо-желтых скалах.

Я брела по берегу, мечтая поохотиться на гусей. Ружье, торчавшее за плечом, уныло вперяло дуло в пустое серенькое небо. Вдруг из-за камня выглянула любопытная мордочка горностая. Забегая вперед, он прятался за камнями и пристально меня рассматривал. Но стоило мне сделать шаг в его сторону, зверек мгновенно скрывался. Вскарабкавшись на мокрый валун, я стала отыскивать глазами осторожного зверька.

За валуном, с подветренной стороны, лежал небольшой пласт ноздреватого снега, а на снегу… танцевал горностай. Весна бессовестно стащила с него белоснежную, королевскую мантию и дала взамен какое-то клочкастое рубище бурого цвета. Убожество костюма никак не гармонировало с важными, благородными движениями танцора.

Поднявшись на задние лапки, горностай медленно раскачивался, склоняя головку то налево, то направо. Похоже было, что он прислушивается к какой-то мелодии, чтобы, уловив ритм, закружиться в быстром танце. Плавно изгибаясь, зверек заскользил по ледяной корке. Круженье становилось все быстрей и быстрей, вероятно, оркестр играл в бешеном темпе. Мельканье черного хвостика слилось в одну линию, образовавшую круг. Еще немного, и не выдержит, разорвется маленькое сердце… но музыка оборвалась. Взмахнув передними лапками, горностай остановился. Секунду он стоял неподвижно, потом поднял мордочку и затрещал. Это, несомненно, была песня.