— Я согласен, — кивнул я Старцу. — Это достойный дар.

— Еще я наделю тебя необходимыми способностями для того, чтобы выжить в кровавом водовороте, надвигающемся на мир. Ты будешь мастером клинка и рукопашного боя. Тебе не будет равных в стрельбе. Нет, я не стану, да и не смогу сделать из тебя непобедимого героя. Всегда найдется тот, кто стреляет, фехтует и дерется лучше тебя, но в отличие от них, у тебя эти знания будут интуитивными, а не вновь приобретенными. Да, и еще, конечно, искусство дипломата. При необходимости, с помощью слов убеждения ты сможешь выкрутиться из любой безнадежной ситуации, доказав своим оппонентам, что черное есть белое, и наоборот. Тем самым я дам тебе шанс выжить, не пропав безвестно под колесами истории.

— Я согласен, — вновь повторил я, и прежде чем Старец продолжил, добавил: — Ну а третье желание я оставлю на потом.

— На потом? — удивился плененный Бог.

— Да, — подтвердил я. — Ты сам сказал, что впереди тяжелые времена. Невозможно предсказать, что нас ожидает, так пусть у меня будет туз в рукаве. Ты будешь мне должен, и в тот миг, когда я попрошу тебя помочь мне, ты сделаешь необходимое.

Теперь настало время задуматься Старцу. Мне показалось, что молчание его будет длиться вечно. Я вновь замер, прислушиваясь. Но в подземных коридорах царила мертвая тишина.

— Хорошо, я согласен, — наконец ответствовал мне Старец. — Но ты сможешь призвать меня лишь один раз. Я — враг людям, точно также, как любой человек — враг моей расе, и, следовательно, когда я выполню твое третье желание, мы снова станем врагами.

— Да будет так.

— А теперь ты должен меня освободить.

Я кивнул. Спустившись вниз по узкой, почти незаметной лесенке, я заложил крошечные кусочки динамита в основание цепей, вмурованных в стену.

— Я вырву цепи из стены, — объяснил я.  — Ты станешь свободен, но оковы снимешь сам.

— Ладно, — согласился Старец. — На самом деле, я и сам бы мог освободиться от цепей, если бы не… впрочем, об этом тебе незачем знать.

— А теперь зажмурься.

Я чиркнул спичкой и закурил сигарилью, специально прихваченную для этого случая. Несколько глубоких вдохов. Я закашлялся, но на кончике сигарильи теперь разгорелся ярко-красный уголек. После этого я поднес уголек к кончикам шнуров, вставленных в кусочки динамита, а потом отошел подальше.

Бум! Бум! — двойное эхо и вырванные из стены цепи упали на землю.

А потом… потом сами цепи зашевелились, вытянулись к потолку, словно живые щупальца, и стали постепенно наливаться алым светом. На черном металле проступили ярко-красные руны, чем-то похожие на древнеславянскую вязь. Я еще дальше отступил, прижался к холодной склизкой стене, впился в нее руками. Все, что было до этого, отступило перед страхом при виде истинного, не прикрытого ничем колдовства, здесь, в глубине земли, где по собственной воле я оказался один на один с древнейшим чудовищем-богом. По сравнению с этим зрелищем и демон в китайской гробнице, и тот, кого я призвал с помощью икринки Дагона, были лишь детскими фантазиями. Здесь сам воздух вибрировал от перенасытившего его колдовства…

А потом цепи стали рассыпаться искрящимися красными угольками. Несколько минут, и Старец был свободен.

— Что ж, ты выполнил свое обещание, жалкий человечишка, с помощью достижений науки своего никчемного рода ты разорвал колдовской круг. Теперь подойди и получи обещанное…

Но я не мог подойти. Меня сковал страх. Я не мог и шага ступить. В тот миг мне больше всего хотелось пасть на колени и молить у колосса неведомой мощи о спасении. Молить о том, чтобы он не тронул меня, клясться ему в вечной преданности… Но ничего этого я так и не сделал. Я был намертво скован страхом. Винчестер и лампа выпали из моих рук. Но в последних теперь не было необходимости. Теперь светились сами стены подземного зала. Медленно пульсируя, они испускали мягкий зеленоватый свет, отчего все вокруг казалось зыбким и призрачным.

Не знаю, то ли Старец понял, в каком состоянии я нахожусь, то ли он просто не хотел ждать, не желал хоть одну лишнюю минуту находиться в этом ужасном месте, но он вытянул пару щупалец. И только когда они приблизились ко мне почти вплотную, я увидел, что каждое из них заканчивается не присоской, а небольшой пастью с длинными, острыми, как иглы, зубами, на которых желтыми каплями поблескивал яд. Я хотел закричать от ужаса, но звуки комом застряли у меня в горле, а тело начала бить дрожь. И все это время я проклинал себя, проклинал за свой безумный замысел; за то, что убил священника, за то… Да впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

Мгновение, и щупальца сошлись, охватив мою голову. Я чувствовал покалывание зубов-игл, яд твари разъедал мне кожу. Казалось, одно движение, и эти иглы пронзят мою плоть.

А потом в мой мозг хлынули образы. Не берусь описать, что я увидел, могу лишь сказать, что почти ничего не запомнил. Природа смилостивилась над моим разумом, и я лишился сознания…

Когда я пришел в себя, в зале никого не было. Старец исчез. Стены перестали мерцать. Я лежал в кругу желтого света лампы, сжимая в руке винчестер. Голова болела страшно, но я как-то по-другому видел мир… И только через несколько секунд я осознал: я видел в темноте. Видел в темноте! Мне не передать это ощущение, но окажись у меня в руках газета, я бы даже при погашенной лампе смог бы прочитать печатный текст.

Желая удостовериться, я притушил свет лампы, а потом и вовсе погасил ее. Да, я видел, видел в темноте.

Медленно, покачиваясь, словно боксер после хорошего нокаута, я встал и, опираясь на карабин, как на трость, поднялся на смотровую площадку и оттуда обвел взглядом древний зал. Теперь в нем не осталось ничего таинственного и загадочного. Обычный старый подвал с полусгнившей кирпичной кладкой. Колдовство, очарование этого места ушло, покинуло его навсегда. Передо мной была раковина, из которой вынули жемчужину. Пустая оболочка.

Повернувшись, я направился в темный лабиринт. Прошел мимо мертвого священника. И только тут до меня стало доходить, что же я сотворил. Я выпустил в мир демона, соблазнившись его дарами.

Однако долго размышлять об этом мне не дали.

Впереди засверкали огоньки. У поворота, переминаясь с ноги на ногу, толкались два солдата и толстый полицейский-городовой. Всем троим было не по себе, а городовой то и дело вытирал лоб клетчатым платком, зажатым в толстой ладошке. Заметив движение во тьме-то есть меня, — он вытянул вперед руку с наганом. Я отлично видел, как ходит ствол. В таком состоянии толстяк не смог бы попасть в меня, даже если очень захотел бы. Но я не стал экспериментировать. Инстинктивно вытянув вперед руку, я широко растопырил пальцы, и губы сами произнесли заклятие…

(На этом рукопись барона Григория Арсеньевича Фредерикса обрывается. Отдельно к дневнику приложен листок с точным описанием местонахождения пещеры у оазиса Двойной скалы и перевод текстов-загадок для прохождения ловушек на дороге в Гоцлар.)