— Передача прекращена, — медленно произнес Май. — Отдых. Конец.

Движением, полным усталости, он откинулся на спинку кресла, и та послушно подалась под ним. Май поворочался на образовавшемся мягком ложе, устраиваясь поудобнее. Теперь спать, спать… Но сон не приходил и отдыха не было. Май с завистью подумал о тех, кто был на борту. Корабль описывает гигантскую замкнутую кривую на далекой окраине этой чужой Системы. В его просторной кают-компании собралась сейчас половина экипажа. Говорят, разумеется, о нем, вернее, о полете его поисковой капсулы вокруг безжизненного спутника загадочной планеты, единственной в Системе, где, судя по всему, могла существовать разумная жизнь.

Теперь сомнений уже не оставалось. Планета была обитаемой, и те, кто на ней жил, не замедлили со всей определенностью информировать об этом космических пришельцев: сначала, естественно, Мая, а через экран его капсулы — всю экспедицию. Но знали ли они, что поисковая капсула — всего лишь вестовой большого корабля, дрейфующего за миллионы километров от них? Разведчик был уверен: знали. Не могли не прийти к этому выводу, потому что…

— Ты спишь? — голос Фирна прозвучал приглушенно, как говорим мы, чтобы не разбудить человека на случай, если он все-таки уснул, хотя это и маловероятно.

Нить мыслей мгновенно прервалась. Май четко ответил:

— Нет. Я готов, капитан.

Последняя фраза была обычной формулой из Космического устава, прочно закрепившейся в сознании. Она вырвалась непроизвольно. Разведчик знал, что он имеет право отвечать не по-уставному, и Фирн тут же подтвердил это, сказав необычно мягко:

— Ничего не требуется. Я просто хотел спросить, не нужно ли тебе принудительное отключение. Ты переутомлен, Май, и, может…

— Не надо! — поспешно сказал разведчик. — Я сам.

— Как знаешь.

В голосе капитана было удовлетворение.

Поисковая капсула управлялась с корабля. Оттуда, с командного пункта экспедиции, включались системы объемного мыслеизлучателя и экрана, рассчитанного на прием ответных сигналов с чужой планеты; точно так же в случае необходимости могла быть подана команда на экстренное удаление капсулы с ее орбиты и возвращение на борт корабля. Только спуск на поверхность, если такое решение будет принято, Разведчику предстояло осуществить самому.

Но спуск задерживался.

Май включил сигнал вызова.

— Капитан, — сказал он. — Мы в чем-то ошиблись? Неужели мы в чем-то ошиблись? Но в чем?

Фирн отозвался не сразу, и, по существу, ответа в его словах не было.

— Постарайся заснуть. Не тревожься, Май…

Разведчик вновь остался наедине со своими мыслями.

"Не тревожься", — сказал капитан. Почему он сказал так? Разве не было десятков испытаний и Май не выдержал их? Стать Разведчиком — высшая честь для астролетчика, ибо здесь отбираются единицы из сотен. Разведчик — тот, кто первым вступает в Контакт, его могут ждать неожиданности настолько многочисленные и разнообразные, что диапазон допускаемых версий практически неограничен. Такова самая суть Контакта — встречи с неведомым миром. Конечно, ты можешь погибнуть, но не в этом самое страшное, и так говорят не ради красивой фразы. Просто так и есть на самом деле: ничтожная ошибка, допущенная Разведчиком в процессе установления Контакта, может обернуться последствиями самыми тяжелыми, вплоть до катастрофы в глобальных масштабах. Ведь встречаются два мира — две истории, две цивилизации, два образа мышления, два… Словом, все может оказаться разным, а возможно, противоречивым и даже враждебным. Не так ли было в последней, Великой войне, хотя в ней стояли друг против друга отнюдь не обитатели разных планет. Даже океан не разделяя их, и тем не менее два мира оказались настолько противоположными друг другу, что исключалась всякая возможность компромисса. Когда в страну Мая вторглись военные машины врагов, каждому стало ясно: победа или исчезновение с лица планеты, дальнейшая жизнь по законам, по которым жил его мир или смерть. Середины не оставалось. Это понимали даже малыши — такие, каким был в то время он, Май.

Давнишнее, сначала смутное, воплощенное только в чувство, воспоминание всплыло в памяти Разведчика. Оно становилось все четче, краски делались контрастнее, оживали запахи, звуки, все это наполнялось невыносимо резкой жизнью ощущений… Прошлое обретало плоть, пронизанную болью, потому что доминирующей эмоцией был страх, и у нынешнего Мая пойманной птицей билось сердце, кровь все сильнее стучала в висках.

Внезапно все кончилось. Исчез грохот, падающий с пылающего неба, разом погасли зарницы взрывов, не стало ужаса. Мая — тогдашнего, маленького придавило чем-то тяжелым и мягким, стало трудно дышать, однако он не успел вновь испугаться.

— Май! — отчаянный и пронзительный раздался крик, знакомые руки высвободили его из-под тяжести, и он, как спасение, ощутил родной слабый запах цветов, который в его сознании всегда был неотделим от матери.

Позже Май узнал, что его прикрыл своим телом незнакомый воин и принял на себя смерть, прилетевшую с грохочущего неба.

Великая война была долгой. Агрессоры встретили сопротивление, которого не ожидали. Непоколебимо уверенные на первых порах в своем могуществе, теперь они уже сами боролись за свою жизнь и тем яростнее были в схватке. Впоследствии война получила название Великой — гордое, звонкое название. Но в народе ее окрестили также Кровавой, и тут не было никакой метафоричности. Кровь лилась широким потоком — обыкновенная, красная горячая кровь, ее не хватало для раненых, погибавших в госпиталях, потому что никакие медикаменты не могли заменить алой жидкости, вытекающей из бесчисленных ран.

Многие женщины и те из мужчин, кому не довелось по различным причинам воевать с оружием в руках, отдавали свою кровь Обществу. А чтобы организм мог восстановить ее, им выделяли из скудных запасов питания дополнительную малую толику.

Мать отдавала ее Маю, и он радовался, как звереныш, который умирает от голода, и вдруг ощущает на языке живой вкус пищи, и жадно поедает ее, не задумываясь ни над чем.

Однажды в темной холодной комнате (энергия была нужна для войны) мать сидела с ним над жалким, грозящим погаснуть огоньком, а потом сразу упала на этот огонек, лишившись сил от полного истощения. Тихо плача, Май с величайшим трудом оттащил ее в сторону. Они долго лежали рядом на полу в изнеможении. Потом мать поднялась, достала из какого-то тайника крошечный кусочек лакомства и отдала его Маю, и он, как всегда, жадно и бездумно проглотил его. В комнате было несколько таких тайников. Мать прятала в них крохи съестного, чтобы Май не нашел и не съел сразу. Спрятав же, плакала, но и об этом Май узнал много позже.

Шло время, война не кончалась, Май подрастал и начал понемножку понимать, что мать отдает ему львиную долю еды. Теперь он протестовал, получая содержимое тайников. Однако мать уверяла, что она сыта, и отказывалась от доли, которую он упрямо выделял ей. Стыдясь и ненавидя себя, Май в конце концов съедал все без остатка.

Те, из враждебного мира, были повержены. Часть их — безнадежные фанатики — предпочла погибнуть. Остальные постепенно учились видеть мир не в кривом зеркале, как прежде. Наступила эра Гармонии. Это был мир, о котором еще никто не рассказал по-настоящему. А сейчас такая задача была возложена на Мая, и ее сложность неизмеримо возрастала оттого, что рассказывать надо было неведомым представителям неведомой планеты, открытой экспедицией после четырех больших циклов межзвездного полета.

В замкнутом пространстве поисковой капсулы, по-детски свернувшись клубочком, крепко спал одинокий Разведчик Май, с блеском окончивший Университет Контактов, впитавший в себя мудрость великих знаний. Май, выдержавший труднейший экзамен на право называться Разведчиком. Май, находившийся в зените зрелой молодости, безукоризненно владеющий собой, холодный и четкий в минуту действия, ясный и наделенный девственной чистотой помыслов, — совершеннейший продукт Общества, которое жило по законам Гармонии.