Как он и предвидел, Эйлиш снова рассмеялась. Она крутанулась вокруг одного из прикроватных столбиков и с театральным жестом упала на кровать.

— Вот что меня теперь ждет, дамы и господа. Всю жизнь я мечтала стать художницей, писательницей, композитором…. а в итоге войду в историю, как жена успешного автора, а не как независимый автор.

— А мне без разницы, войдем мы в историю или нет, — заверил ее Оливер, гораздо более серьезным голосом. — Единственное, что имеет для меня значение — это, чтобы ты была счастлива.

Эйлиш подняла голову и посмотрела на него. Серебристые глаза искрились радостью.

— Я всегда счастлива, — прошептала она. — Пока ты со мной… разве может быть иначе?

Девушка похлопала ладонью по кровати, чтобы он присоединился к ней, и Оливер не заставил уговаривать себя слишком долго. Какое-то время они молча лежали рядом, глядя на балдахин над их головами, держась за руки и слушая, как миссис Мюррей открывает дверь дома, выходит в сад и принимается болтать с соседкой. Район был поспокойнее, чем у Кодуэллс Касл, можно сказать, что единственным источником шума, помимо квохтания двух старушек, были птицы, свившие гнездо в ветвях деревьев, ласкающих окна дома.

— Итак, миссис Сандерс, именно на этой кровати мы теперь будем заниматься любовью…

— Похоже на то, мистер Сандерс. Хотя, как мне кажется, вы говорите об этом в совершенно недопустимой манере. Вы почти заставили меня покраснеть, словно я вновь стала невинной школьницей.

— Подожди, еще не пришло время краснеть. Когда мы, наконец, получим ключи, отделаем дом в нашем вкусе и, наконец, останемся здесь одни… — он повернулся к ней, Эйлиш сделала тоже самое и посмотрела на него тем самым дерзким взглядом, который всегда начисто лишал его разума, — вот тогда мы и обновим наш новый дом совершенно незабываемым действом.

— Боюсь, с этим «действом» придется подождать, — ответила, развеселившись, Эйлиш, беря руку Оливера и кладя ее на выступающий живот. — Хоть ты и твердишь без конца, что я даже беременная выгляжу замечательно, но я похожа на кита…

— Глупости. У тебя никогда так не сияли волосы и кожа. Ты прекрасна.

— Но мы не должны так часто беспокоить малышку. Мне кажется, пришло время немного подуспокоится. До ее рождения осталось всего два месяца. В конце концов, у нас еще вся жизнь впереди. По-моему, стоит подождать.

Оливер фыркнул, но не мог не признать ее правоту. И, словно поняв о чем шла речь, что-то шевельнулось под его пальцами. Что-то, слишком похожее на крошечную ножку, натянувшую фиалковую ткань, покрывавшую живот Эйлиш. Оливер мгновенно сел на кровати.

— Ты это почувствовала? Почувствовала, как она пошевелилась? Я чуть не ухватил ее за ножку!

— Разумеется, я это почувствовала, — рассмеялась Эйлиш. — Она каждое утро так делает и успокаивается только во время уроков рисования, которые я посещаю вместе с Вероникой. Наверное, она хочет быть акварелистом.

Но Оливер ее не слушал. Словно зачарованный, он смотрел как вновь и вновь появлялся, сжимался и исчезал в складках платья бугорок. Он взглянул на Эйлиш и тряхнул головой, словно не мог осознать то, что только что увидел.

— Как ты можешь считать, что это не красиво? — тихо спросил Оливер, окидывая жену взглядом с головы до ног. — Вся ты, вот такая, как сейчас…

Вместо ответа Эйлиш обхватила его за плечи и притянула к себе. Оливер лег на нее, опираясь локтями и, не заставляя себя упрашивать прижался губами к губам Эйлиш в поцелуе, который за последние два года превратился в неотъемлемую часть его существования, такую, например, как биение его собственного сердца.

Но на этот раз он впервые почувствовал, что магический защитный круг расширился и принял в свои объятия уже не двоих, а троих человек. Когда Эйлиш отстранилась от него через несколько секунд, то заметила, что его глаза увлажнились.

— А сейчас, мистер Сандерс, спуститесь вниз и скажите миссис Мюррей «Да!». Скажите, что мы хотим этот дом и хотим жизнь, которая нас в нем ждет.

Глава 4

Когда Александр в 17.15 подошел к Магдален-колледжу, попыхивая трубкой, то обнаружил стоящего там Лайнела, который подпирал спиной украшенные каменными розами ворота, выходящие на Хай-стрит.

— Поверить не могу! — удивился профессор. — Впервые в истории мне не придется тебя ждать!

— Просто сегодня у меня не было занятия поинтереснее, а твои нынешние студенточки просто отрада для глаз, — ответил Лайнел с отлично знакомой Александру блудливой улыбкой на устах. — Похоже, урожай 1905 года оказался как никогда многообещающим. Думаю, мне стоит почаще приходить к тебе на работу.

Как раз в это время мимо проходила стайка девушек и, похоже, они услышали его слова, так как весело рассмеялись, а одна из них, очаровательная кудрявая девушка с веснушками, улыбнулась парню прежде, чем последовать за подружками. Лайнел подмигнул ей, и она ответила ему тем же.

— Это дочь Томаса Ханта, нынешнего ректора колледжа, — предупредил Александр.

— Отличный повод познакомиться с ней поближе, а также со всеми, кого ей захочется мне представить. Для твоей карьеры будет очень полезно, если мы укрепим наши связи.

— Если бы я знал, что моя карьера зависит от тебя, Лайнел, то пошел бы прямиком на мост и бросился в реку, — ответил профессор, убирая трубку. Через плечо Лайнела он заметил приближающегося по Хай-стрит Оливера. — О, отлично, все в сборе.

— А вот и наш Папагено, правда, на этот раз он пришел без Папагены[29], — Лайнел поприветствовал друга толчком в плечо. — Ты потерял ее по дороге?

— У нее сегодня слишком дел, чтобы еще и с нами встречаться, — ответил приятель. — Ей очень хочется выяснить, что мы замышляем, но она так серьезно относится к своим занятиям в Школе искусств, что не хочет пропустить ни одного.

— Она и правда не отдыхает ни минуты? — признал Александр. Они пошли вдоль Магдален-колледжа, перешли дорогу по направлению к Ботаническому саду, куда студенты ежедневно ходили, чтобы полюбоваться тысячами экземпляров растений, высаженных в оранжереях и клумбах. — Я не понимаю, откуда она черпает столько энергии, особенно, учитывая ее нынешнее состояние. Она то посещает уроки рисования, то играет на фортепиано, которое мы ей подарили, то на арфе…

— А еще она учится готовить у Мод, — улыбнулся Оливер. — Причем довольно успешно. По крайней мере, теперь еда подгорает у нее не так часто как пару месяцев назад.

— Дааа, я все еще помню ревеневый пирог, который она испекла на последний день рождения Вероники, — высказался Лайнел. — Мой желудок больше никогда не будет прежним.

— А мне он показался многообещающим, — как всегда примиряюще добавил Александр. — Но, думаю, кулинарные способности Эйлиш мы обсудим чуть позже. Сейчас у меня для вас есть более важная тема для разговора, которая имеет непосредственное отношение к «Сонным шпилям».

И он принялся рассказывать все, что касалось Савиньи. Как он и предполагал, приятели тоже возмутились слежкой за Александром и обеспокоились скрытыми в письмах угрозами. Причем больше всех происходящим заинтересовался Лайнел.

— Этот тип — самый настоящий кретин, — воскликнул он. — Не понимаю, как ты согласился на встречу с ним.

— А я и не соглашался, — ответил Александр, пока они не спеша шли по дорожке, ведущей к основному водоему сада, в центре которого бил фонтан, вокруг были расставлены каменные кувшины и скамьи, на которых сидели парочки. — Он не оставил мне выбора, и, хоть он и пишет, что никому из Магдален-колледжа не расскажет о моей деятельности в «Сонных шпилях»…, думаю, мне не стоит рисковать и провоцировать его еще больше.

— Ты знаешь, лично меня никогда не заботил тот факт, что кто-то может узнать о том, что я являюсь одним из редакторов, — пожав плечами, сказал Оливер. — Но мне крайне неприятны затеянные этим Савиньи игры.

— К тому же, наверняка он расскажет нам тривиальную историю про привидение его прапрадедушки, который погиб в битве при Ватерлоо, и теперь бродит где-то на чердаке, — продолжил Лайнел. — Пустая трата времени!

вернуться

29

Папагено и Папагена — птицелов и его подружка, персонажи оперы Моцарта «Волшебная флейта».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: