Провинциальный город N-ск Тверской губернии
Сон кошмарный какой-то… Тягучий, страшный, когда не можешь двигаться и не хватает воздуха… Во всём теле дурманящая слабость, невозможно пошевелить даже пальцами, болит затылок так, что вот-вот потеряю сознание… Кто-то куда-то меня несёт. Большие широкие крепкие руки держат меня под колени и чуть ниже плеч. Хочется оттолкнуть его, вырваться, убежать, но сил совсем нет. Чуть отклонившись назад, мужчина перехватывает меня удобнее так, что я правой стороной лица утыкаюсь ему в одежду. Запах какой-то непривычный, неприятный, сразу подступает тошнота. Я чувствую как мужчина неспешно, аккуратно спускается куда-то. Тошнота и боль всё сильнее… скрипнула дверь, я задеваю головой за притолоку и проваливаюсь в забытьё.
- Што ж прям так и закапывать? Без гроба? Не по божески как-то… - слышится сиплый приглушенный мужской голос сбоку и немного снизу от меня. Кошмар продолжается? Закапывать… это меня что-ли? Опять накатывают одуряющие слабость и тошнота.
- Ты столь денег когда ещё видел, сколь нам за её дали? Завтра подадимся в родные края - извоз купим... Сказано ж было - у барышни кака-то заразна болесть, завернуть в плащ и схоронить. Бога-то хоть не поминай... Што тебе до господских дел-то… - второй голос был басовитый, утробный… до жути.
Собрав все силы попыталась повернуть голову. Удалось не сразу, при движении с лица упала какая-то ткань. Несколько секунд я пыталась или пошевелиться или открыть глаза. Проморгавшись, с ужасом уставилась в… ночное звёздное небо. Сместив взгляд увидела… четкий силуэт креста...
Нет, что-то не так… Я, слава Богу, никогда не видела кошмаров… Как бы себя не чувствовала. А уж тем более кладбище? Господи сохрани… И тут же я осознаю, что отсюда надо убегать… уходить… уползать… причём немедленно. Ибо я лежу, в прямом смысле слова, на краю могилы… Потому что там - сбоку и ниже, слышаться глухие удары, «хеканье» и шлепки падающей земли. Наверное действительно страх придает силы и, превозмогая спазмы желудка и сковывающую апатию, переворачиваюсь от края могилы. Длинные распущенные волосы падают мне на лицо, но я упорно пытаюсь подняться на четвереньки. Кое как мне удалось сесть, упираясь ладонями о влажную траву. Откидывая волосы коснулась затылка - от острой боли едва не завалилась на бок.
Сглотнув вязкую слюну и восстановив дыхание уже собралась ползти прочь, как услышала возглас. Я обомлела… над краем могилы показались мужские головы и… со сдавленными хрипами, с перекошенными рожами откинулись назад. Стало тихо-тихо…
Луна светила ярко и я со страхом заглянула внутрь. На дне сломанными куклами лежали двое мужчин. В измученном болью мозгу лишь мелькнула мысль: «Они теперь не помешают…». И запретив себе думать до чего будут дотрагиваться мои руки, обо что я буду опираться пытаясь сохранить равновесие, поднялась и тронулась в путь. Стараясь смотреть только под ноги и немного впереди себя, цепляясь за всё что попадалось под руки, шла, шла и шла…
Мучительно хотелось пить, голова от непрекращающейся боли была пуста и при малейшей попытке о чём-то подумать гудела как колокол. Впереди среди крестов и и деревьев мелькнул слабый огонёк и я скривила губы в подобие улыбки - теперь у меня есть цель до которой нужно дойти. По моим ощущениям я шла всю ночь, руки саднило и ноги в чулках были влажными и грязными, а луна лишь немного сдвинулась на небосклоне. Время от времени в голове раздавался слабенький почти невнятный шёпот: Жуковская… Елена Жуковская… все умерли… за него не хочу… не надо… зачем жить, так тяжко… отпустите меня… Что бы не сойти с ума Татьяна (мало ли какая душа тут мается) мысленно пожелала этой Елене успокоиться и упокоиться по её желанию. На всё воля Господа, как говорится...
Слабый огонек оказался фонарем над… сторожкой у кладбищенских ворот. Тишину нарушали лишь шелест листвы, крики птиц и какие-то шорохи… В моем воспалённом мозгу не было места даже для ужаса. Только одно - упрямое желание уйти отсюда как можно дальше. Идти вдоль кладбищенской ограды я не захотела, а пустынная дорога была довольно широкой. Справа не было ни огонька, но слева вдали поблёскивал свет, то ли оконца, то ли такого же фонаря. Вот и следующая цель обозначилась. Оглядевшись увидела у ворот прислонённую палку, похожую на клюку, и побрела, опираясь на неё, наискосок на ту сторону. Подошвы уже не чувствовали боли, под слегка развивающиеся полы длинного плаща пробирался холодок, который помогал удерживать сознание от провала в забытьё.
- Ещё пока не время… Не здесь и не сейчас… Надо найти укромный, безопасный уголок...
Проснулась Татьяна от солнечных бликов на своем лице. Приоткрыв глаза она увидела сквозь листву перед собой чудо. До краев наполненную бочку с довольно чистой водой. Это лучи всходившего солнца в широких окнах верхнего этажа дома отражались от поверхности воды. И сразу она почувствовала жгучую жажду, как затекли все мышцы и саднят раны на руках и ногах. Но пить эту воду она бы не решилась. Её сон никак не хотел заканчиваться, но при свете дня он не казался уже таким кошмарным. Осталось лишь чувство настороженности, желание от кого-то прятаться. Судя по тому что увидела вокруг себя Татьяна, занималось ранее утро весеннего дня. Сидела она прислонившись спиной к стене дворовой постройки на какой-то старой мебели за кустом сирени во внутреннем дворе старинного, но не старого дома. Сами хоромины напротив неё с каменным первым и бревенчатым вторым этажами, напоминал добротные купеческие дома провинциальных городов 19 века России. Как она забрела сюда - не помнит. Ей хотелось наконец-то прополоскать рот и умыться. Сбросив расстёгнутый плащ на старый комод Татьяна увидела на себе объемный длинный халат в оборках и под ним такого же фасона рубаху. Попытка осознать кто же она и что это за одежда опять всколыхнула в затылке боль и спазм в желудке.
- Хорошо, не сейчас… может что-то проясниться позже - подумала Татьяна.
Настороженно оглядываясь по сторонам, она скинула и халат, поясом от него подвязала длинные, волнистые волосы, расстегнула ворот рубахи и склонилась над бочкой. В водной глади чуть колыхалось отражение молодой девушки, грива медно-русых волос и испуганные сине-зелёные глаза. На шее её были надеты на серебряных цепочках православный крест и овальный медальон. С наслаждением Татьяна прополоскала рот и вымыла всё до чего дотянулась «сверху и снизу». Руки болели от мелких ран и ссадин, но она старательно терпела. Что бы вымыть ноги ей пришлось с трудом залезть на опирающуюся в крепкие чурбаки широкую плаху рядом с бочкой. Болели: голова, ладони, ступни и… всё. Значит эту девушку не избивали и тем более не насиловали. Это существенно улучшило настроение Татьяны и только тяжелые, грязные подолы её одежд тяготили сознание. Думы о том возможно ли отстирать загрязнение из травы, глины и пыли были прерваны звуком шагов где-то в доме. Татьяна схватила одежду, залезла с ногами на старую мебель и прикрываясь плащом затаилась за сиренью.
Одна из дверей открылась и во двор размашисто шагнула темноволосая, слегка курносая молодая женщина. Крепко сбитая не высокая фигура, простое лицо, длинная темная юбка и ситцевая блузка — типичная работница в господских домах. В одной руке её было ведро, в другой какая-то тряпица. Быстро пройдя к бочке, она поставила ведро на скамью, бросила рядом тряпицу и скорым шагом вернулась в дом. Татьяну за сиренью ей было не видно, но всё говорило о том, что отсюда придётся срочно уходить, вот только куда… Быстро одевшись, девушка шагнула было к арке подворотни, но остановилась у ведра. Вода... там было целое ведро чистейшей воды. Уже не думая ни о чём, Татьяна склонилась над ведром и пила… пила, пока хватило дыхания. Довольная, она перевела дух и тут же метнулась за куст сирени в жестоком приступе рвоты. Спазмы ещё продолжали сотрясать её, руки и ноги дрожали, но девушка опять устремилась к ведру. Теперь она аккуратно прополоскала рот, хлебнула лишь полтора-два глотка, распрямилась и постаралась дышать спокойно и размеренно.