Я повернулся и сел на простой деревянный стул с прямой спинкой. Арчи явно не желал, чтобы его посетители чувствовали себя слишком комфортно и затягивали свои визиты.

Мне было трудно определить, каково место Арчи в иерархии государственной службы и высоко ли он сумел подняться. Кабинет на третьем этаже здания на углу Даунинг-стрит вроде бы свидетельствовал о достаточно важной роли его обладателя. Однако потертый ковер и скудная мебель, более уместная в приюте для бездомных, подсказывали иной вывод.

Хотя я бывал в этом кабинете несколько раз, обычно мы обсуждали дела, встречаясь где угодно, чаще всего под открытым небом и подальше от длинных ушей. Насколько я понял, у Арчи не было ни секретаря, ни какого-либо ассистента. Однажды я спросил его, к кому мне следует обратиться, если возникнет осложнение или срочный вопрос, а он окажется недоступен.

– Говори лишь со мной. Звони только на мой мобильник и, умоляю, не сообщай по телефону никакую секретную информацию, – жестко отчеканил он. – Поменьше пользуйся собственным мобильником, если не хочешь, чтобы кто-нибудь впоследствии обнаружил, где ты был во время звонка. И никогда не звони по коммутатору в офисе.

– А я-то полагал, что ты доверяешь коммутатору кабинета министров, – растерянно проговорил я.

– Ты ошибся. Я ничему и никому не доверяю, – ответил он. И я смог в этом убедиться.

Арчи откашлялся.

– Ты слышал про законопроект об игорном бизнесе? Он сейчас проходит через парламент, – осведомился он, сразу приступив к делу.

– Конечно, – откликнулся я. – На скачках о нем было столько разговоров.

По-моему, предложения в законопроекте помогали любому дураку расстаться с его сбережениями, обеспечивали легкий доступ в казино, а также разрешали создавать еще больше игорных сайтов в Интернете, чуть ли не в каждом домике. Суть не в том, что я желал бы ограничить какого-то чудака с его странным выбором или даже запретить множество странных увлечений. Пускай проигрывает последнее и разоряется. Я думал о скаковом сообществе, а оно было глубоко обеспокоено воздействием законопроекта на их отрасль.

Двадцать лет назад скачки по праву считались монопольным явлением в мире игр. Казино, разумеется, существовали и тогда, но были «членскими клубами», не вдохновлявшими основную часть населения. Затем ставки начали делать на футбольных матчах и во время других спортивных игр. Вслед за ними свою долю отхватила и национальная лотерея с ее розыгрышами. А теперь во всех городах планировали выстроить суперказино, и их открытие могло прозвучать для маленьких ипподромов как перезвон похоронных колоколов.

– Итак, – продолжил он, – мы, то есть мой комитет и я, изучаем влияние организованной преступности на распределение лицензий для новых игорных центров. Как тебе, наверное, известно, – он говорил весьма официально, словно выступал на многолюдном митинге, но я уже привык к его манере, – до недавнего времени получение лицензий на производство и продажу алкоголя находилось в ведении магистратов. Но сейчас эта обязанность передана местным советам.

Я решил, что он доверяет магистратам чуть больше, чем местным советам, хотя речь могла идти лишь о какой-то минимальной степени, ведь Арчи ничему и никому не доверял.

– Мы рассчитываем, что лицензии на игры будут выдаваться таким же образом, под контролем Правления игрового совета. Чертовы политики, как всегда, торопятся с законом, не проработав механизмы его реализации.

Лучше было бы сказать, «как часто случается», мысленно поправил его я. Законодательство формирует скорее политика, чем обычная логика.

Арчи еще не закончил свою речь.

– В этой стране свыше трех тысяч букмекерских контор имеют лицензии. И вдобавок существуют почти девять тысяч магазинчиков, где делают ставки. У них тоже есть лицензии. Вот где настоящий простор для коррупции, и мы чувствуем – она будет только возрастать.

«Вау, – подумал я. – Значит, букмекеров у нас больше, чем азартных болельщиков в некоторых видах спорта». И понадеялся, что он не заставит меня проверять и расследовать каждого из них.

– Я не включаю сюда интернет-сайты, а они в последнее время стремительно вырвались вперед, – добавил Арчи. – Покер он-лайн стал повальным помешательством. но рынок скачек по-прежнему самый крупный. Многие новые сайты расположены за морями, на других континентах. Их будет очень трудно лицензировать и регулировать. Пожалуй, просто невозможно.

Он сделал паузу и, очевидно, успел выпустить пар.

– Чего же ты хочешь от меня? – не понял я.

– И сам толком не знаю. Настрой свою антенну и почаще слушай. Задавай точные вопросы. Что ты обычно и делаешь.

– Долго ли мне придется этим заниматься и за сколько дней ты мне заплатишь? – поинтересовался я.

– Даю тебе месяц. Условия и оплата обычные. О'кей?

– Отлично, – обрадовался я.

Наш договор действовал исправно. В течение месяца я половину времени работал на Арчи и получал от него гонорар за двенадцать дней плюс расходы. Не знаю, в какой бюджет включались мои расследования, и никогда его об этом не спрашивал. Чеки поступали быстро, и пока что среди них не попадалось фальшивых. Арчи встал и пожал мне руку. Мой визит завершился.

В работе есть своя тайная мудрость. Последние несколько недель не принесли особых результатов, но теперь, совсем будто автобусы на Уайт-холл, ко мне один за другим «подъехали» три заказа. Все началось утром в пятницу, когда я согласился проверить лошадей Джонни Энстона и найти убийцу Хью Уокера, а сейчас получил предложение выяснить, велика ли коррупция в распределении лицензий и разрешенных игорных ставок. И как зависит она от изменения системы. «Лакомый кусок, – подумал я, – но, черт побери, за какой конец мне следует ухватиться?»

Я решил, что смогу приступить к двум заданиям одновременно. И, очевидно, совмещу с ними третье. Но сперва съезжу к Биллу Бартону.

Я вывел свой «Ауди» из гаража под квартирой и направился на запад, легко преодолев около шестидесяти миль от Лондона до Ламбурна.

Однако предварительно позвонил Биллу, пожелав удостовериться, что он у себя дома.

– Приезжай, если хочешь, – вяло отозвался он. – Вряд ли от нашего разговора будет толк. – Голос у него был усталый и безжизненный, непохожий на энергичного Билла Бартона, который некогда помог мне справиться с двойной травмой – распавшегося брака и увечья, положившего конец жокейской карьере.

Я притормозил на подъездной дороге почти в два часа дня и припарковался прямо за его домом, у двери черного хода. Оттуда я смог заглянуть в его конюшню. Там царила тишина. Несколько любопытных конских голов просунулось в проем над дверями, выясняя, кто это здесь появился.

Я постучал, а затем, как повелось в мире скачек, открыл дверь и двинулся на кухню, ожидая увидеть там его детей, прибежавших встретить гостя.

– Хэлло! Хэлло! Билл, Кэйт! – окликнул я хозяев. Старый черный Лабрадор поднял голову с подстилки, посмотрел на меня и решил не вставать, лишний раз утруждая себя.

Внезапно дом показался мне совершенно пустым и безмолвным. В кухонной раковине громоздились немытые тарелки, а на столе стоял открытый пакет молока. Я вновь окликнул хозяев:

– Билл, Кэйт, это Сид Холли.

Никакого ответа. Лабрадор поднялся, приблизился и облизал мою обувь, а потом вернулся на место и опять растянулся на подстилке.

Я вышел в коридор и распахнул дверь кабинета, маленькой комнаты, в которой Билл, насколько я знал, проводил целые часы, наблюдая за скачками по телевизору.

Он и сейчас был там. Лежал на кожаном диване. Наверное, уснул совсем недавно.

Я легонько пошевелил его, он проснулся и сел.

– Прости, – извинился Билл, – не выспался прошлой ночью. – Он встал, переминаясь с ноги на ногу – - Хочешь кофе?

– С удовольствием выпью, – отозвался я.

Мы отправились на кухню, и он поставил чайник на плиту. В буфете не осталось чистых чашек, он взял пару из грязной груды в раковине, быстро ополоснул их и насыпал немытой ложкой кофейные гранулы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: