– К счастью! – закричала она так, что я услышал сквозь закрытое окно.

Мне все это понравилось. «Забавная семейка», – подумал я.

После этого я долго никого из них не встречал, только часто, проходя под их окнами, слышал, как там играли на аккордеоне и очень громко пели.

– Вторую неделю новоселье справляют, – говорила наша соседка напротив, то ли восхищаясь, то ли возмущаясь.

Но вот однажды музыка и песни за окном смолкли, и парень в кепке стал появляться во дворе. Ему было скучно – ребят еще почти не было, была только мелюзга и Валечка, который с деловым видом пробегал с нотной папкой два раза в день, а остальное время торчал дома. Я из окна кухни видел, как парнишка слонялся по двору и лениво гонял палкой, как клюшкой, пустую консервную банку. Мне тоже было скучно: школьные друзья разъехались кто куда, а мои родители все никак не могли решить, куда меня деть на лето, и я томился в городе.

Парень в кепке мне чем-то нравился – уж очень у него вид был самостоятельный, и мне захотелось с ним познакомиться, но я как-то не умел это делать первый. И вот смотрел я, смотрел, как он гоняет эту несчастную банку, и решил все-таки вылезти во двор.

«Дай-ка я возьму велосипед, – подумал я, у меня был новенький «Орленок». – Парень, конечно, попросит у меня покататься, я ему дам, мы и познакомимся».

Как же! Попросил он покататься… Только я проехал мимо него, изобразив на лице самую приветливую улыбку, он – р-раз! – и сунул палку в переднее колесо, и все спицы только «тр-р-р». Я вылетел из седла и, треснувшись о мусорный бак, набил себе здоровую шишку.

Я поднялся и, пошатываясь, пошел к парню. Он стоял «ручки в брючки» и смеялся, и даже не думал бежать, хотя я был на голову выше его и вид у меня был, наверно, довольно злобный.

– 3-здорово ты летел. Аж б-бак зазвенел, – сказал он.

– Ты зачем это сделал? – спросил я.

– А не пижонь. А то едет и еще лыбится. Едет и лыбится, – спокойно сказал он.

– Д-дурак! – заикаясь от злости, заорал я. – Я в-ведь хотел… – Но что я хотел, мне так и не удалось договорить: я получил здоровенный удар прямо в нос.

– Д-д-дразнишься, д-да? – тихо сказал парень и пошел на меня.

И я отступил. Не потому, конечно, что испугался, а потому, что вдруг сообразил, что он и впрямь мог подумать, будто я дразнил его: ведь он на самом деле здорово заикался.

Так я отступал, а он шел на меня, и маленькие желваки шевелились на его скулах. Он притиснул меня к стене:

– Еще х-хочешь?

Я не успел ответить, как услышал чей-то визгливый крик:

– Оставь хорошего мальчика, хулиган! – Это, высунувшись чуть ли не наполовину из своего окна, кричала наша соседка. – Вот семейка приехала! У мамаши дни и ночи гулянки с мужиками… Доченька – фик-фок на правый бок, и сынок такой же отпетый. А ну оставь хорошего мальчика!

Я заметил, как побледнел парнишка. Он порылся в мусорном баке и ловко залепил прямо в лоб орущей тетке гнилым яблоком. Соседка закудахтала и скрылась в окне, а парень повернулся на каблуках и, насвистывая, пошел со двора. Я засмеялся и во что бы то ни стало решил с ним познакомиться.

Вечером к нам пришла соседка и долго и нехорошо ругала всю «эту семейку» и особенно «эту мамашу».

Моя мама слушала, слушала, а потом как-то сморщилась и сказала:

– Ах, оставьте. Несчастная, одинокая женщина. А что касается моего Сашки, то он великолепно мог постоять сам за себя. Мы с отцом никогда в эти дела не вмешиваемся.

Соседка обиделась.

– Интеллигентные люди! – сказала она и ушла.

– Эх, ты! – сказала мама и шлепнула меня по затылку.

Ну что ж, может, она и права, только тут она не все поняла. Я-то ведь мог его вздуть. Мог, но не захотел.

На следующий день я сидел во дворе на скамейке и делал вид, что читаю. «Кепарь» вышел из парадной и сразу направился ко мне. Вид у него был решительный.

– Т-тащи к-колесо, – сказал парень.

Я удивился.

– В-велосип-педное, – пояснил он.

– Зачем?

– Тащи, г-говорю.

Я начал злиться: чего он командует? Но колесо притащил – мне было интересно. Парень забрал колесо и ушел со двора. А часа через два, когда мы обедали, раздался звонок. Я открыл. Парень протянул колесо: в нем сверкали новенькие спицы.

– Спасибо, – сказал я, – заходи.

– Вот еще, – сказал он, – чего я у тебя… – И осекся.

В переднюю вышел батя в полном параде, со всеми своими орденами – он собирался на какой-то торжественный вечер.

Парнишка смотрел на него, открыв рот. Потом опомнился и сказал:

– Т-ты только не думай, чт-то я замандражил. Мне т-технику жалко. – И он побежал вниз по лестнице.

После этого он несколько дней проходил во дворе мимо меня, как мимо пустого места. К нему приходили ребята побольше его и все с длинными волосами, а один в ковбойской шляпе. Они о чем-то говорили, смеялись и уходили с ним, а возвращаясь, он опять не смотрел на меня. А однажды вечером во двор, пошатываясь, вошла его мама, та красивая женщина с ярко-красными губами. Шелковая косынка была сбита набок, волосы растрепаны, она размахивала сумкой и что-то напевала. Потом она споткнулась о проволоку, огораживающую газон, и чуть не упала. Я стоял рядом и бросился ее поддержать.

– Славный мальчик, – сказала она и потрепала меня по щеке.

Но тут откуда ни возьмись выскочил этот парень, оттолкнул меня и так посмотрел, что я сразу отошел в сторону, а он повел ее домой, что-то сердито выговаривая. Через некоторое время он вышел во двор и сказал, глядя мне прямо в глаза:

– Т-ты вот ч-что… Если про нее (он так и сказал «про нее») что-нибудь плохо подумаешь или с-скажешь – с-смотри!

Он заикался сильнее обычного, и мне почему-то стало его очень жалко и захотелось сказать ему что-то хорошее. Но пока я думал, что бы такое сказать, он ушел.

Вскоре мы с ним все-таки познакомились по-настоящему, и получилось это совсем неожиданно для меня.

Я сидел у окна и поглядывал во двор. Вижу: из-за угла вылетает этот «кепарь» и во весь опор мчится к парадной. Вид у него при этом ужасно злой и испуганный, как у нашкодившего щенка, – я даже засмеялся: никогда не видел его таким. А за ним, тоже из-за угла, выскакивает здоровый парень, я узнал его – это был тот самый в шляпе, который играл на аккордеоне. Парень этот чего-то орет и грозит кулаком. «Кепарь» юркнул в парадную, а я выскочил на площадку и крикнул:

– Эй, давай сюда!

Он влетел на наш третий этаж, сразу заскочил в квартиру, втянул меня и перед самым носом разъяренного парня захлопнул дверь.

– А-а! Чт-то? Поймал? – заорал он, пританцовывая.

– Дурак ты, Юрка, – сердито сказал парень за дверью. – Я к тебе по-хорошему…

– И не лезь, и не лезь! Все равно ни шиша не выйдет! – орал Юрка.

Парень помолчал, а потом сказал:

– Ну, Юрка, ну, выйди. Честное слово, мне с тобой поговорить надо.

Он сказал это так ласково и просительно, что я было сунулся к двери – открыть. Юрка зашипел, как гусь, и затолкал меня в кухню. Через некоторое время я увидел, как парень шел по двору, засунув руки в карманы, и спина у него была какая-то очень грустная.

Юрка стоял рядом со мной и не казался довольным своей победой. Наоборот, он был мрачный и, похоже, жалел этого парня.

– Ишь хахаль, – пробурчал он, – и ходит, и ходит…

– А чего он хочет, Юрка? – спросил я.

– Замуж хочет, – мрачно сказал Юрка.

Я засмеялся.

– Ну, жениться, – поправился он. – И ходит, и ходит, и липнет, и липнет…

– На ком жениться-то?

– На ком! На ком! – яростно заорал Юрка. – На мамке! Не на мне же. Ну, я его и отшил сегодня. Незачем нам на нем жениться…

Я опять засмеялся. Понимаешь, что нельзя, а вот…

– Чего ржешь? В глаз захотел? Замуж… жениться – одна баланда. Незачем нам это.

– А почему, Юрка? Может, он… любит ее?

Юрка аж зашелся: