Человек с картинками крепко сжал свои разрисованные кулаки.

Отец Вилла, совсем бледный, смотрел на эти злобно согнутые пальцы, эти суставы, эти свирепые ногти, под которыми в жестоком заточении пребывали два мальчишеских лица, яростно, безжалостно зажатые в живых черных тисках.

Две фигурки внизу бились в агонии.

Лицо Человека с картинками было сама безмятежность.

Но из-под пальцев правого кулака вниз упала яркая капля.

И яркая капля сорвалась из левого кулака.

Обе капли исчезли в просветах железной решетки на тротуаре.

Вилл ахнул. Лица его коснулось что-то влажное. Он хлопнул себя по щеке, потом посмотрел на ладонь.

Влага, ударившая его лицо, была ярко-красная.

Он перевел взгляд на Джима, который теперь тоже лежал спокойно, потому что истязание — реальное или воображаемое — как будто прекратилось, и они оба посмотрели вверх, где башмаки Человека с картинками высекали стальными гвоздями искры из стали решетки.

Отец Вилла видел кровь, которая сочилась из сжатых кулаков, но заставил себя смотреть прямо в лицо мистеру Мраку и сказал:

— Извините, больше ничем не могу вам помочь.

Из-за угла за спиной Человека с картинками появилась, бормоча и размахивая руками, одетая в пестрые цыганские цвета, лицо восковое, глаза скрыты под темно-фиолетовыми стеклами очков, Гадалка — Ведьма Пылюга.

В следующее мгновение и Вилл увидел ее. «Жива! — подумал он. — Унесенная воздушным шаром, упавшая вместе с ним, вся в синяках, несомненно, и все же вернулась — злая, как черт! Боже мой, злая и конечно же ищет меня!»

Отец Вилла увидел ее. От инстинктивного предчувствия кровь его загустела в груди.

Толпа весело расступалась, смеясь и обмениваясь впечатлениями о ее пусть потрепанной, но такой яркой одежде, стараясь запомнить ее прибаутки, чтобы потом пересказать другим. На ходу она щупала пальцами город, как если бы он был огромным гобеленом со сложнейшими, затейливыми узорами. И она распевала:

— Расскажу вам про ваших мужей. Расскажу вам про ваших жен. Предскажу ваше будущее. Скажу все о прошлом. Приходите, я знаю. Приходите к нам в Луна-Парк. Расскажу вам про цвет его глаз. Расскажу про цвет ее лжи. Расскажу, что у него на уме. Расскажу, что у нее на душе. Приходите, не расходитесь. Встретимся в Луна-Парке.

Дети потрясены, дети восхищены, родители в восторге, родители веселятся, сама же Цыганка — детище дна — знай себе продолжала напевать. В ее бормотании оживало время. Ее пальцы сплетали и рвали микроскопическую паутину, ловящую полет дыхания, движение былинок. Она щупала крылышки мух, души незримых бактерий, каждое пятнышко и крупицу слюдяной россыпи солнечного света, процеженного через движения тел и глубоко сокрытые движения душ.

Вилл и Джим скрючились, согнулись в три погибели, слушая ее слова.

— Слепая, да, слепая. Но я вижу то, что вижу, вижу, где я нахожусь, — негромко произнесла Ведьма. — Вижу под небом осенним мужчину в соломенной шляпе. Привет. А еще — это же мистер Мрак и… какой-то старик… совсем старый.

«Не такой уж он старый!» — мысленно крикнул Вилл, глядя на всех троих, потому что Ведьма остановилась так, что прохладная тень ее влажной лягушкой пала на спрятанных внизу мальчиков.

— …старик…

Мистер Хэлоуэй дергался, как если бы в живот ему вонзались холодные ножи.

— …старик… старик… — бормотала Ведьма.

Вдруг она перестала бормотать.

— А-ах… — Волосинки в ее ноздрях ощетинились, рот раскрылся, смакуя воздух. — А-ах…

— Постой-ка!.. — выдохнула Цыганка.

Ее ноги скребли воздух, точно незримую классную доску.

Вилл поймал себя на том, что беззвучно тявкает и поскуливает, словно обиженный щенок.

Пальцы Ведьмы медленно опускались, щупая цвета, взвешивая свет. Еще секунда, и указательный палец нацелится на решетку, давая понять: «Тут! Тут!»

«Папа! — подумал Вилл. — Сделай же что-нибудь!»

Человек с картинками, кроткий и терпеливый, теперь, когда возле него стояла слепая, но явно что-то учуявшая подруга-пылюга, любовно глядел на нее.

— Так… — Пальцы Ведьмы трепетали.

— Послушайте, — громко сказал отец Вилла.

Ведьма вздрогнула.

— Послушайте! — воскликнул отец Вилла, размашисто поворачиваясь к прилавку. — Отличнейшая сигара!

— Тихо… — произнес Человек с картинками.

Мальчики глядели вверх.

— Так… — Ведьма принюхивалась к ветру.

— Ну-ка я снова прикурю! — Мистер Хэлоуэй сунул кончик сигары в голубой вечный огонь.

— Тише вы… — настаивал мистер Мрак.

— Вы сами-то курите? — спросил отец Вилла.

Мощный залп его нарочито приветливых слов сбил Ведьму с настройки, она опустила ноющую от ушибов руку, стерла с нее пот, как вытирают антенну для лучшего приема, и снова подняла, вбирая ветер расширенными ноздрями.

— Х-ха! — Отец Вилла выдохнул густую струю сигарного дыма.

Дым окружил женщину красивым плотным облаком.

— Гха! — подавилась она.

— Балда! — рявкнул Человек с картинками, но мальчикам внизу было неясно, кому именно — мужчине или женщине — адресовано это слово.

— Эй, давайте и вам купим одну! — Продолжая дымить, мистер Хэлоуэй протянул мистеру Мраку сигару.

Ведьма оглушительно чихнула, отскочила и заковыляла прочь. Человек с картинками схватил было Чарлза Хэлоуэя за руку, понял, что переборщил, поспешно отпустил его и последовал за Цыганкой, признавая неожиданное, в чем-то нелепое поражение. Однако тут до него донеслись слова отца Вилла:

— Всего вам доброго, сэр!

«Зачем это, папа!» — подумал Вилл.

Человек с картинками вернулся.

— Как вас звать, сэр? — спросил он без околичностей.

«Не говори!» — подумал Вилл.

Чарлз Хэлоуэй поразмыслил, вынул изо рта сигару, стряхнул пепел и спокойно произнес:

— Хэлоуэй. Служу в библиотеке. Заходите как-нибудь.

— Зайду, мистер Хэлоуэй, непременно зайду.

Ведьма ждала его на углу.

Отец Вилла смочил слюной указательный палец, проверил направление ветра и послал в ту сторону облако дыма.

Ведьма отпрянула и скрылась за углом.

Человек с картинками посуровел, развернулся и зашагал прочь, яростно сжимая в кулаках чернильные портреты Джима и Вилла.

Молчание.

Под решеткой царила такая тишина, что мистер Хэлоуэй спросил себя: уж не умерли там мальчики от страха?

А Вилл внизу, с раскрытым ртом и увлажнившимися глазами, смотрел вверх, спрашивая себя: «Пресвятая дева, почему я не видел этого раньше?»

Папа высокий. Он даже очень высокого роста.

Однако Чарлз Хэлоуэй по-прежнему не глядел на решетку, его глаза были прикованы к веренице маленьких комет красной влаги, разбрызганной по тротуару кулаками исчезнувшего за углом мистера Мрака. В то же время теперь, после столь невероятного деяния, он удивленно созерцал самого себя, осваиваясь со своим новым, таким неожиданным состоянием, в котором чувство отчаяния сочеталось с полным спокойствием. Тщетно было бы спрашивать, почему он назвал свою подлинную фамилию; он сам не сумел бы разобраться и по достоинству оценить этот шаг. Сейчас он смог только поднять глаза на цифры на больших часах и говорить им, пока мальчики внизу слушали его голос.

— О Джим, Вилл, что-то происходит. Вы можете спрятаться где-нибудь, только не здесь, до конца дня? Нам надо выиграть время. Как следует поступать в подобных случаях? Никакие законы не нарушены — во всяком случае, писаные законы. Но у меня такое чувство, словно я уже месяц как умер и погребен. Вся кожа в мурашках. Прячьтесь, Джим, Вилл, прячьтесь. Я скажу мамашам, что вам нашлась работа в Луна-Парке, оттого вы не приходите домой. Прячьтесь, пока не стемнеет, а в семь часов приходите в библиотеку. Тем временем я просмотрю полицейские отчеты о луна-парках, наши газетные подшивки, книги, старинные фолианты — все, что может пригодиться. Даст бог, когда вы явитесь с приходом темноты, у меня будет готов какой-нибудь план. До тех пор будьте осторожны. И да хранит тебя бог, Джим. Да хранит тебя бог, Вилл.