— Не понял?

— Из-за подобной херни ругаются мои родители. Ну, из-за этого и еще всякой несерьезной мелочи.

— Нет, — холодно ответил Олдридж. — Мы ругались из-за того, что я каждый раз вздрагивал, когда он ко мне прикасался. Из-за того, что я постоянно на него смотрел. Из-за моего жуткого поведения. Из-за холодности и отстраненности. Из-за того, какая я сволочь. И эгоист. Особенно в постели.

Мигель скривился. Этот Тим, похоже, самовлюбленный индюк.

— Я считал тебя полной противоположностью эгоизму, по крайней мере, пока ты меня за дверь не выставил. Но с прикосновениями у тебя проблемы, да?

— Мы уже определились, что я ненормальный, — док охренеть, как чопорно это сказал.

— К черту нормальность. Какие у тебя... э-э... жесткие границы?

— Мои что?

— До того, как Луна унеслась надирать тебе задницу, она мне целую лекцию прочитала на тему границ, стоп-слов и прочей фигни. Потому что все проблемы в сексе решаемы, ее слова. Мы просто должны договориться.

— Матерь божья. Мы, как два слепых, ведущих друг друга.

Мигель фыркнул.

— Есть такое. Ты мне нравишься, papi. Очень сильно. А от твоего члена я просто в восторге. Я готов решить любые возникшие у тебя проблемы.

— Как великодушно с твоей стороны, — сухо произнес док.

— Я хочу попробовать, — Мигель проигнорировал сарказм Олдриджа. — Пожалуйста.

И снова док надолго замолчал.

— Ты здесь, papi?

— Наверняка, я об этом пожалею, но ладно.

— Ладно что?

Олдридж фыркнул.

— Хорошо, мистер Кордеро-Руис. У нас будут правила. Меры предосторожности. И мы должны оставаться очень осмотрительными.

— Но мы попробуем? — Мигель был взволнован так же, как ребенок в рождество.

— Да. Мы попробуем.