Убежденность в том, что люди — самое главное богатство, укрепилась у Геннадия Павловича Корнеева, в прошлом инженера-экономиста, а нынче — продюсера не последнего ранга, после того как двадцать девятого августа девяносто восьмого года покончил с собой его институтский приятель, однокурсник Димка Зыков.
Димка был отличным студентом, после института трудился в каком-то НИИ, а лишь началось в стране шевеление в экономике, тут же смекнул, откуда, а точнее — куда ветер дует, и затеял свое дело.
С Корнеевым они дружили много лет, с первого курса. Гена никогда не проявлял ни малейшего интереса к современной музыке. Димка же, напротив, с ума сходил по рок-н-роллу, собирал диски, сыпал диковинными, неведомыми Корнееву названиями и без конца заставлял слушать все новинки, которые немедленно занимали свои места на бесчисленных полках и стеллажах, в тумбочках и шкафчиках, переполнявших квартиру Зыкова.
Пока Корнеев трудился на вещевом рынке, таскал шмотки из Турции и трахал маргинальных продавщиц, Димка сидел в ларьке, витрины которого были до потолка уставлены стопками «самописных» магнитофонных кассет: зыковская домашняя коллекция пластинок, которую друг Корнеев всегда считал деньгами, выброшенными на ветер, и деньгами, по тем временам и по материальному положению ее обладателя, немалыми, — эта коллекция неожиданно стала приносить плоды.
Сначала этих плодов хватало только на пропитание Зыкова, что тоже, по перестроечным временам, было немало, а потом Димка приобрел несколько хороших магнитофонов и погнал свою звукозапись таким галопом, что на стук копыт прискакали комиссары перестройки — поскрипывая черными кожанками и поигрывая, правда, не маузерами, а ножичками-выкидухами.
К удивлению пристально следивших друг за другом первопроходцев-кооператоров, а также всех друзей и знакомых Зыкова, которые предвещали ему обычные, унылые в своей безысходности рабские отношения с буревестниками организованной преступности, только вводивших в повседневный обиход граждан новое значение слова «крыша», Зыков как-то очень быстро договорился с «комиссарами», и дело его не то что захирело, а наоборот, стало стремительно расширяться.
Теперь у Димки был уже не один ларек, а почти десяток — возле станций метро в центре города, на Невском проспекте, на Московском, в самых «хлебных» местах. Кроме этого, появился у Зыкова и прилавочек со скромной надписью «ОПТ!» в клубе «Водоканал», где тогда находился ленинградский книжный рынок. Как Зыков протащил туда свои кассеты, никто сказать не мог, ибо на каждой стене клуба «Водоканал» висели крупные объявления, гласящие, что, кроме книг, никакие товары народного потребления в клубе ни обмениваться, ни продаваться не могут.
Объявления грозили штрафами, чуть ли не арестами, но на Зыкова все эти угрозы, как видно, не распространялись.
Потом Корнеев потерял Димку из виду, знал только, что тот перебрался в Москву и занимается оптовой торговлей на всемирно известной «Горбушке». А еще через два года Зыков возглавил производственный отдел крупнейшей издательской аудиофирмы «Модерн Мьюзик». Люди сведущие подшучивали над названием, произнося его как «More Than Music», поскольку слухи о том, что работники фирмы не только занимались выпуском аудиокассет и компакт-дисков, но также приторговывали недвижимостью, крутили банковские аферы и организовывали отправки больших партий автомобилей с европейских свалок, — эти слухи имели под собой все основания.
Корнеев, хотя уже и погряз в шоу-бизнесе по самые уши, практически не пересекался со старым приятелем, предпочитая работать с маленькими издательскими фирмами, которые платили сразу, расплачивались исключительно черным налом и готовы были идти почти на любые условия директора популярной группы. Для них в любом случае было выгодно получить альбом «Города N» — так назывался коллектив из Екатеринбурга, бразды правления в котором взял на себя Корнеев. Даже если фирма совершенно не умела вести дела и не зарабатывала на выпущенном альбоме, что было, в принципе, невозможно — «Город N» продавался стабильно и считался одним из самых устойчивых рок-коллективов, — то моральный капитал предприятия рос как на дрожжах. Иметь в своем каталоге несколько альбомов «Города» было престижно, а главное, полезно — такой козырь всегда срабатывал при переговорах с очередным потенциальным клиентом. Узнав, что заштатная фирма выпускает «Город», клиент сразу переставал давить и пыжиться, начинал разговаривать с продюсером серьезно и чаще всего соглашался на выдвигаемые условия.
До Корнеева, конечно, доходили слухи, что «Модерн Мьюзик» процветает, специализируясь, в основном. на русской попсе, однако не брезгует и артистами других жанров, при условии, что эти артисты кассовые. Капитал у «Модерн Мьюзик» был такой, что она могла купить на корню практически любого артиста и заплатить любой сногсшибательный гонорар, руководствуясь только одним принципом — имя должно быть громким и хорошо покупаемым.
На фоне такого благоденствия смерть Зыкова, случившаяся 29 августа 1998 года, через десять дней после кризиса, была для Корнеева полной неожиданностью.
Мужик взял и выстрелил себе в рот из нагана. Казалось бы, ни с того ни с сего. Насколько это было известно, на личном фронте Зыков не имел никаких неприятностей — он был заядлым холостяком, любителем дорогих проституток и вроде бы вообще не собирался вступать в серьезные отношения с представительницами противоположного пола. Что же до профессиональной сферы его деятельности… Вероятно, причины таились именно в этой области, но опять-таки никто — ни непосредственное начальство Зыкова, ни его коллеги-сослуживцы, ни секретарши, ни уборщицы, ни курьеры, которых в «Модерн Мьюзик» был уже если и не легион, то близко к тому, ни музыканты, с которыми Зыков дружил, пьянствовал и нюхал кокаин, — никто даже понятия не имел, что могло довести этого удачливого весельчака-жизнелюба до последней черты.
«Модерн Мьюзик», конечно, понесла крупные убытки, но стояла крепко и сдаваться не собиралась. Конкуренты только руками разводили — как это Зыков умудряется делать такую хорошую мину при столь сомнительной игре. Хотя, впрочем, может быть, и не столь сомнительной была его игра, по крайней мере, Дима по-прежнему ни в чем себе не отказывал, заключал договоры с артистами, которые после кризиса впали в состояние не прекращающейся ни днем ни ночью истерики, и даже платил им какие-то небольшие авансы. А это, по понятиям послекризисной ситуации, было делом совершенно уж немыслимым.