Раиса подошла вплотную к ней и заговорила.

- Райка?! - удивленно вскрикнула старуха. - А я уж и ждать перестала, думала, опять ты в свою Середнюю Азию подалась. Ну, заходите, заходите, я человек гостеприимный...

- Роман, - назвался Робинзон, пожимая ладонь хозяйки, и поспешно юркнул в узкую дверь сеней.

- Агриппина Тарасовна, - ответила женщина. Она не очень дружелюбно посмотрела ему вслед и шепотом спросила у Раисы: - Муж али так, временный?

- Трудно сказать, Агриппина Тарасовна. Знакомы давно... живом...

- Коли трудно, значит, временный. Это уж так, - твердо заключила хозяйка. - Много их на вашу голову, пока вы молоды да интересны, продолжала неприязненно бубнить она. - А у моей Женьки опять убег, подлец. И на ребенка не платит. Схоронился где-то, как вша под струпом. В который раз милиция разыскивает сукинова сына.

Старуха была тунеядкой. В каждой фразе ее звучала жалоба: плохо живется, одна среди подлецов, которые только и стараются насолить ей на каждом шагу, испортить и без того горькую жизнь. Вот в течение нескольких лет никак не может выхлопотать пенсию. Везде сидят чинуши и бюрократы, мошенники и взяточники.

К ним идти на прием надо с сотней в кармане, а где их возьмешь при ее настоящем положении?

- Надолго пожаловала? - поинтересовалась хозяйка.

- Как примешь.

- Чем богата, тем и рада. Однако багаж у вас справный. С заработков вернулись? - сменила тему разговора Агриппина Тарасовна.

Сагидуллина умышленно пропустила этот вопрос мимо ушей. Ей была знакома жадность хозяйки до чужого добра. Попробуй поддержи этот разговор, она станет допытываться, что лежит в чемоданах. А что там лежало, Раиса и сама толком не знала.

Хозяйка принялась растапливать плиту. Раиса тоже пошла в тесную кухню, стала чистить картошку. Робинзон, оставшись один в комнате, попытался открыть украденный им в поезде чемодан. Но замки были прочными и никак без ключа пе открывались. Тогда он взял из-под шкафа топорик и взломал их. В чемодане оказалось несколько тельняшек, две пары флотских брюк - одни суконные, другие из белой парусины, рабочие, мужские ботинки фабрики "Скороход", альбом с фотографиями, черная шапка-ушанка... Под конец Робинзон извлек три банки консервов и завернутую в полотенце бутылку "столичной".

Когда хозяйка ушла за водой, он тут же поспешил нарядиться в полосатую тельняшку. Но главное, что его обрадовало, это документы на имя демобилизованного матроса Сапунова Виталия Даниловича. Смущала только разница в возрасте, но при удобном случае можно использовать и такие документы. Он сунул в горящую топку плиты альбом с фотографиями, выставил на стол водку, положил консервы.

- Я говорил, нас ждет удача. Так оно и есть. Смотри, Раюха, как подвезло.

- У кого удача, а у кого...

- Э-э-э! Да ты, я вижу, недовольна? В чем дело?

Она, не оборачиваясь, продолжала смотреть в окно и на ощупь чистить картофелину. Поднявшийся от озера туман закрывал восходящее солнце. В эту минуту ей вспомнилось, как она после окончания десятилетки жила на-берегу Каспийского моря. Там познакомилась с матросом срочной службы. Это было хорошее, безмятежное время в ее жизпп. Костя, так звали матраса, получал одни раз в неделю увольнительную. Они гуляли по городу, ели мороженое, ходили в кино и на танцы. Сейчас эти картины у,ке выветрились из памяти, и она вспоминала их смутно. Залегло в памяти другое, более нежное и близкое, - расставание. Однажды она цровожала Костю к пристани, когда до конца увольнения оставались считанные минуты. Стояли вдвоем на излюбленном своем бугорке и смотрели на морс.

Безбрежной и радостной казалась им жизнь. С моря дул сильный ветер. Ее косы перепутались с лентами бескозырки. И когда Костя сделал шаг в сторону пристани, его головной убор свалился, повис у нее на груди в косах. Они увидели в этом хорошее предзнаменование...

Впервые она перешагнула порог тюрьмы, когда с Костей была в ссоре. Злость, безразличие к окружающим, протянутая рука "помощи" со стороны однокашников. Два или три вечера с вином и мальчишками и... тюрьма. Как все быстро делается, когда ты молод и беспечен!

Костя демобилизовался, узнал, где она находится, писал письма, ободрял, предлагал помощь. А ей было невыносимо стыдно. В единственном письме, которое она решила после долгих колебаний написать ему, Раиса просила Костю лишь об одном - забыть навсегда старое.

Она считала себя утратившей всякое право на его любовь.

Ее срок (один год. лишения свободы) подходил к концу. И в это время Костя нагрянул в тюрьму. Несмотря на уговоры подруг, она отказалась от свидания...

- Зря ты матроса обидел, - сказала она со вздохом, повернувшись наконец от окна.

- Ах вот где собака зарыта! - жестко ответил Робинзон и по привычке скривил рот.

Она подняла глаза. Неприязнь к этому человеку усиливалась. Со скривленным ртом, из которого выглядывали прокуренные остатки желтых зубов, он был похож на огрызающегося пса.

- Тебе чистюлькой захотелось быть, да? - издевательским тоном продолжал он. - Как говорится, по грязи пройти, а ног не испачкать? Тогда какого черта ты со мной снова спуталась?! - взревел он. - Я ведь за шесть лет тюрьмы не заслужил ученую степень. Квартиру и оклад тебе не сулил! Да еще пять лет по рогам имею, это не фунт изюма, Ранетка!

Она вздрогнула:

- Не зови меня так, Роман.

- Нет, буду называть. Назло буду! Для меня ты была Ранеткой, ею и останешься. А если тебе жаль каждого фраера, то чего ж ты вчера сбежала от тихарой?

Пошла бы с ними, рассказала обо всем, покаялась.

"Чистосердечное признание смягчает вину". Об этом тебе не меньше моего толковали, должна зпать цену таким речам!

- Какой ты грубый, Роман, - обиделась она.

- Может быть. Но жизнь еще грубее. За впешпим лоском культурненьких прячется куда большая, чем у меня, грубость. Вот мы взяли хату этого докторазубника. Что же on - честным трудом все нажил?

Так я и поверил, держи карман шире. А я работаю первобытным способом. Ну и вот что еще я тебе скажу: парадом командую я! И не смей мне перечить!

Робинзон покосился в окошко. Хозяйка с ведром воды подходила к калитке. Уже притихшим голосом он пе сказал, а приказал:

- И больше не лезь ко мне со своей моралью, слышишь? Сыт по горло! Под расписку мораль получал тринадцать лет. С меня хватит! Не послушаешься пепяй на себя... Чего она скрипит? - с досадой поморщился он, когда дверь соней с визгом повернулась на петлях, пропуская хозяйку.

- Скрипит, - согласилась Раиса - Она напоминает женщинам об их одиночестве.

- А мне она напоминает тюрьму, где каждая дверь - предупреждение. Сейчас я ее успокою.

Робинзон подошел к столу, отковырнул ножом кусок сливочного масла и вышел в сени.

Втроем они легко и незаметно выпили бутылку "столичной". Старухе понравились консервы, она уже скребла вилкой по дну второй банки. Робинзон навалился на соленые грибы. Ему доставляло большое удовольствие брать грузди полностью, но разрезая на куски.

Смачно шевеля массивными челюстями, он кивнул в сторону пустой бутылки, посетовал:

- Маловато прихватил, недотепа! Придется в магазин сбегать.

- Зачем же в магазин? - засуетилась Агриппина Тарасовна. - Вы дайте мне денег, а я к Гаврилычу схожу. У него водочка отменная, не чета государственной.

Эту, говорят, теперь изготовляют пз отводов древесины да из нефти... Химичат все. Фу, дрянь какая. А денежки дерут немалые.

- Это верно, мамаша, - согласился Робинзон. - Вот мы, грешные, на это дело свои трудовые и тратим, - добаггил он, вытаскивая из кармана пухлый бумажник.

Вскоре Агриппина Тарасовна принесла массивную черную бутылку из-под шампанского. Опа вытащила ее из-за пазухи, любовно вытерла фартуком и с гордостью поставила на середину стола. Робинзон по давней привычке подбросил тяжелую бутыль в воздух, ловко поймал ее в левую руку и стукнул по дну мощной ладонью.

Пробка легко вылетела. Пахучая мутноватая жидкость с бульканьем полилась в рюмки.