Первый выстрел.

Темная фигура покачнулась.

Второй выстрел, и фигура согнулась вдвое.

Пуля чиркнула по песку рядом с ухом Василия, но это была чистая случайность. Теперь «железнодорожнику» оказалось не до оперуполномоченного. Завывая, он корчился на песке.

Сначала Василий попытался встать, но понял всю бессмысленность этой затеи. Тогда, изо всех сил отталкиваясь от земли левой рукой и здоровой ногой, он пополз к раненому врагу. Но почти сразу остановился, сел. Прицелился. Выстрелил. «Железнодорожник» взвыл от боли. Теперь роли переменились.

— У меня в барабане еще три пули, — начал Василий. — Так вот, если хочешь умереть, то ответишь на два моих вопроса, после чего твои мучения прекратятся раз и навсегда. И хватит завывать, у меня к тебе три вопроса. Первый: как тебя зовут?

— Да пошел ты…

— Ответ неправильный… — и очередная пуля вошла в запястье руки «железнодорожника», который пытался дотянуться до пистолета.

— Карл Кляйн.

— Уже лучше, — улыбнулся Василий. Подобный способ допроса ему не нравился, но ничего другого он придумать не мог, к тому же нужно было спешить. Самое большее через час тут появится подкрепление, и тогда… Впрочем, это следующая проблема, а сейчас сложилась такая ситуация, когда загадывать вперед было бессмысленно.

— Для немца ты слишком хорошо говоришь по-русски.

«Где-то я уже это говорил», — пронеслось в голове у Василия, но сейчас было не время и не место предаваться воспоминаниям.

— Второй вопрос: кто тебя послал?

— Вилигут…

— Хорошо.

— Ты обещал… — зажимая живот, простонал Карл, корчась на песке. — Ты обещал…

— Последний вопрос: зачем ты здесь?

Но «железнодорожник» на этот вопрос не ответил. Дернувшись всем телом, он замер. В первый момент Василий даже не понял, что случилось. А потом, поняв, мысленно обругал себя последним идиотом. Немец умер, так и не сказав ему ничего существенного. Из разговора с Кляйном он понял две вещи: басмачи по той или иной причине ищут таинственный город Старцев, и в этих поисках тем или иным образом замешано Аненербе. Кроме того, он в одиночестве оказался во дворе заставы, куда вот-вот вернутся люди некоего Хасана. Чудная перспектива. Единственной надеждой был тот самый подвал, куда Василий забыл заглянуть.

До двери подвала оказалось метров двадцать, и это были самые длинные метры в его жизни. Где-то на полпути Василий понял, что не доползет. И еще, посмотрев назад, он увидел протянувшийся кровавый след. По нему бандиты живо его отыщут. И все же… Подвал был единственной надеждой на спасение. Напрягая все силы, Василий полз к заветной двери. Уже рассвело. Солнце взошло, осветив догорающий костер, окруженный шестью трупами. Но…

Вот за воротами застучали копыта, и тогда Василий понял, что не успеет. Последние три метра встали непреодолимой преградой. Что ж, по крайней мере, он дорого продаст свою жизнь. Бандиты надолго запомнят…

Перевернувшись на спину, Василий перезарядил револьвер и стал ждать.

В ворота влетел первый всадник, пронесся мимо костра, натянул поводья… Высокий, тощий, в длинном халате и чалме, с кривой саблей в дорогих ножнах, он больше походил на араба. Василий уложил его с первого выстрела. Но не успел мертвый басмач выпасть из седла, как через открытые ворота толпой въехало сразу человек десять. Василий вскинул револьвер. Руки его дрожали от усталости — все-таки он прополз большую часть расстояния до подвала. Ему не хватило каких-то полчаса. Правда, следы… они все равно бы остались, но сейчас Василий об этом не думал. Он планомерно стрелял, разряжая револьвер в массу всадников. Сколько человек он убил? Одного? Двух? Трех? Он так и не понял.

Когда патроны в барабане закончились, он попытался перезарядить револьвер. Но руки едва слушались его. Перед глазами плыли красные крути. В какой-то момент он различил, как чей-то поставленный командирский голос прокричал:

— Не стрелять. Возьмите его живьем.

И тут же на него накинулось десяток бандитов. Они схватили Василия, стали выворачивать руки. А он все машинально жал на курок, однако боек лишь глухо щелкал по пустым гильзам.

Василий отчаянно отбивался. Но что он мог противопоставить десятку врагов, тем более раненый, распростертый на земле? Кому-то он все же заехал по бритому черепу рукоятью револьвера. Но этим, пожалуй, все и ограничилось. Сначала он почувствовал, как чьи-то цепкие пальцы вырвали оружие из его рук. Потом на него обрушилась волна вони — запах потных тел и перепрелых тряпок, а в конце его приподняли, пытаясь поставить на ноги. Василий сопротивлялся, но боль в дважды простреленной ноге была чудовищной. Она отнимала большую часть сил. И вновь Василий, не устояв, рухнул бы на землю, если бы не басмачи, удерживающие его в вертикальном положении. А в конце страшный удар обрушился ему на затылок.

Кровавый туман, стоящий перед глазами, поплыл. Здоровая нога Василия подкосилась, и он упал на колени. От этого боль в бедре стала еще сильнее. И тут сознание милостиво оставило его, погрузив в черный омут полного неведения.

Мерно покачивались носилки. Нещадно палило солнце. Но не это «разбудило» Василия. Последнее, что он помнил — боль, страшная боль в ноге. Сейчас никакой боли не было. Наоборот, он ощущал странную легкость во всем теле. Он словно парил над землей, мерно покачиваясь в такт… но чему в такт, он так и не понял.

А потом раздались голоса. Странная речь, в которой слышались гортанные звуки. И отдельные слова, которые Василий если и не мог перевести, то узнал непременно. Например, «русишен швайн».

Первым желанием Василия было открыть глаза, но он сдержался. Лучше пусть окружающие думают, что он без сознания. Быть может, за ним тщательно следят, и стоит дрогнуть реснице… А вот о том, что произойдет после этого, Василий старался не думать. Тут все было не так просто: бандиты-басмачи, немецкий агент, внедренный как железнодорожник, его вопросы и странная осведомленность в делах Василия…

Нет, лучше пока не двигаться и попытаться узнать, что нужно от него его похитителям. Вот только обидно, что говорят они на немецком, а не на русском…

И еще один вопрос, куда его везут? На базу басмачей, спрятанную где-нибудь далеко в горах? Все может быть… все может быть. Но главное в том, что он жив и не связан.

Василий попытался пошевелить раненой ногой. Получилось, хоть и больно. Значит, не все так плохо. Однако с костылем далеко не уйдешь. Да еще и сам костыль найти надобно. А пока… пока пусть все считают, что он по-прежнему пребывает в царстве Морфея…

Но не тут-то было. Неожиданно на его голову обрушился настоящий водопад. Вода попала в нос, стало нечем дышать. Инстинктивно открыв рот, Василий начал отплевываться. Потом, поняв, что его хитрость разгадана, открыл глаза.

Он лежал на носилках, которые везли два ишака — один спереди, второй сзади. А рядом с ним на арабском жеребце гарцевал европеец в костюме, очень похожем на военную полевую форму. Рядом с ним ехал азиат в парчовом халате, расшитом золотыми нитями.

— Добро пожаловать в мир живых, Василий Архипович, — улыбнулся Василию европеец. Голос у него был неприятный, резкий, словно кто-то водил напильником по стеклу, и еще акцепт. — А то вот мы с князем Хасаном даже заволновались, не переусердствовали ли наши парни.

— Не могу сказать, что рад пробуждению, — в тон незнакомцу ответил Василий. — Тем более что, похоже, наша встреча не сулит мне ничего хорошего.

— Ну, это как посмотреть, — вновь улыбнулся незнакомец. — Вот, например, мой друг Хасан хотел снять с вас кожу заживо, а потом обварить в раскаленном масле… — небольшая пауза, видимо, предназначалась для того, чтобы Василий почувствовал всю безысходность своего положения. — Оно и понятно, Василий Архипович, вы постреляли его людей, потом разбудили ни свет ни заря этой дурацкой выходкой с цистерной. Старик-железнодорожник нам все рассказал… не сразу, но рассказал… Знаете ли, у каждого убитого вами воина есть сыновья и братья… вы знаете, что такое кровная месть… Да… — тут незнакомец опять покачал головой. — И тем не менее я уговорил своего друга Хасана, — кивок в сторону парчового халата, — оставить вас в живых. А ведь вы, Василий Архипович, и меня обидели, убили господина Кляйна. Хороший был агент, пусть земля будет ему пухом…