Он снова вдруг почувствовал тошнотворное головокружение, и на этот раз в буквальном смысле.
Бойс Ганн в тревоге вскочил на ноги. Он не мог не вспомнить о странном головокружении, которое предшествовало его падению в двадцать миллиардов миль глубиной... и это было то же самое ощущение, которое он испытал перед нападением пироподов на катакомбы Планирующего...
Но на самом деле причина была совсем в другом. Это ощущение сейчас легко объяснялось. Вагон субпоезда тормозил свой бег. Наконец, он застыл, медленно вращаясь между силовыми катушками в вакууме туннеля.
Если у Ганна и могли появиться сомнения относительно своих ощущений, то крики охранников быстро развеяли бы эти сомнения. Казалось, все пассажиры шарового вагона кричали одновременно.
— Что случилось? Мы остановились! Великий План, мы на глубине в пару сотен миль... Температура... Помогите... Выпустите меня!
Голоса сливались в неразборчивый шум, но в каждом из них, словно лезвие ножа, слышалась нотка паники. В вагоне субпоезда царил ужас, который невозможно было уменьшить словами, потому что причина его была слишком реальна.
Машин-сержант сразу оценил ситуацию. Кивнув антеннами радарного шлема, он проревел:
— Вперед, выходи! Эти бараны передавят друг друга, если мы их не приведем в порядок!
Бойс Ганн был оставлен в одиночестве. Он слышал, как охранники криками отдают приказы, наводя спокойствие среди пассажиров субпоезда. Кажется, никто не мог сказать, что происходит. Поезд остановился, вот и все. Они повисли на глубине в несколько сотен миль, в жаре, которая была способна расплавить алюминий, где давление в пыль сокрушает даже алмаз, где их предохраняют только силовые кольца туннеля. Видимо, та же причина, которая задерживала движение перед их отъездом, снова вмешалась в движение поездов.
Разница была только в одном — здесь их не могла отыскать рука помощи со станции, и если бы в работе катушек силовых полей произошел сбой хоть на секунду, они погибли бы мгновенно. И даже если поле не исчезнет, они все равно умрут через несколько дней от удушья, если поезд не сможет снова двигаться.
Потом, совершенно неожиданно, Ганн почувствовал новый толчок — вагон пришел в движение.
Только когда громадная сорокафутовая сфера набрала скорость, Ганн осознал, что все это время почти не дышал. Люди за пределами купе испустили всеобщий вздох облегчения. Один за другим возвращались охранники, весело переговариваясь и смеясь. Теперь они казались почти такими же, как все остальные люди. Они не включили Ганна в разговор, но и не старались заставить его молчать. Один из них даже исчез на несколько минут и вернулся с подносом напитков из буфета...
И в этот момент громадный шар вагона снова тряхнуло. Толчок... визг раздираемого металла... и они остановились, словно врезавшись в какую-то преграду. Ганна и охранников швырнуло на противоположную стенку купе, словно пригоршню камешков.
Ганн слышал вопли и скрежет ломающегося металла вагона.
— Конец! — завопил кто-то. — Поле погасло!
И, погружаясь в черноту обморока — он еще не чувствовал боли, но сознавая, что истекает кровью, — он слишком сильно ударился о стену и встать уже не мог, — Ганн успел подумать: «Он прав. Это конец.»
Когда он снова открыл глаза и обнаружил, что до сих пор жив, он ощутил едва ли не разочарование. Он лежал в палате госпиталя. Голова раскалывалась — казалось, целый корпус барабанщиков попользовался ею для репетиции. Ганн все же рассмотрел из-под бинтов, что одна его рука заключена в белый кокон фиксатора.
Он уцелел.
Над Ганном склонилась сестра-общительница. Ганн произнес отчетливо:
— Я думал, что туннель рухнул.
— Тише, — мягко сказала сестра. — Он действительно рухнул. Но вы оказались у самой поверхности, и аварийной бригаде удалось откопать вас.
— Почти у поверхности? — скосив глаза, Ганн разобрал рядом с сестрой фигуру еще одного человека. На какой-то безумный миг ему показалось, что это сам Ангел Смерти, явившийся по его душу. Но потом он понял, что это всего лишь служитель-связник, державший в руке связь-куб и шептавший в скрытый в нем микрофон звенящие ноты.
— Значит... значит, я в центре обучения? — спросил Ганн.
Сестра кивнула.
— Попробуйте заснуть, — велела она. И Бойс Ганн был рад послушаться.
Целых три дня Бойс Ганн находился на положении выздоравливающего. Это было куда лучше, чем его прежний статус главного врага общества.
Ганн был пока свободен от опеки охранников — часть их погибла в аварии, и теперь им предстоял нелегкий процесс восстановления жизнедеятельности и замены поврежденных органов в одном из орган-банков. Ганн мог свободно гулять по крылу госпиталя, в котором находился.
Ему даже разрешили посещать комнату отдыха, которой заведовала девушка-общительница, напоминавшая ему Карлу Снег. Характер ее тоже был похож на характер Карлы. Она не показывала виду, что замечает воротник безопасности на шее Ганна. И, что важнее всего, она позволяла ему сколько угодно смотреть экран новостей.
Бойс Ганн так долго находился за пределами Земли, в Рифах и в штаб-квартире Планирующего, что совершенно отстал от текущих новостей.
Он сидел перед экраном, погруженный в мечты. Все, что происходило на экране, медленно погружалось в его сердце и сознание. Он с любовью смотрел на золотоволосых, длинноногих общительниц, нежно ворковавших слова предупреждения: «Работайте для Плана! Живите для Плана! Ведь вы не хотите попасть на „Небеса“ и послужить запасными частями для орган-банка!»
Хотя Ганн понимал, что имеет весьма высокий шанс оказаться в орган-банке и превратиться в запасные части, он не боялся того, о чем пели девушки. Это была часть той жизни, которую он утратил, и он хотел снова в эту жизнь вернуться.
И прежде всего он желал снова обрести себя.
Бойс Ганн не мог принять себя в роли врага Плана, который был жестоко наказан самим Планирующим, подвергнут угрозам генерала Вилера, допрошен сестрой Дельта Четыре. Этот Бойс Ганн был существом, родившимся на станции Поларис, человеком, жившим среди рифовых крыс и странных существ, называемых пироподами и пространственниками. Фигура этого Бойса Ганна не помещалась в рамки другой его личности. Ганн не мог найти сумму двух столь разных людей и вывести вектор будущей жизни...
Он сидел, выпрямившись, и смотрел новости.
Он смотрел передачу мировых новостей, но лишь половиной сознания воспринимал то, что видел. А показывали вещи довольно занимательные. Сводка новостей представляла собой набор почти одних катастроф — авария космического крейсера уничтожила полгорода, в Антарктиде произошло землетрясение, на субконтиненте Индии взорвался реактор на фабрике. Катастрофы происходили не только в отдаленных районах. На экране появилось сообщение об аварии субпоезда, из-за которой он очутился здесь, в госпитале.
Но интереснее всего, что это было подано как диверсия!..
Ганн не верил собственным глазам. Он едва понял, что речь идет о той самой аварии. Толстый тех-полковник вкрадчивым голосом выдвигал обвинения. Преступная конспиративная организация подложила бомбу в поезд с целью дискредитировать Планирующего и Машину? Злобная диверсия? Казалось, речь идет о каком-то другом происшествии на какой-то другой планете. И, самая большая нелепость, — его, Ганна, выставляли как сверхзлодея, а машин-сержанта — как его сообщника!
Ганн поставил на стол стакан с обогащенным витаминами соком и, прихрамывая, направился к общительнице, заведовавшей комнатой отдыха.
Он весь дрожал.
— Прошу вас, — взмолился он. — Вы видели только что? Что все это значит?
— Ну, ну! — жизнерадостно, но с укором сказала общительница. — Ваша обязанность перед лицом Плана — выздороветь как можно скорей. Вы должны подготовить себя к возвращению на службу. Никаких вопросов, никаких тревог... только отдыхать и выздоравливать!
— В передаче было сказано, — с трудом проговорил Ганн, — что в аварии субпоезда виноват я. Но это неправда! И сержант охранников, отвечавший за мою доставку... что с ним?