— Все, проехали. — Борис Дмитриевич хлопнул по столу ладонью. — Кстати, с деньгами вы разобрались?

— Нет. — Дульский преданно смотрел шефу в глаза.

— В каком смысле?

— В прямом. Я им денег не дал. Сказал, что вышлю потом. Завтра. Или послезавтра.

— Молодец. Вот, Митя, учись. И как они?

— Они? Орали, ругались. Морду мне грозились набить.

— Не набили же?

— Конечно, не набили. Попробовали бы только рыпнуться.

— Вот так и надо работать. Нельзя давать им расслабляться. На шею сядут. Через неделю вышли. Всю сумму, как договаривались. Пусть подождут. Суперзвезды, тоже мне… Все, ребятки, все. Теперь по делу. Шурик вчера привез тело, Кирилл занимается похоронами. Но тут такая петрушка вышла…

— Какая? — спросил Митя.

— Такая. Тебе Стадникова не говорила о завещании?

— Говорила.

— А ты его не читал?

— Нет.

— Ну, конечно. Ты другим был занят.

И снова холодная искра из глаз. Митя сморгнул. Может быть, это просто похмельные фокусы его с толку сбивают?

— В завещании черным по белому написано: «Мой прах после кремации развеять с борта вертолета над Петропавловской крепостью»… Что делать будем?

— Джон Леннон, — сказал Дульский.

— Что — Джон Леннон?

— Косит под Леннона. Это его так Йоко хоронила. С вертолета прах развеяла. У него же могилы нет, у Леннона. Пепел по ветру.

— Ладно, Леннон — это Леннон. С ним пускай другие разбираются. А нам с Лековым надо решить. Что делать будем?

Митя решил проявить инициативу. Реабилитироваться, так сказать, после вчерашнего.

— Что делать? То и делать! Это же круто. Снимем на видео. Сделаем клип. Бабы рыдать будут. Так трогательно — Петропавловка сверху, и пепел летит. Супер!

— Правильно мыслишь, студент. Молодец. Серега!

— Да.

— Займись этим вопросом. Нужно в мэрии согласовать. Чтобы не было никаких проблем. Пусть там подпишут разрешение, я не знаю, советник по культуре, что ли, или еще кто… Но чтобы бумага была с официальным разрешением. Сделаешь?

— Как два пальца…

— Делай.

— Борис Дмитриевич…

— Что, Митя?

— Я вчера говорил с Шамаем.

— Ого! Ты еще говорить мог?

— Да вот, видимо, мог.

— И что?

— Он сказал, в Москве большая работа пошла по Лекову.

— Чего-чего? Они-то что там затеяли? И когда успели?

— Не знаю. Только там уже все в курсе, все работает.

— Да что работает, е-мое?! Два дня прошло всего, как он отлетел. Что у них там уже работает?

— Шамай сказал, что будут делать фестиваль памяти Лекова.

— Так… Что-нибудь еще?

— Еще начнут писать альбом. Все звезды. И попса, и рок. Все. Валерий. Пугачев. Минадзе. «Гротеск». Пушкина. Аненкова. «Звездопад». Все москвичи. Он назвал имен двадцать. Какой-то виртуальный альбом, в нескольких вариантах, с голосом и гитарой Лекова. Суперпроект. Проект века, типа. Чтобы и рок, и попса, и чтобы всем нравилось.

— А откуда у них голос с гитарой?

— У них есть пленки, ранние концерты Васьки в Москве и Питере. И широкие ленты есть, студийные. С ними будут работать, монтировать, ремиксы мастерить. Потом монтировать с живыми звездами. Идея интересная…

— Кто занимается?

— Вавилов. «ВВВ».

— Ого! Быстро они сообразили… Ладно, Шурик сейчас приедет, я с ним на эту тему поговорю. Разберемся. Все права, ребятки, все равно у нас. Ольга вчера подписала протокол о намерениях.

— Ну, протокол — это еще не контракт.

— Контракт сейчас готовят. Очень большой получается контракт, все нужно забить. Это тебе не концерт в «Ленсовета» откатать. Это работа на много лет вперед.

— А подпишет она контракт-то? — спросил Митя, снова испытав странную неловкость.

— Подпишет. Это я беру на себя, — ответил Гольцман.

Митя промолчал.

— Подпишет, — повторил Гольцман после короткой паузы. — Никуда не денется.