…Каждый день приносил Норду новые захватывающие впечатления. Промысел ожил. Завизжали пилы. Запахло свежим смолистым деревом. Повсюду валялись занятные деревянные обрезки, которые так интересно таскать в зубах, подбрасывать через голову, а потом, удобно улегшись и зажав деревяшку в лапах, усердно грызть ее, успокаивая щекочущий зуд молодых зубов. Еще интереснее было бегать, облаивая громыхающие по гальке бочки. Зимой в этих бочках выл ветер и пугал щенка. Сейчас к ним приделывали новенькие желтые донышки. Норд часами просиживал у бондарей, внимательно следя за их работой.

Утро началось человеческой суетней.

Тобик куда-то ушел, и Норд одиноко слонялся по берегу. Острый, неприятный запах привлек его внимание. Люди вытягивали из воды длинную мокрую сеть. Вдруг около берега вода начала бурно кипеть. Большие серебристые кеты и горбуши подскакивали и, громоздясь друг на друга, пытались уйти из сети назад, в родное море. Люди глушили рыбу палками по голове и отбрасывали на берег. Около Норда шлепнулась большая кетина и, топорща багровые жабры, забилась на серой гальке.

Сделав великолепную стойку, Норд на брюхе стал подползать к кете. Прыжок — зубы противно соскользнули с упругого тела рыбы, а бьющийся хвост хлестко смазал щенка по морде. Отскочив, Норд удивленно наклонил голову набок и, разозлясь, начал облаивать рыбу, перемежая хорошие охотничьи стойки с нелепыми щенячьими прыжками. Он, наверное, придумал бы, как расправиться с этой драчливой кетой, но его оглушили чайки. Они вились над уловом, не боясь людей и едва не задевая их крыльями. Щенок с лаем бросался от рыбы на чаек. Чайки хохотали, айкали и плавно взмывали из-под самого щенячьего носа. Тут Норда окликнул хозяин, уже давно следивший за щенком. Норд с жалобным лаем бросился к нему.

— Надоели? — спросил хозяин, кивнув на чаек. — Орут очень? Ну ладно, хоть и не полагается во время путины стрелять чаек, но так и быть, доставлю тебе такое удовольствие. Посмотрим, что ты будешь делать, и вывод сделаем — охотник ты или просто облай.

Хозяин принес из дому ружье. Ничего не понимая, Норд смотрел, как хозяин приложил ружье к плечу, прищурился и — ббах! Грянул выстрел. Чайки белой тучей взметнулись вверх, но одна из них, криво летя, нескладно опустилась на воду.

Хозяин показал на плавающего подранка:

— Пиль, Норд!

Норд бросился к чайке через пену маленького энергичного прибоя. Раненая птица, распустив крылья, грозно раскрыла клюв навстречу подплывающему щенку. Усердно работая лапами, Норд плавал вокруг чайки, увиливая от ударов крепкого клюва. Наконец, ухитрившись схватить птицу, он поплыл с нею к берегу. Хозяина на берегу не было, и Норд с упоением предался жестокой мести. Вскоре от чайки остался изжеванный остов и разлетающаяся по гальке кучка перьев.

После этого случая Норд влюбился в хозяина. Куда бы тот ни пошел, он увязывался за ним, совался под ноги, вопил, тряся отдав ленной лапой, и снова бежал за тяжелыми хозяйскими сапогами.

Каждое утро Норд заботливо притаскивал к постели сапоги, портянки и второпях, боясь как бы хозяин не ушел без него, дожевывал свой завтрак уже у двери.

Щенок превращался в статного широкогрудого пса. Его темно-коричневая шерсть с благородным, похожим на красное дерево отливом выделяла его среди других собак. После расправы с чайкой Норд стал угрюмей и сосредоточенней. Следы бурундучков, леммингов и горностаев тревожили его своим запахом. В сердце пса просыпалась охотничья страсть. Недаром внимательные, узкие глаза эвенов и камчадалов загорались восхищением, подолгу останавливаясь на Норде.

— Айя собачка, — говорили они. — Охотник собачка. Продай, а? Белка, песец, лиса промышлять будет. Продай, друг.

И тут же наивно убеждали, что такую собаку нельзя продавать, что ей цены нет.

Хозяин поглядывал на Норда и вздыхал. Путина была в разгаре, и выбраться на охоту не представлялось возможности.

Как-то провожая хозяина в поселок, Норд бросился в кусты кедровника. Послышался шум и треск ломаемых сучьев, и перед хозяином с гордым видом появился Норд, держа в зубах трепыхающуюся куропатку, пойманную каким-то первобытным способом, скорей всего за хвост. В другой раз Норд, потянув носом, бултыхнулся в осоку маленького тундрового озерка. Оттуда сейчас же выплыл перепуганный, еще не оперившийся гусенок. Норд поплыл за ним. Гусенок подпустил щенка довольно близко и нырнул. Изумленный пес огляделся. Отсидевшись под водой, гусенок вынырнул у другого берега.

Норд опять поплыл к нему. Гусенок нырнул. Это продолжалось минут двадцать и кончилось печально. Гусенок не рассчитал и вынырнул под самым носом собаки.

Серыми клочьями висело небо над тундрой. Норд бежал впереди хозяина, обнюхивая каждую кочку. В тундру пришла осень. Ветер обрывал жесткие листочки карликовых берез и шипел в колючей зелени стланика. Ирис износил свой бархатный темно-лиловый наряд и теперь гремел на ветру сухой коробочкой семян.

— Ну вот и пришли, — сказал хозяин.

Они стояли на краю обрыва. Внизу, сливаясь с небом, такое же серое, расстилалось море.

— Куш! — приказал хозяин и сам лег, положив рядом ружье. Опустив морду на лапы, Норд смотрел перед собой. Под обрывом торчали серо-желтые острые камни, и прибой, шипя и всплескивая, вытаскивал на берег длинные ленты морской капусты. Вдруг до слуха собаки донесся странный всхлипывающий звук: плян, плян, плян. Норд вскочил и вытянулся по направлению к морю.

— Куш! — сердито сказал хозяин и взял ружье.

Норд послушно лег, глядя на длинную цепочку приближающихся птиц. Гуси тянули низко над берегом, прямо на обрыв. Здесь, наверное, думал их вожак, можно будет найти спокойное озерко, подкормиться и заночевать. Вот уже стая совсем близко. Подергиваясь нервной дрожью, Норд ясно различал отдельные взмахи больших крыльев. Мушка ружья скользнула по широкой груди передового гуся. От выстрела, отраженного эхом прибрежных скал, гусь, сложив крылья, тяжело грянулся на камни.

— Норд, пиль!

Но пес уже летел с обрыва, не дожидаясь приказания. Теплое, остро пахнущее тело гуся было перед ним. Вцепившись зубами в птицу, Норд с наслаждением замотал ее.

— Тубо! Дай сюда! — закричал с обрыва хозяин, и Норд, ухватив птицу за крыло, потащил ее вверх. Второе крыло, распустившись, попадало под лапы и мешало карабкаться на обрыв. Тогда пес по-волчьи перекинул птицу на спину. Возвращаясь домой, Норд поминутно подбегал к хозяину и крепко прижимался носом к подвешенному у пояса убитому гусю.

…Зима началась нехорошо. Хозяйка ушла из дому, и Норд с хозяином ходили в поселок к ней в гости. Они подолгу стояли у окошка длинного белого здания и радовались, когда за стеклом показывалось бледное, улыбающееся лицо хозяйки. Прошло много времени, пока, наконец, хозяин привел хозяйку домой. Они осторожно положили какой-то странный сверток на свою кровать и стали его разворачивать. В свертке что-то запищало. Страшно заинтересованный пес вертелся около кровати, стараясь посмотреть, какой зверь так громко пищит.

— Уйди, пожалуйста, Норд! — строго приказала хозяйка.

С появлением в доме неизвестного крикуна жизнь Норда резко изменилась. Избалованный вниманием пес оказался предоставленным самому себе. Маленькая пискля отнимал у хозяев все время. И ночью он тоже орал, мешая всем спать. Как-то, потеряв терпение, пес подошел к кроватке и грозно зарычал. Хозяйка шлепнула его полотенцем. Норд обиделся и больше никогда не подходил к ребенку, делая вид, что не замечает нового члена семьи. Дома Норд с заброшенным видом сидел на своем матрасике или у двери. К своей миске подходил с поджатым хвостом и несчастной мордой. Он больше не рычал, когда ребенок плакал, только злобно морщил нос.

Как-то вечером хозяева пили чай на кухне. Вдруг из комнаты послышалось пищанье и хныканье.

— Олеська плачет, — сказал хозяин.

— Ну и пусть, — ответила хозяйка. — Он сыт и гуляет на большой кровати. Ничего ему не надо, просто капризы.